Моей матери, Юлии Борисовне Великий Карфаген вел три войны

Битва при Тицине

Вторжение карфагенских войск в Северную Италию существенно изменило политическую обстановку — разумеется, к невыгоде Рима. Ганнибал надолго превратил Италию в основной театр военных действий, сделав испанский фронт второстепенным и заставив римлян отказаться от активных боевых операций в Сицилии и тем более от мысли вторгнуться в Африку. Да Апеннинском полуострове появилась грозная сила, на которую могли уповать все, кто мечтал об избавлении от римского владычества, — от постоянно бунтовавших бойев и инсумбров на севере до «союзников» поневоле в Южной Италии (правда, италики поначалу предпочитали выжидать). Однако римское командование поначалу недооценивало своего противника: Сципион думал, что Ганнибал никогда не осмелится пересечь Альпы, а если решится на такой безумный шаг, то неминуемо погибнет [Полибий, 3, 61, 5—7].
И действительно, войско Ганнибала понесло огромные потери. По данным Полибия [3, 56, 4; ср. также 3, 60, 5], который ссылается в данном случае на лацинийскую надпись, то есть на сведения, исходящие от самого Ганнибала, придя в Италию, он располагал 12 000 ливийских и примерно 8 000 иберийских пехотинцев (всего, следовательно, около 20 000) и не более чем 6 000 всадников. По-видимому, эти сведения предпочтительнее, нежели традиция, повествующая, будто Ганнибал привел в Италию 80 000—100 000 пехотинцев, 20 000 всадников и 37 слонов [Евтропий, 3, 8; Орозий, 4, 14, 5]. Кроме того, армия Ганнибала нуждалась в отдыхе.
Не удивительно, что Ганнибал заботился прежде всего о восстановлении моральных и физических сил своих солдат [Полибий, 3, 60, 7]. Правда, ему предстояло столкнуться с войсками, которые Сципион принял от Манлия и Атилия, состоявшими частью из новобранцев, а частью из солдат, перенесших тяжелые и позорные поражения в борьбе с галлами [Ливий, 21, 39, З]. И все же римские войска должны были вступить в борьбу после длительного отдыха и серьезной всесторонней подготовки. К тому же и Сципион был далеко не таким неспособным полководцем, как это казалось Ганнибалу. Последний был твердо убежден, что Сципион не сумеет в короткий срок явиться от устья Родана к подножию Альп, однако римскому консулу это удалось, и Ганнибал вынужден был признать, что ему противостоит военачальник, обладающий значительными тактическими и организаторскими способностями [Полибий, 3, 61, 1 — 4]. К тому же Ганнибал должен быть считаться еще с одним обстоятельством. Получив известие о том, что Ганнибал находится в Италии, сенат предложил другому консулу, Тиберию Семпронию Лонгу, вернуться из Сицилии в Италию, Семпроний незамедлительно отправил на родину флот, а пехоту переправил в Аримин [Полибий, 3, 61, 9 — 11; Ливий, 21, 51, 5 — 7].
Главная задача Сципиона заключалась в том, чтобы не дать карфагенянам возможности собрать свои силы для новой кампании, но он опоздал. Ганнибалу для отдыха потребовалось меньше времени, чем можно было предполагать.
Впрочем, первыми его противниками в Италии былине римляне, а, видимо, их союзники таврины — полугалльское, полулигурийское племя (его название и до сих пор живет в названии г. Турина), жившее у подножия Альп и ведшее как раз в это время кровопролитную войну с инсумбрами. Ганнибал, явившийся в Италию как союзник бойев и, следовательно, инсумбров, нуждался в прекращении таврино-инсумбрской междоусобицы и, само собой разумеется, в поддержке тавринов, которым предложил дружбу и союз. Натолкнувшись на отказ, он окружил крепость тавринов и после трехдневной осады овладел ею. Беспощадно расправляясь со всеми, кто пытался оказать сопротивление, Ганнибал внушил окрестным галльским племенам такой ужас, что те спешили отдаться под его «покровительство». Прибытие Сципиона к Плаценции до известной степени нарушило его планы: римляне отрезали от Ганнибала значительную часть союзных с ним галлов и даже заставили их выступить против пунийской армии. В этих обстоятельствах Ганнибал решил предпринять наступательные действия против римлян, справедливо полагая, что, победив, он станет полновластным хозяином Северной Италии и тогда-то галлы по доброй воле или по принуждению должны будут принять его сторону [Полибий, 3, 60, 8 — 13; Ливий, 21, 39, 3 — 7]. Однако теперь уже Сципион его опередил. Он переправился через Пад и расположился на правом берегу Тицина [Ливий, 21, 39, 10].
Можем ли мы доверять текстам Полибия и Тита Ливия, сохранившим для нас речи полководцев накануне сражения, неясно: перед нами, по-видимому, не дословное воспроизведение оригинала, хотя общий смысл, вероятно, передается ими верно. В самом деле, что было более естественно, чем напомнить римлянам о победе в I Пунической войне, о вероломном нарушении договоров со стороны Ганнибала, об угрозе отечеству, как это, по-видимому, сделал Сципион [Ливий, 21, 40 — 41; Полибий, 3, 64]. И что было более естественно, чем указать пунийским солдатам, что отступать им некуда, что их ожидают либо победа, либо гибель, в лучшем случае плен [Ливий, 21, 43 — 44; Полибий, 3, 63], — эти слова традиция приписывает Ганнибалу. Вполне возможно, что те историографы, у которых Полибий и Ливий черпали свой материал, воспользовались рассказами о том, что говорили полководцы, в том числе непосредственные участники событий. По единодушному свидетельству наших источников, прежде чем произнести речь, Ганнибал показал своим воинам впечатляющее зрелище. Военнопленные, захваченные во время перехода через Альпы, измученные тяжелыми оковами, бичеваниями, голодом и жаждой, были по его приказанию выведены на арену, со всех сторон окруженную пунийцами. Через переводчика Ганнибал спросил у пленных, кто из них согласится сразиться с товарищем по несчастью, при условии, что победитель получит боевого коня, вооружение и, естественно, свободу, а побежденный, погибнув, избавится от непереносимых мук. Все горцы с восторгом согласились; многие возносили молитвы богам, чтобы жребий -выпал на их долю. В этой схватке не на жизнь, а на смерть участвовали несколько пар; зрители — солдаты Ганнибала и остальные пленные — горячо переживали все перипетии боя, а когда он окончился, шумно приветствовали победителей и прославляли побежденных, храбро павших в борьбе за свободу [Полибий, 3, 62; Ливий, 21, 42; Дион Касс., фрагм., 57, 4]. Воины Ганнибала должны были воочию представить себе свое положение, которое ничем не отличалось от положения этих пленных; победить или умереть — другого выхода у них не было.
Боевые операции начались с того, что римляне построили мост через Тицин и для его охраны — небольшое укрепление и переправились с правого берега реки на левый, в страну инсумбров, где находились карфагеняне. Ганнибал, сам искавший сражения, не мешал им; пока он отправил отряд нумидийских всадников под командованием Махарбала грабить поля союзных Риму галльских племен. Характерно, однако, для италийской политики Ганнибала, что он распорядился всячески щадить галлов и делать все, чтобы привлечь их на свою сторону. Как можно было совместить это требование с ограблением галльских владений, не вполне понятно… Узнав, что римские легионы закончили переправу, Ганнибал велел Махарбалу срочно вернуться в лагерь.
По рассказу Ливия, Ганнибал теперь, непосредственно перед боем, снова обратился к своим воинам, суля им все, что только мог обещать своим наемным солдатам в случае победы их предводитель: землю где кто пожелает с освобождением от повинностей, которое должно было распространяться не только на самого получателя, но и на его детей, или — по желанию — деньги, карфагенское гражданство, беспечальную жизнь на родине, а рабам, находившимся в войске вместе с господами, — свободу. Ганнибалу очень нужна была победа, и в ней-то он, видимо, еще не был уверен. Свое обещание Ганнибал скрепил клятвой: схватив левой рукой ягненка, а правой камень, он обратился к богам с молитвой, прося в случае нарушения слова предать его такой же смерти, какой он предает жертвенное животное; с этими словами Ганнибал разбил камнем голову ягненка. Воины отвечали Ганнибалу выражениями энтузиазма и преданности; они требовали немедленно идти в бой.
Противники расположили свои войска следующим образом. Сципион поставил впереди копьеметателей и галльских всадников, а остальных — римлян и отборные силы союзников — выстроил за ними в линию. Ганнибал разместил тяжелую кавалерию прямо против фронта римлян, а на флангах — нумидийских всадников, рассчитывая в дальнейшем окружить неприятеля. Враги стали быстро сближаться. Римские копьеметатели, едва бросив по одному дротику, бежали между отрядами стоявших за ними всадников. Началось конное сражение; многие всадники были сброшены с коней, а другие спешивались сами. Сражение постепенно превратилось в бой пехотинцев. Тем временем нумидийские всадники Ганнибала, обойдя сражающихся с флангов, появились в тылу римской армии; копьеметатели были растоптаны их конями; в рядах римлян началась паника; сам Сципион получил рану, и его жизнь и свобода подверглись опасности (по преданию, Сципиона спас тогда еще несовершеннолетний его сын — будущий победитель Ганнибала, тоже Публий Корнелий Сципион; по другой версии, спасителем консула был раб-лигуриец). Римская армия обратилась в бегство [Полибий, 3, 65; Ливий, 21, 46; Апп., Ганниб., 5].
Эта первая победа Ганнибала над римлянами имела для него исключительное значение. Она не только обнаружила превосходство карфагенской кавалерии, и в особенности нумидийских всадников, над римской, она не только укрепила его положение в Северной Италии, но и продемонстрировала, что карфагеняне могут побеждать римлян на поле сражения. Ореол непобедимости, которым после I Пунической войны было окружено в глазах карфагенян римское оружие, начал блекнуть, и это больше, чем все речи, увещевания и посулы Ганнибала, способствовало укреплению морального духа его армии.

II