Иосиф бродский у сергея Довлатова есть такая запись о Бродском

ИОСИФ БРОДСКИЙ
У Сергея Довлатова есть такая запись о Бродском:
“Он не первый. Он, к сожалению, единственный”.
Белла Ахмадулина (см. § 36) сказала: “Возможно, Бродский — это второе пришествие Пушкина”.
Иосиф Александрович Бродский родился в Ленинграде в 1940, был выслан из СССР в 1972, пятым среди русских писателей (после Бунина, Пастернака, Шолохова и Солженицына) и самым молодым среди них увенчан Нобелевской премией в области литературы в 1987, умер в Нью-Йорке в
1996. “Век скоро кончится, но раньше кончусь я”, — написал он в одном стихотворении незадолго до
этого.
Отец его был морским офицером и профессиональным фотографом, мать — бухгалтером. В 17
лет Иосиф Бродский начал серьёзно писать стихи. Оставив школу после 8-го класса, он пошёл на завод, перепробовал разные другие занятия, работал в геологических партиях в Якутии, на Тянь-Шане,
в Казахстане. Одно время служил рабочим в морге при больнице. Спустя четверть века этот подросток с незаконченным средним образованием стал профессором американских университетов.
С начала 60-х гг. он оказался в среде молодых ленинградских поэтов, приверженцев “вечных
тем”: Бога и достойного существования человека, жизни и смерти, добра и зла, любви и природы, искусства и культуры. Он был, по воспоминаниям друзей его молодости, мягкий и общительный человек, без преувеличенного самомнения. Его стихов не печатали, он самостоятельно изучил английский
и польский языки и стал немного зарабатывать переводами поэзии.
Бродского познакомили с Ахматовой, она высоко оценила его поэтический дар. В 1962 г. Бродский посвятил ей прекрасное стихотворение “Закричат и захлопочут петухи...”. Там есть такие строки:
Я не видел, не увижу Ваших слёз,
не услышу я шуршания колёс,
уносящих Вас к заливу, к деревам,
по отечеству без памятника Вам.
В тёплой комнате, как помнится, без книг,
без поклонников, но также не для них,
опирая на ладонь свою висок,
Вы напишете о нас наискосок.
Наискосок — потому что в рукописях Ахматовой строчки обычно ложились не ровно, а убегали
вверх. Для своего стихотворения “Последняя роза” Ахматова взяла эпиграф из этого послания Бродского. Так слова Вы напишете о нас наискосок с подписью И.Б. стали первой строчкой Бродского,
появившейся в печати. (После расправы над Бродским “Последняя роза” перепечатывалась без эпиграфа).
Бродский был рыжий. Золотой. Ему посвящено следующее четверостишие Ахматовой, написанное в том же 1962 г.:
О своём я уже не заплачу,
Но не видеть бы мне на земле
Золотое клеймо неудачи
На ещё безмятежном челе.
Ахматова всё сумела предугадать и лаконичнейшим образом выразить: и клеймо неудачи на челе будущего изгнанника, и золото этого клейма на челе будущего нобелевского лауреата.
В 1963 г. против него было состряпано дело (см. § 42), в “Вечернем Ленинграде” появился фельетон “Окололитературный трутень”. Двадцатитрёхлетний юноша, только вступавший в жизнь и в литературу, стремившийся осознать своё место в мире, был объявлен тунеядцем, его отдали под суд,
насильно поместили в психиатрическую больницу. Это был полный произвол: Бродский политикой
не занимался и не интересовался, законов не нарушал.
В психиатрической лечебнице над ним жестоко издевались: будили ночью, сажали в ледяную
ванну, потом заворачивали в мокрую простыню и клали около батареи парового отопления. Простыня, высыхая, стягивала тело настолько туго, что сдирала кожу. Потом Бродский написал поэму “Горбунов и Горчаков”, персонажи которой — пациенты сумасшедшего дома.
Ахматова привлекла к судьбе Бродского внимание Твардовского, Шостаковича, Чуковского,
Маршака, за молодого поэта вступились другие деятели культуры, но всё это не предотвратило, а,
возможно, только смягчило решение властей. Бродский был приговорён к пяти годам ссылки на принудительные работы и отправлен в деревню Норенскую Коношского района Архангельской области,
где стал рабочим совхоза “Даниловский”: возил навоз, рубил жерди для изгороди, пас телят, копал
огород.
Там в местной газете впервые в СССР были опубликованы два стихотворения Бродского. Именно в это время в Соединённых Штатах увидела свет первая книга Бродского “Стихотворения и поэмы”. Ахматова присылала ему письма, посылки. Когда директор совхоза привёл ссыльного поэта в
дом крестьян Пестеревых, то сказал хозяйке:
— Вот вам постоялец, Таисья Ивановна. Вы уж тут его не обижайте, из города всё-таки, да ещё,
говорят, стихами занимается, так что он о вас книжку, может, напишет.
— Ну и как, написал? — спросил корреспондент районной газеты, который позже брал у крестьянки интервью о лауреате Нобелевской премии.
— Книжки не знаем, не читали, — был ответ. — А вот письма и приветы через знакомых людей,
когда уехал от нас, посылал всегда.
В деревне Норенской поэту исполнилось 25 лет. Свой день рождения он встретил в карцере, куда был посажен за какое-то нарушение режима.
В эти годы поэт пережил тяжёлую личную драму, которая нашла отражение в его лирике: во
время его мытарств от него к другому ушла любимая женщина.
Правительство не обратило внимания на заступничество лучших людей России, но не устояло
перед протестами западных деятелей культуры и политиков. В ноябре 1965 г. Бродский был освобождён из ссылки и вернулся в Ленинград. Подлые гонения сильно подорвали авторитет властей и
привлекли к Бродскому внимание всего мира, создали ему славу, потому что держался он всё время с
большим достоинством, безукоризненно честно, спокойно, стойко и мужественно.
Из-за того, что более четверти века Бродский в России не печатался и как поэт публично не обсуждался, его творческий облик до некоторой степени мифологизировался. Например, в Сибири, в
Тобольске, в самиздате имел хождение объёмистый рукописный сборник, который вручную и на пишущих машинках неоднократно переписывался; на обложке стояло имя Бродского, а, между тем, в
нём не было ни одного стихотворения, написанного Бродским! На фестивалях молодёжной песни
время от времени исполнялись песни “на стихи Иосифа Бродского”, тогда как в действительности
стихи принадлежали другим авторам.
В то же время, были серьёзные писатели и учёные, которые уже тогда понимали значение поэзии Бродского, тщательно собирали, выверяли, хранили и изучали его произведения.
В Соединённых Штатах, между тем, в 1970 г. вышла вторая книга Бродского “Остановка в пустыне”.
В 1972 г., когда правительство стало разными путями изгонять неугодных людей из страны (см.
§ 46), Бродскому был предложен выбор — уехать за границу или отправиться в концлагерь. На этот
раз ему вообще не было предъявлено никаких обвинений, даже самых смехотворных. Это был чистый произвол. “Выходит, нам уже талантливые люди не нужны”, — с горечью сказал Александр
Иванович, отец поэта.
Его сын выбрал эмиграцию. “Лучше быть последним неудачником в демократии, чем мучеником или властителем дум в деспотии”, — сказал он позже. А ещё позже, когда умерли его отец и
мать, власти СССР не позволили поэту прилететь на похороны. Не дали визы. Тоже без объяснения
причин. Тупая и слепая жестокость, полное попрание человечности.
Между тем, в Соединённых Штатах всё продолжали выходить книги стихов Бродского: “Конец
прекрасной эпохи” и “Часть речи” (1977), “Римские элегии” (1982), “Новые стансы к Августе” (1983),
“Урания” (1987). В университете штата Техас уже в 1978 г. была защищена первая диссертация о
творчестве Бродского — о его связи с традицией Мандельштама.
В Америке Бродский написал две пьесы — “Мрамор” и “Демократия”; он вёл на русском и английском языках семинары по истории русской поэзии, стал писать стихи не только по-русски, но и
по-английски. Впрочем, они значительно уступают его русским стихам, это скорее интересный эксперимент, чем полноценное творчество. Зато по-английски он писал прекрасные эссе, статьи и очерки, которые составили большой том “Less Then One” (`Меньше чем единица’). Однажды Бродский
заметил:
— Долго я не верил, что по-английски можно сказать глупость.
В 1986 г., когда сборник “Less Than One” вышел, он был признан лучшей в Америке литературно-критической книгой года. “Поэт в России больше чем поэт”, — сказал Евтушенко. Поэт меньше
чем единица — словно бы возражает ему Бродский.
Довлатов однажды записал: “Иосиф Бродский любит повторять:
— Жизнь коротка и печальна. Ты заметил, чем вообще она кончается?”
Скитания, травля, изгнание, напряжённый творческий труд рано состарили Бродского. В Америке он выглядел старше своих лет, перенёс три инфаркта, две тяжелейшие операции на сердце. В 56
лет оно остановилось.
В молодости Бродский написал:
Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать.
На Васильевский остров
Я приду умирать.
.........................................
И апрельская морось,
над затылком снежок,
и услышу я голос —
“До свиданья, дружок!”
И увижу две жизни
далеко за рекой,
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой.
В Петербурге на Васильевском острове, прижимаясь щекой к равнодушной отчизне, умереть не
пришлось.
Каждый нобелевский лауреат при получении премии произносит речь. Так как нобелевские лауреаты принадлежат к самым умным и талантливым людям, их речи имеют выдающееся значение;
они публикуются, издаются специальными сборниками. В своей нобелевской речи Бродский утверждал, что художественные ценности для человечества изначальны, что понятие о красоте формирует
другие важнейшие представления человека — о добре, истине, о справедливости, о государстве. Художественные ценности, по мысли Бродского, — это высшие ценности среди всех, которыми владеет
человечество.
Что же такое поэт — создатель и носитель художественных ценностей, что такое поэзия? Поэт,
утверждает Бродский, — это человек, находящийся во власти языка. Не поэт владеет языком, а,
напротив, язык владеет поэтом. “Поэт всегда знает, что то, что в просторечии именуется голосом Музы, есть на самом деле диктат языка”. Не язык — инструмент поэта, а, наоборот, поэт — средство
языка к продолжению своего существования. “Создаваемое сегодня по-русски или по-английски,
например, гарантирует существование этих языков в течение следующего тысячелетия”.
Бродский говорит, что стихосложение — “колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения. Испытав это ускорение единожды, человек уже не в состоянии отказаться от повторения этого опыта, он впадает в зависимость от этого процесса, как впадают в зависимость от наркотиков или алкоголя. Человек, находящийся в подобной зависимости от языка, я полагаю, и называется
поэтом”.
Так кончается нобелевская речь.
Бродский писал и небольшие лирические стихотворения, и обширные поэмы. Оба этих жанровых образования объединяла сложность поэтической ткани: длинные строки, синтаксические переносы из строки в строку, причудливые нетождественные строфы, неклассические стихотворные размеры, контрастное сочетание самых возвышенных и самых грубых слов, подбор слов, неожиданных
по смыслу и по стилю, но близких по звучанию, содержащих одни и те же согласные, почти бесконечное нанизывание деталей. Бродский, ничем себя не ограничивая, культивировал все известные
русской поэзии способы рифмования. Так создавался мощный виртуозный стих с необыкновенной
акустикой. Александр Кушнер (см. § 51) сравнил его с неудержимой лавиной.
В духе традиции, идущей от Анненского (см. § 6), здесь господствует поэтика намёков, ассоциаций, внушения. О главном почти никогда не говорится прямо, а всё больше обиняками, уклончиво,
иронично. Особенно это бросается в глаза в поэмах. Автор заходит с одной и с другой стороны, ищет
всё новые пути к предмету речи и к читателю-собеседнику. Сам себя перебивает отступлениями,
вставками, разрывами. Отсюда — огромные размеры текстов Бродского, заставляющие вспомнить
поэзию XVIII в. “Поэт должен брать читателя за горло”. “Поэт должен переть как танк”. Так говорил
Бродский ещё в своей ленинградской молодости. Длинные сложные синтаксические конструкции его
стихотворной речи действительно вызывают ассоциации со стальными гусеницами танка, подминающими под себя всё живое и неживое.
Поэтика Бродского служит стремлению преодолеть страх смерти и страх жизни. Эти страшные
темы можно попытаться обойти. Можно говорить не о смерти, а о чуде любви и творчества. Можно
говорить не о жизни, неуклонно текущей к смерти, а о категориях времени и пространства. Или о
существовании как о сумме мельчайших деталей, совокупности хаотических движений. Можно
написать о стуле стихотворение в 90 стихов, можно о мухе на десяти страницах.
Разумеется, всё равно получится стихотворение не о пространстве и времени, не о стуле и мухе,
а о том, что от смерти не спрятаться никуда, а от жизни можно спрятаться только в смерть. “Все мои
стихи, более или менее, об одной и той же вещи — о времени, — сказал в одном интервью Бродский.
— О том, что время делает с человеком”.
...и при слове “грядущее” из русского языка
выбегают мыши и всей оравой
отгрызают от лакомого куска
памяти, что твой сыр дырявой.
После стольких зим уже безразлично, что
или кто стоит в углу у окна за шторой,
и в мозгу раздаётся не неземное “до”,
но её шуршание. Жизнь, которой,
как дарёной вещи, не смотрят в пасть,
обнажает зубы при каждой встрече.
От всего человека вам остаётся часть
речи. Часть вообще. Часть речи.
Стихотворение приведено полностью. Оно так и начинается у Бродского со строчной буквы после отточия. Это — проявление поэтики фрагмента, излюбленный приём Ахматовой. К слову грядущее подбираются другие слова — и по смыслу, и по звучанию. Может быть, в первую очередь по
звучанию: грядуЩее — мыШи — Шторой — ШурШание. За звуковой темой Ш следует звуковая тема Ж: Жизнь — обнаЖает — в каЖдой. За ними разрабатывается звуковая тема Ч: встреЧе — Человека — Часть — реЧи — Часть — реЧи — Часть — реЧи.
Это не просто инструментовка текста на три шипящих согласных звука; это слова-мыши, которые выбегают и суетятся при одном только слове грядущее. Они вгрызаются в память, и тут выясняется, что память стала дырявой, что многое уже забылось. Возникают образы неясные, колеблющиеся. В трагедии Шекспира “Гамлет” за шторой стоял незадачливый Полоний, которого с возгласом
“Крысы!” пронзил своей шпагой принц датский. В “Бесах” Достоевского отвратительный Пётр Степанович Верховенский предложил Кириллову смотреть на него, Петра Степановича, как на мышь, а
вскоре уже стоял в углу Кириллов и был готов застрелиться. В этом же романе Николай Ставрогин —
не за шторой, а за дверкой, не стоял, а висел, покончив с собой.
Смысл слов обглодан, скелет — грамматика, часть речи — остаётся. “От всего человека вам
остаётся часть... (синтаксический перенос на следующую строчку, пауза) речи”. Человек старится,
теряет то, другое, третье. Что от него остаётся? Только часть. Какая часть? Часть речи. Дар слова.
Второй раз: “Часть речи вообще”. То есть уже не весь дар слова, а лишь какая-то его часть. И третий
раз: “Часть речи”. После смерти человека живым остаётся та его часть, которая запечатлена в слове.
Если умер поэт, то живым остаётся его творчество.
24 мая 1980 г., в день своего сорокалетия, Бродский написал итоговое на ту пору стихотворение.
Здесь судьба не только его самого, но и судьба русского поэта вообще, поскольку судьба Бродского
— это довольно типичная судьба русского поэта: с беззаветным служением литературе, с безответной
любовью к родине, с цепью преследований, безвременной смертью и посмертной славой.
Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздём в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал чёрт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя, что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал чёрной толью гумна,
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны воронёный зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок,
позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешёл на шёпот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.