Экономическая проблематика кооперации субъектов промышленных кластеров

Определение «кластера». С одной стороны, как и всякое сложное, мно- гостороннее экономическое явление, понятие кластера имеет широкое поле научного объяснения с позиции субъективности исследователя, фокуса изуче- ния, выборки эмпирического наблюдения и других аспектов. В этом контексте очень показателен анализ эволюции определений «кластера», представленный в работе Маркова Л.С. (2005⁹). С другой стороны, автор не готов согласиться с точкой зрения (многих) ученых, настаивающих на необходимости постоянной актуализации дефиниции, например в работе Смирновой Ю.В. (2011¹⁰) «…в настоящее время однозначного понимания термина «кластер» не существует». Именно поэтому большинство диссертационных исследований российских ученых, посвященных данной проблеме (404 в периоде 1992-2018¹¹), начинается с синтеза развитого или оригинального авторского определения. Автор не разделяет данный научный подход. Позиция автора сводится к отсутствию необ- ходимости непрерывного совершенствования понятия, при наличии солидарно принимаемых признаков кластера как экономического явления (Menzel M.-P., Fornahl D., 2007¹² ; Porter M., 2000 ¹³ и др.):

1. 
   Территориальная, пространственная концентрация (рис. 1.1);
   
2. 
   Отраслевая или рыночная принадлежность (выраженная как верти- кальная логистическая цепочка, например описываемая как технологические
   

переделы формирования продукта, адресованного внешним кластеру потреби- телям);

3. 
   Наличие «критической массы» субъектов для производства внешне- го продукта (уровень добавленной стоимости кластера >40%, Sölvell Ö., 2015¹⁴);
   
4. 
   Кооперация субъектов (минимальный объем внутренних контрак- тов - 28,2%, «Global Cluster Observatory»);
   
5. 
   Инновационная активность (синергетический эффект объединения знаний, Джавадов Х.Р.О. и др., 2016¹⁵);
   
6. 
   Конкуренция между субъектами, обусловленная рыночным харак- тером отношений (отделяет от других видов хозяйственных объединений – корпораций, концернов и т.п.).
   

Соответственно принятым признакам, автор не видит и необходимости в дискуссии об определении и классификации кластеров. Так, «Ассоциация тех- нопарков и кластеров» выделяет кластер¹⁶: «отраслевой; промышленный; ин- новационный территориальный; транспортно-логистический; туристско- рекреационный; научно-образовательный». Дискуссия о классификации под- держана учеными Боуш Г.Д., Верховец О.А., Грасмик К.И. (2012¹⁷), иссле- довавших «типологию кластеров и место в ней инновационных кластеров». Ав- тор склонен разделить точку зрения Menzel M.-P., Fornahl D. (2007¹⁸) на условность любых классификаций в силу непрерывности эволюции технологи- ческих, организационных и экономических отношений субъектов кластера. Действительно, процесс инновационной активности является неотъемлемым признаком всех видов кластеров (не только «инновационных»), равно как и наличие производственной функции (не только «промышленных») и, конечно, включение образовательных учреждений не является прерогативой «научно- образовательных».
Совокупность выраженных в определении признаков определяет кор- ректность любой формулировки дефиниции кластера им отвечающих. Именно в этом контексте автором принимается нормативное определение «промыш- ленного кластера» как «…совокупности субъектов деятельности в сфере про- мышленности, связанных отношениями в указанной сфере вследствие террито- риальной близости и функциональной зависимости и размещенных на террито- рии одного субъекта …» (ФЗ от 31.12.2014 N 488-ФЗ «О промышленной поли- тике в Российской Федерации»). Данное определение солидарно и с требовани- ями постановления Правительства РФ от 31 июля 2015 г. N 779 «О промыш- ленных кластерах и специализированных организациях промышленных класте- ров». Акцентирование автора на «промышленных» кластерах (как предмета ис- следования), обусловлено выраженной актуальностью (для данного типа кла- стеров) проблемы совершенствования механизмов управления производствен- ной и научно-технической кооперацией¹⁹. Таким образом, применительно к кон- тексту настоящей диссертации автор принимает вышеприведенные определе- ние и признаки кластера как теоретические границы предмета исследования.
Итак, автором формулируется взгляд на промышленный кластер, как эко- номически эффективное («синергия», Хасанов Р.Х., 2009²⁰) территориаль- ное объединение 4-х «факторов производства»: земля, труд, капитал, предпри- нимательство. С позиции природы MAR-эффектов изучается консолидация ре- сурсов человеческого капитала, производства и информационного обмена²¹. В аргументации тезиса об эффекте концентрации человеческого капитал автор опирается на обнаруженную параметрическую взаимосвязь (R2=0,3941) удель- ного ВВП (на чел.) и доли рабочих, занятых в кластерах по отношению к общей численности трудоспособных (Innovation Clusters in Europe, 2013, ²²). Акаде- мически устоявшимся является и понимание (консолидировано у Хлебникова К.В., 2016,²³]) сравнительной (другим формам хозяйственного объединения) эффективности воспроизводства человеческого капитала в кластерах. Эволю- ция трудовых отношений в кластерах, природа роста производительности и эффекты инсорсинга также являются предметом современной научной дискус- сии (Maw-Shin Hsu и др., 2014²⁴, Nihal Padmasiri H.M., 2011,²⁵ ; Hitka M. и др., 2017,²⁶ [96] и др.). Вторая группа эффектов обнаруживается как результат территориальной концентрации производства (в широком смысле производи- тельных силы и производственных отношений), которую можно объективно видеть при картографической визуализации (рис. 1.1) распределения кластеров (построенного автором по данным «Глобального инновационного рейтинга», далее - GII, 2018, [135]).В настоящее время экономическая теория обсуждает три группы эффектов территориального сближения производств: логистика, транзакционные издержки, пространственное развитие. Не снижается интерес к описанию эффектов логистики для низко- и среднетехнологичных кластеров в силу технологической объективности материало- и энергоемкости производ- ства (Пономаренко Л.В., 2014, [53]; Zhou X., Sun, H., Zhang, H., 2014, [139]; Fang Y.-H., Xu, J., 2011, [90] и др.). Второй тип эффектов – снижение уровня транзакционных издержек (Коуз Р., 1993, [37]) в результате специализации, ин- ституиализации субъектов. В процессе развития кластера конкуренция замеща- ется специализацией производственных функций субъектов (Катькало В.С., 2006, [30]). И это объективно связано с эволюцией схемы взаимодействия субъ- ектов кластера, самоорганизующейся в направлении снижения затрат на уста- новление и поддержание экономических отношений (Нижегородцев Р.М., 2014, [47]).
Третий тип эффектов исследуется в рамках теории региональной эконо- мики. Их исследование инициировано в работах Shefer D. (1973, [128]) и Sveikauskas L. (1975, [134]) поиском «…социально-экономических эффектов развития территорий, …пространственного, регионального эффекта концентра- ции производств». Обсуждение данного типа эффектов популярно и в среде российских экономистов: «…кластеры – инструмент решения социально- экономических проблем региона» (Щанкин С.А., Катайкина Н.А., 2012, [73]);
«когнитивная карта регионального инновационного кластера» (Абдикеев Н.М., Малова Д.В., 2012, [1]) и др.

Рис. 1.1 - Картографический анализ концентрации мировых кластеров, интерпретировано автором по данным GII (2018, [135])

Тенденция глобального перехода к инновационной «информационной» экономике, производственным отношениям, основанных на «знаниях» (Britton J.N.H., 2004, [83]), выводит эффект «информационного обмена» на первый план в отношениях субъектов кластера. В широком смысле данная группа эффектов раскрывается через объединение «интеллектуального капитала» субъектов промышленного кластера (Стюарт Т.А., 2007, [60]), но наиболее популярный фокус исследования «информационного обмена» - научно-техническое, инно- вационное сотрудничество. Lindqvist G. (2009, [103]) сформировал эконометри- ческую модель (в русскоязычных публикациях известна как «модель Линдкви- ста»), выражающую взаимодействие внутренних программ НИОКР кластера с внешними эффектами (урбанизация, кластеризация, экономическое благополу- чие региона). Научный поиск эффектов информационного обмена в инноваци- онных процессах промышленных кластеров продолжили российские и зару- бежные ученые: Абдикеев Н.М. и др. (2012, [1]), Алиева М.Р. (2016, [3]), Зин- кина Ю.И. и др. (2016, [25]), Prim A.L. и др.(2016, [122]) и др. Применительно к территориальным субъектам Российской Федерации модель Линдквиста разви- та в работе Куценко Е., Тюменцева Д. (2011, [41]). А Заркович А.В. и Стрябкова

Е.А. обнаружили, что «…между индексом инновационного потенциала и ин- дексом кластерного развития стран была установлена тесная линейная зависи- мость (методом регрессионного анализа – автор)» (2013, [24]). Таким образом, в настоящее время наиболее популярным, обусловленным объективными тен- денциями развития глобальной экономики, направлением научного поиска эко- номических эффектов кластеризации видится информационный обмен в инно- вационных процессах промышленных кластеров.
Итак, формализованная методологическая платформа определяет про- мышленный кластер как экономически эффективную форму хозяйственного объединения на современном этапе развития производительных силы и произ- водственных отношений. Рассмотрим в этом контексте позицию российской экономики в глобальном кластерном развитии.
Для 6-ой экономики мира (Россия) уровень инновационного развития 45 (из 127, GII, 2018, [135]) является критически низким, что во многом определя- ется низким уровнем кластерного развития – ключевым механизмом формиро- вания научно-технической кооперации. Уровень кластерной концентрации не- значителен - 0,3 (табл. 1.1) в сравнении с глобальными лидерами, интегральная оценка по GII – 3,36 (7 – maх), а место в рейтинге - 86. Впрочем, автор объясня- ет это объективными факторами. Во-первых, 84% национальных промышлен- ных кластеров находится на «начальном» и «среднем» этапах эволюции (см. приложение 1), они были инициированы в 2011-2014 году. На данных этапах механизмы кооперации находятся в стадии становления, а транзакционные из- держки субъектов сохраняют достаточно высокий уровень – MAR эффекты не- значительны.
Во-вторых, важен фактор специфики пространственного развития Рос- сийской Федерации (рис. 1.1, рис. 1.2), в рамках которого обнаруживается дис- сонанс между экономически эффективной концентрацией производства и со- хранением социальной устойчивости регионов, в частности моногородов (Ак- инфеева Е.В. и др., 2018, [2]). Именно эти два фактора объясняют качественные и количественные экономические характеристики национальных кластеров
(раздел 1.2).
Таблица 1.1 - Оценка «уровня кластерного развития»^*

№	Страна	Оценка (7 – maх)	В сравнении с лидером
1	США	5,56	1,00
2	ОАЭ	5,42	0,99
3	Германия	5,36	0,98
4	Италия	5,35	0,98
5	Великобритания	5,34	0,97
6	Нидерланды	5,27	0,96
7	Япония	5,22	0,95
8	Норвегия	5,21	0,94
9	Катар	5,20	0,93
10	Люксембург	5,18	0,93
86	Россия	3,36	0,30