Издательство

Абрикосовая, только теплая, — сказала женщина.

Ну, давайте, давайте, давайте!..

Абрикосовая дала обильную желтую пену, и в воздухе запахло парикмахерской. Напившись, литераторы немедленно начали икать, расплатились и уселись на скамейке лицом к пруду и спи­ной к Бронной».
Обратимся сначала к фрагменту, где Булгаков говорит о на­питке, который пришлось выпить его героям, — абрикосовая. Сама грамматическая форма этого слова свидетельствует о том, что речь идет о воде, т.е. абрикосовая — это свернутая форма сло­восочетания абрикосовая вода, название напитка, весьма распро­страненного в Советском Союзе на протяжении многих десятков лет, а именно газированной воды с различными фруктовыми
518

сиропами. Углекислый газ придавал этим напиткам шипучесть и пенистость в момент, когда они наливались в стакан.
Во французском переводе мы обнаруживаем интересную за­мену: газированная вода превращается в абрикосовый сок — le jus d'abricot. Но сок, а тем более абрикосовый, обычно довольно гус­той, плотный, не может давать пены, если только не прокис. По­этому следующая фраза текста, переведенная вполне точно, оказы­вается абсурдной: En coulant dans les verres, le jus d'abricot fournit une abondante mousse jaune. Читатель начинает думать, что чертовщина уже начинается, хотя у автора пока еще ничего сверхъестественно­го не происходит. Возникает вопрос: может быть, французам вов­се неизвестно, что такое газированные напитки? Обратившись к словарю, мы видим, что во французском языке есть слово soda — газированный ароматизированный напиток. Soda au citron (= limo­nade), à l'orange amère. По этой модели можно было сконструиро­вать и абрикосовую: soda à l'abricot.
Характер ароматизаторов дается в определениях, вводимых предлогом à. «Преобразует» воду в сок и английский переводчик. В его версии абрикосовая — это apricot juice, который также затем дает обильную желтую пену: The apricot juice generated an abundance of yellow foam.
Наиболее точным оказывается немецкий переводчик, который передает интересующее нас понятие сложным словом Aprikosen­limonade.
Данный пример показывает, что переводчики не всегда стре­мятся уяснить сущность того явления, которое обозначено подле­жащим переводу словом. Но если абрикосовая представляет неко­торые трудности для перевода, так как может быть отнесена к разряду реалий, хотя и весьма прозрачных, то значение слова кривой в следующем примере, казалось бы, могло быть расшиф­ровано довольно точно: портреты каких-то генералов в треуголь­ных шляпах, с кривыми носами (из рассказа Н.В. Гоголя «Порт­рет»). Итальянский переводчик передает эту фразу следующим образом: ritratti di certi generali in tricorno col naso aquilino. Как ви­дим, кривые носы у Гоголя превращаются в орлиные носы у перевод­чика. Надо полагать, что переводчик понимает значение русского слова кривой, т.е. неправильной, искривленной формы. Орлиный нос тоже неправильной, искривленной формы, но кривизна совсем иная. По-русски кривой нос — это нос, свернутый набок. Гоголь говорит о портретах довольно низкого качества, выполненных не­искушенными в вопросах передачи объема художниками. На та­ких «плоских» портретах носы действительно выглядят кривыми. Но переводчик не стал вдаваться в расшифровку прилагательного кривой, словосочетания кривой нос и его соотношения со словосо­четанием орлиный нос. Он пошел по пути штампа: орлиный нос —
519

нос неправильной (не прямой, т.е. кривой) формы; такой нос считается признаком мужественности; мужественность есть свой­ство генералов, поэтому кривой нос = naso aquilino.
Особую группу слов, трудных для понимания, составляют слова, принадлежащие диалектам и региональным говорам. Даже если язык оригинала родной, читатель не всегда может понять значения диалектизмов и регионализмов. Еще труднее это сде­лать переводчику. Но «трудно» и «невозможно» — не одно и то же. Переводчику следует использовать все для расшифровки тек­ста оригинала. Иногда ответы на вопросы, возникающие у пере­водчика, дают литературоведческие источники. Обратимся к фрагменту главы «Лесное воинство» из романа Б. Пастернака «Доктор Живаго». Глава начинается так: «Осенью лагерь партизан стоял в Лисьем отоке, небольшом лесу на высоком бугре, под кото­рым неслась... пенистая река».
Главный вопрос этого предложения: что такое оток? Ком­ментарии к роману, составленные В. Борисовым и Е. Пастернаком, говорят о том, что оток — это речной полуостров. Переводчик, не сумев найти значения этого слова, строит клишированный ло­гический ряд: «Лисий оток» — это место, где, видимо, прожива­ют лисы; лисы не любят открытого пространства и строят свои норы в зарослях, следовательно, оток — это заросли. И в перево­де на английский язык появляется Fox's thicket — Лисьи заросли. Переводчик не задумывается над формой слова оток, а ведь она достаточно прозрачна: оток — ср.: протока, приток, поток; во всех случаях речь идет о потоке воды. Но оток — отекать, обте­кать. Явно, что речь идет о предмете, который обходится, омы­вается потоком воды, в данном случае рекой. И речной полуост­ров превращается в переводе в заросли.
Еще одна загадка: Предвыборная сходка на буйвище. Абсолют­но понятно слово предвыборная. Слово сходка определяется слова­рями: 1) собрание членов сельской общины в дореволюционной общине; 2) революционное собрание рабочих, студентов и т.п. в дореволюционной России¹. Но буйвище остается совершенно не­понятным. Помогает комментарий, который разъясняет, что буйви­ще — это открытое место, прогалина, обычно на возвышенности. Сразу вспоминается слово буйный, восходящее к вышедшему из употребления прилагательному буи — сильный, смелый, первич­ное значение которого было «рослый, большой». Рассмотренный пример показывает также, что значения регионализмов и диалек­тизмов нередко расшифровываются обращением к истории слов.
Переводчик, не сумевший расшифровать значение данного слова, применяет самый простой переводческий «прием» — он
Словарь русского языка: В 4 т. Т. 4. С. 317.
520

просто его не переводит. И тогда предвыборная сходка на буйвище превращается в лишенную каких бы то ни было красок клиширо­ванную английскую форму pre-election meeting.
Переводческие ошибки могут возникнуть и тогда, когда пе­реводчик сталкивается в тексте перевода с многозначным словом, т.е. знаком, заключающим в себе несколько понятий. Иногда эти понятия могут настолько далеко отходить друг от друга, что по­лисемия перерастает в омонимию. Нередко знаки содержат вто­ричные понятия, возникшие в результате образного переосмыс­ления первичных. Переводчику необходимо очень внимательно проанализировать контекст, т.е. окружение знака, для того чтобы определить, какое из понятий актуализируется в том или ином случае. Приведу пример из перевода на русский язык романа французского писателя М. Турнье « Лесной царь»: «Ce jour-là, elle observa négligemment en se rhabillant que je faisais l'amour "comme un serin"... C'était seulement ma précipitation dont il s'agissait, comparable, selon elle, au coup de tampon expéditif que les petits oiseaux s'administrent en guise de devoir conjugal». В этом фрагменте женщина упрекает мужчину в том, что в любви он напоминает птичку: слишком быстро все происходит, как у птичек. Француз­ское слово un serin кроме основного значения «канарейка» имеет и переносное, просторечное «простофиля, легковерный, доверчи­вый человек». В данном контексе, где автор дает развернутое объяснение данного сравнения, значение образа очевидно. Одна­ко переводчик идет иным путем и останавливает свой выбор на переносном значении слова un serin — «...она между делом броси­ла, что я трахаюсь по-простецки». Оставим пока в стороне ис­ключительную изящность и стилистическую выдержанность из­бранного переводчиком глагола и обратим внимание только на сравнение. Оно выглядит довольно странно в данном контексте. Переводчика не смущает, что автор специально разъясняет смысл своего сравнения. Сравнение дается и в переводе: «Она имела в виду исключительно мою торопливость: словно птичка, по ее словам, — раз, и готово». Остается неясным, причем здесь про­стак? Неверно выбранное понятие из двух возможных, заключен­ных в знаке un serin, искажает картину и нарушает логическую связность текста.