Издательство

§ 5. Понятие и концепт
Говоря о понятии, его объеме и содержании, о логических операциях, совершаемых над понятием, мы оперировали катего­рией понятия как универсальной, не принимая в расчет того, что в сознании каждого конкретного человека большинство понятий имеют и собственный объем, и собственное содержание. Такие индивидуализированные понятия, которыми оперирует в своей познавательной деятельности каждый индивид, в теории, постро­енной средствами русского языка, удобно назвать заимствован­ным термином концепт. Понятие отличается от концепта именно своей универсальностью. Его объем включает в себя все мысли­мое множество объектов, подпадающее под его содержание, а со­держание фиксирует основные, сущностные признаки объектов, принадлежащих данному классу. Объем и содержание концепта зависят от индивидуального когнитивного опыта индивида и во многом определяются условиями жизни, культурой и т.п. Так, концепт лопата у пятилетнего ребенка будет отличаться от одно­именного концепта у землекопа, при том что понятие, лежащее в основе концепта, будет примерно одинаковым (функциональ­ный признак — чтобы копать; конструктивный — ручка и то, чем копают). Ю. Найда выводит четыре уровня способности понима­ния: способность детей, чей словарь и жизненный опыт ограниче­ны, способность малограмотных людей, не владеющих письмен­ной речью, способность среднеобразованного человека, свободно понимающего как устную, так и письменную речь, способность специалиста понимать сообщения в рамках своей специальности¹.
Приведем ставший хрестоматийным пример понятия снег, перекочевавший в работы по теории перевода из книги Ладо. По­нятие снега как природного явления известно многим народам северного полушария. Отношение же к этому явлению различно. В русском языке в обыденном сознании это понятие определяется
¹ См.: Найда Ю. К науке переводить // Вопросы теории перевода в зару­бежной лингвистике. М., 1978. С. 115.
273
как «твердые атмосферные осадки, выпадающие из облаков в виде белых звездообразных кристалликов или хлопьев, представ­ляющих собой скопление таких кристалликов»¹. Специальное оп­ределение этого понятия добавит уточняющие признаки о назва­нии кристалликов (снежинки), о их форме (шестиугольные плас­тинки и шестилучевые звездочки), об условиях существования явления (при температуре воздуха ниже 0°С). Французский сло­варь предложит более строгое определение neige — Eau congelée dans les hautes régions de l'atmosphère, et qui tombe en flocons blancs et légers (вода, замерзшая в верхних слоях атмосферы, выпадающая в виде белых легких хлопьев). Даже при сравнении этих опреде­лений уже видны некоторые различия в содержании данных по­нятий. Если же попросить дать определение снега эскимоса, для которого снег является одной из основных сред обитания, то он приведет еще больше дифференцирующих признаков данного объекта. Более того, говоря о снеге, покрывающем землю, он не пременно выделит подмножества объектов и определит их диф­ференциальные признаки.
Житель экваториальной Африки, не видевший снега, т.е. не имевший соответствующего ощущения, будет иметь о снеге только абстрактное представление, созданное в результате прочитанного либо услышанного. Его концепт снега будет походить на понятие с нулевым объемом, оно составит как бы пустой класс, за кото­рым не будет стоять реально представляемая действительность. Иначе говоря, та часть языковых картин мира, которая демонстри­рует внешнее подобие, т.е. представляется симметричной, является в самом деле неэквивалентной. Эта неэквивалентность отражает оппозицию общего и частного в когнитивной деятельности чело­века, разных уровней абстракции. Она обусловлена тем, что каж­дый этнос имеет собственное представление о мире, об общих явлениях культуры во всех ее четырех сферах (материальной, ду­ховной, организационной и поведенческой). Речь здесь идет не только о том, что в одной этнической культуре могут отсутство­вать некоторые элементы, имеющиеся в другой культуре, но и о том, что отношение к тем или иным объектам, существующим в общечеловеческой культуре, может быть различным. Эти объекты могут вызывать разные ассоциации, т.е. по-разному сопостав­ляться с культурным опытом народа. Вернемся к понятию снега. Для южан снег — экзотика, редкое явление природы, иногда пу­гающее и раздражающее, когда снег реально выпадает и на неко­торое время останавливает жизнь в городах. В то же время снег — это символ Рождества. Для народов более северной части снег —
¹ Словарь русского языка. Т. 4. С. 164.
274
обычное явление, ожидаемое (психологическая готовность) и до-статочно легко переносимое в определенные периоды года. Для народов Крайнего Севера снег представляет собой одно из основ-ных жизненных средств.
Во всех трех случаях снег влияет на жизненный уклад и ста­новится предметом разнообразных ассоциаций, но ассоциации эти в различных культурах в зависимости от климатических усло­вий всегда различны. Если у южан снег — это бедствие, то у се­верных народов — либо нейтральное, либо положительное явле­ние, которое во многом облегчает, а иногда и спасает жизнь (по снегу открываются санные пути, позволяющие двигаться по не­проходимым дорогам, в другие сезоны снег защищает землю от мороза, спасая урожай, а соответственно и человека от голода). Чем большее место занимает снег в культуре того или иного на­рода, тем более обширной и вариативной оказывается лексико-семантическая область, связанная с этим явлением.
Эти различия в значениях наиболее отчетливо проступают именно в переводе, когда мы стараемся как можно точнее передать какое-либо понятие средствами иного языка.
Попытаюсь проиллюстрировать это теоретическое рассуж­дение о различии структуры понятия и концепта примером, не­посредственно затрагивающим область перевода.
Приведу фрагмент из романа французского писателя М. Па-нёля, уроженца Марселя, прекрасно знающего юг Франции, Про­ванс, «Слава моего отца» (La gloire de mon père). В этом фрагменте речь идет о деде рассказчика, искусном каменотесе, с большим почтением относившемся к работе старых мастеров. Представим сначала русский перевод:
«Как только выдавался у него свободный день — а это быва­ло раз пять или шесть в году, — он вывозил всю семью пообедать на травке в пятидесяти метрах от Пон дю Гара.
Пока бабушка готовила еду, а дети барахтались в реке, дед поднимался на настил моста, что-то измерял, рассматривал ка­кие-то стыки, делал какие-то чертежи в разрезе, гладил камни» (пер. П. Баккаретти).
«Dès qu'il avait un jour de liberté — c'est-à-dire cinq ou six fois par an — il emmenait toute la famille déjeuner sur l'herbe, à cinquante mètres du pont du Gard.
Pendant que ma grand-mère préparait le repas, et que les enfants pataugeaient dans la rivière, il montait sur les tabliers du monument, prenait des mesures, examinait des joints, relevait des coupes, caressait des pierres».
' Словарь русского языка. Т. 4. С. 164,
275

В первом высказывании мы видим «чужое» словосочетание Пон дю Гар, по форме явно имя собственное, которое, с точки зрения логики, должно обозначать единичный объект и заклю­чать в себе, таким образом, единичное (индивидуальное) поня­тие. Этой формой, т.е. транскрипцией, переводчик, француз, южанин, хорошо знающий описываемую действительность, назы­вает объект, неизвестный русскому читателю.
Концепт французского переводчика, которому хорошо извест­но, о каком объекте реальной действительности идет речь, т.е. в его индивидуальный концепт, облеченный в форму pont du Garrd, симметричен единичному понятию, сформировавшемуся во фран­цузской культуре и обозначенному этим именем. Но русский чи­татель, незнакомый ни с этим единичным объектом, ни с поняти­ем, заключенным в форме Пон дю Гар, не может более или менее четко вывести из этого имени какой-либо концепт об объекте, во всяком случае из той фразы, в которой оно возникает. Его кон­цепт не имеет ни ясного содержания, ни очерченного объема, его можно определить лишь через понятие максимального универ­сального класса — «нечто, возле чего можно обедать на травке». Это «нечто» может быть селением, сооружением, рекой, горой, рощей, площадью и т.п. Знак Пон дю Гар оказывается для русско­го читателя столь же малозначимым, как и имена Пер ла Шез, Вьё-пон, Дюран и пр. Потребуется довольно глубокое знакомство с французской культурой, чтобы эти имена действительно «загово­рили», наполнившись значением, как заговорило сейчас и стало однозначно соотноситься с конкретным объектом — собором Па­рижской Богоматери — имя Нотр-Дам благодаря всемирно из­вестному мюзиклу. А ведь еще каких-нибудь 50 лет тому назад даже начинавшие изучать французский язык школьники или сту­денты, не успевшие проникнуть во французскую культуру, иногда калькировали это имя: наша дама из Парижа.
Читатель, встретив имя Пон дю Гар, полагает, что в дальней­шем контекст объяснит значение непонятного имени. Так и случа­ется, но не сразу. Следующая фраза текста также мало что прояс­няет. Мы видим лишь, что дети плескались в реке и что неподалеку был какой-то мост. За теми двумя фразами, что мы привели выше, следует текст:
«После еды он садился на траву впереди семьи, расположив­шейся за ним полукругом напротив этого многовекового памят­ника, и до вечера глядел на него.
Вот почему, даже тридцать лет спустя, его сыновья и дочери при одном упоминании о Пон дю Гаре закатывали глаза и про­тяжно вздыхали». Читатель уже может построить логическую це­почку Пон дю Гар → мост → многовековой памятник → Пон дю
276

Гар. Он узнает, что Пон дю Гар — это старинный мост. Но о ка-кой реке идет речь и чем примечателен этот мост, ему останется неизвестным. Более того, прагматическая сторона высказывания также изменяется, стирается. Русский читатель, стараясь расшиф-ровать значение экзотического имени, отвлекается от той задачи, которую, на мой взгляд, старается решить здесь автор — вызвать симпатию к персонажу, который, будучи мастером своего дела, с таким трепетом и восхищением относится к творению древних мастеров и стремится воспитать эти чувства в своих детях. Обратившись к французскому тексту, мы видим, что в слово­сочетании pont du Gard именем собственным является слово Gard. Все словосочетание может быть переведено конструкцией, где одно имя называет класс предметов, а другие — видовой признак, обозначенный именем реки: мост через Гар. Однако переводчик не идет этим, казалось бы, вполне логичным путем, а предпочи- тает транскрипцию словосочетания, придавая всему заключенному в нем понятию вид единичного, отражающего единичный объект. В самом деле, переводчику хорошо известно, что pont du Gard — действительно единичный объект. Это уникальное сооружение, акведук через реку Гар, построенный еще древними римлянами в виде трех ярусов аркад, длиной 273 м и высотой 49 м. Французы называют его исключительно Pont du Gard, поэтому переводчик и транскрибирует это имя — Пон дю Гар, не задумываясь над тем, что имя, известное каждому французу, может быть неизвестно русскому. Нужно принять во внимание, что перевод, сделанный П. Баккаретти, имеет учебный характер и предназначен главным образом для французских студентов, изучающих русский язык, которым данное имя должно быть хорошо известно. Вероятно, это и определило выбор переводчика.
Для русского же читателя ситуация оказывается иной. Даже если из второй фразы он поймет, что Пон дю Гар — это мост, у него не возникнет концепта, отражающего уникальное сооруже­ние. Скорее всего он ограничится общим понятием «мост», пред­ставляя себе Пон ди Гар как «один объект из класса мостов». Бо­лее того, изменением грамматической формы множественного числа на единственное при передаче понятия, заключенного в слове les tabliers (платформы трех ярусов моста) — настил моста, он в еще большей степени закрепляет за единичным объектом понятие общего класса, лишая его уникальности.
Этот пример показывает различие между референтом и дено­татом — теми самыми объектами реальной действительности, ко­торые отражаются в понятиях. В самом деле, в любом речевом произведении называется с помощью знака не класс предметов, а какой-либо конкретный предмет этого класса. Иначе говоря, де-
277
нотативное значение оказывается не таким простым (соотнесен­ность с предметом), как это кажется на первый взгляд. Для раз­личения классов предметов и конкретных предметов, о которых идет речь в конкретном тексте, в лингвистике и используют тер­мины денотат и референт.