№11.Лекция. Творчество Новеллы Матвеевой.
План:
1.Романтический мир Новеллы Матвеевой.
Творчество Новеллы Николаевны Матвеевой (род. в 1934) стало самобытным явлением, которое органично вписалось в лирико-романтическое направление авторской песни, представленное именами Б. Окуджавы, Ю. Визбора, Е. Клячкина, отчасти А. Дольского и др. С 1957 г. Матвеева создает песни на свои стихи, писать которые начала еще в военные годы. В 1961 г. выходит ее поэтическая книга «Лирика», а в 1966 г. – две пластинки песен. Начиная с 1972 г. Матвеева пишет песни и на стихи своего мужа – Ивана Киуру, многолетнее творческое содружество с которым стало весьма плодотворным. Как признавалась поэт в одном из интервью, в отличие от многих других бардов, музыкальная мелодия рождалась в ее творческом воображении задолго до стихотворного текста и затем, ритмически варьируясь, в течение долгих лет «находила приют» в сочетании с различными поэтическими произведениями, что знаменовало неустанное «развитие личного мелоса» поэта-певца.
Настоянная еще на гриновских «дрожжах», романтика в песнях Матвеевой явилась главным путем познания бытия, проникновения в его вековечные загадки. В «оттепельные» годы и позднее этот романтический модус мировосприятия означал внутреннее раскрепощение нации, «вызов казенному коллективизму, тотальному подавлению личности, закону собора и казармы» (Л. А. Аннинский [208]). В по-детски тонком, грустно-задумчивом голосе поэта-исполнителя звучала, по выражению критика, «колыбельная… орущему и кричащему миру».
Одним из ключевых жанрово-тематических образований становятся у Матвеевой пейзажные – чаще всего морские – лирические зарисовки, заключающие в себе философские мотивы. Во многих песнях 1960-70-х гг. («Какой большой ветер!», «Кораблик», «Горизонт», «Адриатика», «Корабли», «Синее море», «Аргентинская», «Капитаны без усов» и др.) художественно моделируется относительно автономная от внешней эмпирики поэтическая реальность. В первой из них сквозь штрихи пейзажного эскиза («Какой большой ветер // Напал на наш остров»), в сплетении зримого плана и чудесных метаморфоз во всем живущем («Аж корешок редьки // Из почвы сам вылез») проступает притчевое обобщение о личности «маленького» человека – романтика, сохраняющего, в противовес ветру, разрушительной стихии времени, душевное устояние:
А ты глядишь нежно,
А ты сидишь тихо,
И никому силой
Тебя нельзя стронуть. [210]
Образ личностного противостояния стихии получает развитие в песне «Кораблик» (1961). Построенная на развернутом олицетворении, она соединяет в себе романтический лиризм в изображении таинственного морского мира и элементы эпического повествования, с использованием традиционных сказочных оборотов, песенной интонации неторопливого рассказывания:
Жил кораблик, веселый и стройный,
Над волнами, как сокол, парил.
Сам себя, говорят, он построил,
Сам себя, говорят, смастерил.
В образе кораблика, сохраняющего право «о чем-то мечтать», «делать выводы самому» в общении с другими судами, иносказательно проявилось сущностное качество песенного героя Матвеевой, самобытного и принципиально «независимого от внешних ветров». Условно-романтическая, сказочная образность таила в песнях Матвеевой мощный заряд противостояния и вызова обезличивающим тенденциям несвободной эпохи и была ориентирована на глубинный диалог с мыслящими вопреки официозным догмам современниками.
Вещная детализация сплавляется у Матвеевой с притчевой условностью, бесконечностью художественного пространства и времени. Действительно, «ключевые слова поэтического словаря Матвеевой – даль, далеко, горизонт, черта, край, граница», а также многочисленные вымышленные географические названия. В песне «Горизонт» (1961) открытие широкой перспективы бытия происходит в цепочке прихотливых ассоциаций, передающих таинственные сплетения всего сущего, и достигается в процессе доверительного общения с близкой душой:
Яхты
и пароходы ушли куда-то.
Видишь? –
по горизонту они прошли.
Так же,
как по натянутому канату
В цирке
канатоходцы пройти смогли.
Пространственные лейтмотивы «натянутого каната», заключающие смысловую ассоциацию с одноименной песней В. Высоцкого 1972 г., образы «края моря» и «края земли», «обрыва отвесного» становятся знаками онтологического напряжения лирического «я», угадывающего в себе и в душе своего собеседника – барда-романтика – таинственную связь с мировой беспредельностью. Распространенная у Матвеевой речевая форма обращения к собеседнику сближает ее поэзию с песнями Б. Окуджавы, Ю. Визбора:
Ты же
так хорошо это море знаешь,
И песни,
Песни
про эту пропасть поешь, поешь…
Если в рассмотренном произведении образ бесконечности развертывается в горизонтальной плоскости, то песня «Адриатика» (1962) построена на иносказательной параллели скрывающейся в морских глубинах «великаньей раковины» – с неисследимыми безднами человеческой души. Выразительная подвижность интонационного рисунка песни, с обилием вопросов, восклицаний, облекает мистическое прозрение чудесного во «всеедином» мире («Раковина … как далека в небе звезда») в форму занимательного, «новеллистичного» рассказа:
Кто мне ее,
ах, кто мне ее
достанет?
Водолазил водолаз –
Водолазу не далась!
Чья тут вина?
В импрессионистско-утонченных образной ткани, мелодическом рисунке «экзотических» песен Матвеевой, поэтический мир которых таится «за волоокою далью далекою» и приоткрывается часто в отрывистых «мазках» (как, например, в «Аргентинской»), просматривается преемственная связь с традициями лирики Серебряного века, с «музой дальних странствий» К. Бальмонта, Н. Гумилева… Этот живописный мир «солнечных сказочных песен», как проницательно подметил собрат Матвеевой по бардовскому «цеху» А. Городницкий, вступал в непримиримый контраст с атмосферой неприютной московской коммуналки, где жила поэт в начале 60-х гг., и становился своего рода творческим изживанием «коридорной системы» советской действительности, поработившей души многих. В матвеевских песнях романтическая экзотика преломлялась в призме и популярных в бардовской поэзии «пиратских» мотивов («Отчаянная Мэри»), и жанровых элементов пастушеской идиллии («Пастушеское», «Пастораль»), переработанной литературной сказки («андерсеновский» цикл 1972-76 гг.), а также географического портрета («Миссури», «Пингвиана», «Страна Дельфиния»).
|
