Интервью с более чем тридцатью виднейшими биржевиками нашего времени и каждому из них задавал несколько одинаковых вопросов

продажи - купля-продажа ценной бумаги одним и тем
же физическим лицом, чтобы создать впечатление
повышенной активности и объема сделок. По-английски
wash sales
означает «промывать золотой песок».] и
двойных сделках [Двойные сделки - вид манипуляций,
когда одному брокеру дают приказ купить, а другому -
продать такие же ценные бумаги для повышения или
понижения курса.], потому что Нью-йоркская фондовая
биржа запретила эту практику. Порой фиктивные
продажи осуществлялись настолько грубо, что вряд ли
могли кого-либо обмануть. Когда кто-нибудь пытался
таким образом намыть более высокий курс, брокеры без
тени смущения говорили, что «промывка идет вовсю».
Совсем не единичны были операции, которые
откровенно называли «наездом на игорные дома», когда
какой-либо выпуск акций буквально на мгновение
опускали на два-три пункта, ровно настолько, чтобы это
движение отразилось на ленте биржевого телеграфа и
чтобы можно было одним этим движением отнять
ставки у несметного числа мелких клиентов
полулегальных брокерских контор. Что касается
двойных сделок, то они всегда считались нарушением
правил фондовой биржи, и к тому же их всегда
использовали с крайней осторожностью, потому что
очень трудно добиться полной одновременности
противоположных операций двух брокеров. Несколько
лет назад знаменитый биржевик передумал и отменил
продажную часть двойной сделки, но не покупку, а в
результате ни в чем не повинный брокер за считанные
минуты задрал курс примерно на двадцать пять пунктов

---

Э. Лефевр : Воспоминания биржевого спекулянта
82
только для того, чтобы он с такой же быстротой
вернулся назад после прекращения покупок. Основная
идея здесь - создать иллюзию активности. Но игры с
таким ненадежным оружием - это плохой бизнес. Ведь
дело в том, что своих лучших брокеров вы не можете
привлечь к таким операциям, по крайней мере если вы
хотите, чтобы они и впредь оставались членами Нью-
йоркской фондовой биржи. К тому же налоги сделали
проведение любых фиктивных сделок делом гораздо
более накладным, чем в прежние времена.
В словарное определение термина «манипуляция»
входит корнер. Но корнер может быть достигнут в
результате как манипуляций, так и конкурентных
закупок. Примером последнего является корнер акций
Северной Тихоокеанской железной дороги, возникший
9 мая 1901 года. К нему никто не стремился, и, кстати
говоря, из-за него все участники потеряли и в деньгах и
в престиже. Он возник вполне самопроизвольно.
Строго говоря, среди знаменитых корнеров было
очень мало таких, которые бы принесли выгоду своим
создателям. Оба гарлемских корнера, организованных
коммодором Вандербильтом, принесли большие деньги,
но старик заслужил эти миллионы, которые он сумел
выбить из вороватых и нечистоплотных членов
городских советов, пытавшихся его обставить. Джей
Голд, с другой стороны, остался в проигрыше со своим
северо-западным корнером. Дьякон С. В. Уайт сделал
миллионы на своем корнере с акциями компании
«Лакавонна», а Джим Кин потерял миллион в сделке с
акциями дороги «Ганнибал и Святой Джо». Нужно
понимать, что финансовый успех любого корнера
требует, чтобы накопленные активы были проданы по
более высокой цене, а для этого нужен достаточно
сильный спрос, что бывает далеко не всегда.
Меня когда-то занимал вопрос, почему полвека назад
корнеры были так популярны среди крупных
биржевиков. Это были очень талантливые и опытные
люди, обладавшие широким кругозором и не склонные
по-детски верить в человеколюбие своих коллег. При
этом они с поразительной регулярностью позволяли
себя нагреть. Знающий старый брокер как-то объяснил
мне, что в 1860-х и 1870-х годах предметом
честолюбивых мечтаний всех крупных биржевиков
было организовать корнер. Во многих случаях это было
просто делом чести и тщеславия, в других - мести и
сведения личных счетов. В любом случае иметь
репутацию мужчины, который подмял под себя рынок
тех или иных акций, было признанием его ума,
крутизны и умения играть по-крупному. Такой человек
получал право на уважение. Он принимал восхваления
окружающих как нечто должное. Создателей корнеров
привлекало нечто существенно большее, чем деньги.
Таким способом хладнокровные биржевики добивались
самоутверждения .
В те дни среди биржевиков сожрать ближнего
считалось делом приятным и радостным. Я уже
отмечал, что мне не раз удавалось избегать ловушек не
благодаря мистическому умению слышать внутренний
голос биржевого телеграфа, а потому, что я могу
определить момент, когда характер скупки акций
изменяется, и тут я сразу перестаю играть на
понижение. Это знание я получаю с помощью простых
испытаний рынка, которые, скорее всего, использовали
и в старину. Старина Даниил Дрю достаточно регулярно
выжимал деньги из зеленых игроков, заставляя их
сильно переплачивать за акции Эри, которые они ему
же сбывали без покрытия. Точно то же самое, и на тех
же акциях Эри, с ним проделал коммодор Вандербильт,
и, когда Дрю запросил пощады, коммодор глумливо
процитировал ему собственное, Великого Медведя,
бессмертное двустишие:
Кто продает не свое, вот те и ну,
Либо сам выкупает, либо идет в тюрьму.
Уолл-стрит очень мало помнит о биржевике, который
более тридцати лет был одним из столпов биржи. Чуть
ли не самым вечным итогом его жизни стало выражение
«разводнение акций».
Эдисон Г. Джером весной 1863 года был признан
руководителем биржевого совета. Мне говорили, что
его рекомендации - что, когда и как покупать или
продавать - считались столь же надежными, как счет в
банке. По любому счету он был выдающимся
биржевиком и заработал миллионы. Его щедрость
граничила с расточительностью, и люди биржи в нем
души не чаяли - до тех пор, пока Генри Кип, известный
как Уильям Молчун, не выжал из него все миллионы на
корнере с акциями Старой Южной железной дороги.
Этот Кип, кстати, был шурином губернатора Росуэлла
П. Флауера.
В старину манипулирование в ходе организации
корнера сводилось преимущественно к тому, чтобы
скрыть свое намерение скупить большинство акций от
тех, кого заманивали в продажу без покрытия. Так что
главной целью здесь были коллеги биржевики, а не
посторонняя публика, которая избегает участия в
продаже без покрытия. Причины, побуждавшие этих
искушенных профессионалов играть на понижение,
были совершенно теми же, что и в наши дни. Если не
считать продаж вероломных городских политиканов,
попавшихся в гарлемский корнер коммодора
Вандербильта, все остальные известные мне случаи
продажи акций без покрытия имели причиной
завышенные цены. Причем цену они считали
завышенной только потому, что никогда прежде эти
акции не стоили так дорого, а если цена слишком
высока, чтобы покупать акции, значит, она в самый раз,
чтобы их продавать. Звучит чертовски современно. Все
они думали о цене, а коммодор думал о ценности!
Ветераны биржи рассказывали мне, что, когда в те
времена хотели подчеркнуть крайнюю нищету кого-
либо, люди говорили: «Он продает Гарлем!»
Много лет назад мне случилось разговаривать с
бывшим брокером Джея Голда. Он клялся и божился,
что мистер Голд был не только на редкость
своеобразным человеком - это о нем Даниил Дрю с
чувством потаенного ужаса заметил: «Его
прикосновение несет смерть!», но он был на две головы
выше всех других манипуляторов. Нужно было быть
настоящим финансовым колдуном, чтобы делать то, что
делал он, и здесь не может быть никаких сомнений.
Даже сквозь толщу лет я, знающий о нем только
понаслышке, ясно понимаю, что у него был дар
приспосабливаться к новым условиям, а это ценное и
редкое свойство. Он с легкостью менял свои методы
нападения и защиты, потому что его больше
интересовала собственность, а не спекуляция акциями.
Он был скорее инвестором, а не спекулянтом. Он одним

---

Э. Лефевр : Воспоминания биржевого спекулянта
83
из первых понял, что действительно большие деньги
дает владение железными дорогами, а не прокручивание
их ценных бумаг на бирже. Естественно, он использовал
рынок акций. Но мне кажется, что он делал это только
потому, что это был самый легкий и быстрый путь к
легким и быстрым миллионам, а ему постоянно было
нужно много миллионов. Это так же как с Коллисом П.
Хантингтоном, который всегда был в стесненных
обстоятельствах, потому что ему всегда было нужно на
двадцать-тридцать миллионов больше, чем соглашались
дать банкиры. Иметь великую цель и не иметь денег -
это сердечная тоска, но с деньгами - это возможность
великих свершений. А это уже власть. Власть приносит
деньги, и могущество растет, и это открывает путь к
новым свершениям. И так далее, и так далее.
К манипулированию прибегали, естественно, и
фигуры не столь крупные и величественные. И таких
было в изобилии. Помню историю о нравах и манерах
начала 1860-х годов, которую мне рассказал как-то
старый брокер.
- Впервые я повидал Уолл-стрит еще в детстве. У
моего отца там были дела, и он по каким-то причинам
взял меня с собой. Мы спустились вниз по Бродвею и
свернули на Уолл-стрит. Когда мы дошли по Уолл-
стрит до угла с улицей Нассау, кажется, до того угла,
где теперь стоит здание Банковской трастовой
компании, я увидел толпу, следовавшую за двумя
мужчинами. Первый из них, пытаясь выглядеть
невозмутимым, двигался на восток. За ним двигался
другой, с разгоряченным покрасневшим лицом,
размахивая рукой, в которой он держал шляпу, а другой,
с направленным в небо указательным пальцем, потрясал
над головой. Его голос мог бы перекрыть любой
оркестр: «Шейлок! [Шейлок - имя безжалостного