Основы исследования образов детей в творчестве л. Н. Толстого

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ..........................................................................................................3

ГЛАВА 1. ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ОБРАЗОВ ДЕТЕЙ В ТВОРЧЕСТВЕ Л.Н. ТОЛСТОГО............................................................................................... 6

1.1.Раскрытие темы детства в русской прозе XIX века................................. 6

1.2. Преобразование Л.Н. Толстого в изображении образа ребенка.............8

ГЛАВА 2. СПОСОБЫ СОЗДАНИЯ ДЕТСКИХ ОБРАЗОВ В РАННЕЙ ПРОЗЕ Л.Н. ТОЛСТОГО.................................................................................14

2.1. Образы крестьянских детей в рассказах Л.Н. Толстого «Филиппок» и «Косточка»...................................................................................................... 14

2.2. «Диалектика детской души» в трилогии Л.Н. Толстого «Детство». «Отрочество». «Юность»............................................................................. 16

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.............................................................................................27

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ...................................... 28

ВВЕДЕНИЕ

Детская литература всегда была и остается особым направлением в литературном процессе, и особой вехой в творчестве любого писателя. По определению она должна обладать набором обязательных качеств: гуманизм, высокая художественность и образность, богатство языка и его выразительность, вместе с тем его доступность, юмористичность. В зависимости от направления , в котором работает писатель, необходимо учитывать такие признаки как динамичность сюжета, психологизм, максимальная конкретность, наличие подтекста и детализированность. И все это должно быть с учетом детского восприятия, детской психики и возраста ребенка-читателя.
На современном этапе развития литературы детская литература, к сожалению, находится в стадии затишья. Мало внимания уделяется произведениям знаменитых писателей во внеурочное время.[1] Дети начинают забывать о существовании волшебства, о противостоянии добра и зла, о том что произведения носят поучающий и воспитывающий характер , забывают не только дети , но и взрослые.
Данная курсовая работа посвящена теме «Образы детей в произведениях Л.Н.Толстого» – творчеству писателя, чьи произведения , воспитали не одно поколение, а сейчас начинают забываться.
Актуальность: детская литература занимает особое место в жизни ребёнка. Книга – это средство влияния ми всестороннего развития ребенка, как личности. Она помогает создать маленьким читателям, прототип идеального человека путем восприятия и оценки действий главных героев произведения. Дети читая произведения Льва Николаевича Толстого учатся, находить выход из трудной ситуации и при этом оставаться человечными. Мы смотрим в книгу, как в зеркало и находим в ней отражение того, что происходит с нами, как бы со стороны видим поступки и их последствия. Незнание детьми творчества детских писателей, увлечение детьми компьютером, непонимание родителями важности ознакомления детей с художественной литературой и привития любви к книге – это проблема нашего времени, решение которой увы стоит не на первом месте в воспитании. Данная курсовая работа даёт возможность познакомиться с произведениями Льва Николаевича Толстого, с тем какими он изображал детей в своих произведениях. Читая произведения писателя, ребенок обязательно увидит, кому следует подражать, а на кого лучше не быть похожим. Лев Николаевич Толстой создает выразительные портреты детей, раскрывает глубину их переживаний, подмечая черты детской психологии. На его произведениях выросло не одно поколение детей. Осмысливая произведения, ребенок учится жить, мыслить и оценивать свои поступки.
Цель исследования: изучить Образы детей в произведениях Льва Николаевича Толстого.
Задачи исследования:
1. Изучить теоретические основы исследования образов детей в творчестве Л.Н. Толстого.
2. Проанализировать способы создания детских образов в ранней прозе Л.Н.Толстого
3. Провести анализ произведений Л.Н.Толстого.
Объект исследования: раскрыть образы детей в произведениях Л.Н. Толстого
Предмет исследования: выявить особенности изображения детей в произведениях Л.Н. Толстого.
Теоретическая значимость работы состоит в пополнение сведений про А.Л. Барто в уточнении понятия гуманизма
Практическая значимость работы определяется тем, что материалы и результаты могут быть применены в практике преподавания литературного чтения у младших школьников.
Материалом для исследования стали произведения писателя: «Косточка», «Филиппок».

Структура курсовой работы. Работа состоит из двух глав. В первой главе рассказывается о теоретических основах исследования образов детей в творчестве Л.Н. Толстого, его общественной работе, деятельности как теоретика детской литературы. Вторая глава курсовой работы относится непосредственно к творчеству Льва Николаевича. Здесь его произведения проанализированы с точки зрения раскрытия образов детей.

ГЛАВА 1. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ОБРАЗОВ ДЕТЕЙ В ТВОРЧЕСТВЕ Л.Н. ТОЛСТОГО

1.1.Тема детства в русской прозе XIX века.
Детство - одна из самых ключевых тем художественной литературы. Мир детства – это сложный мир общения ребенка с людьми, мир его взаимоотношений в социуме.
Детство как предмет художественного изображения в русской литературе классического и последующих периодов оказалось в фокусе исследовательского внимания уже довольно давно. Литературоведами изучается феномен детства в творчестве разных писателей.[2]
В первой половине XIX века «создавался образ детства с четкими национальными чертами, растворялись признаки сословной принадлежности ребенка». Сформировались каноны образа русского детства — изображение зимы, деревенской жизни и народных забав, чувствительного и доброго ребенка.
Во второй половине 19 века детство, как лирическая тема, открытая в творчестве Жуковского, Пушкина, Лермонтова, получила окончательное утверждение. При этом божественные, ангельские черты в образе ребенка сменяются чертами сугубо реалистическими, хотя образ ребенка не утрачивает своей идеальности.
К концу 19 века в отдельное тематическое направление выделяются рассказы о детях-сиротах, бедняках, маленьких тружениках. Писатели стремятся привлечь внимание к катастрофическому положению детей, погибающих духовно и физически в тисках буржуазно-капиталистического века. Эта тема звучит в произведениях таких писателей, как Мамин-Сибиряк, Чехов, Куприн, Короленко, М. Горький, Л. Андреев. Тема тяжелого детства проникает и в популярные святочные рассказы, либо подчиняясь идее благотворительности, либо опровергая ее. Привлекают внимание писателей и психологические проблемы детей, растущих в так называемых «приличных» семьях. Лев Толстой, Чехов, Достоевский, Куприн, Короленко в своих произведениях проводят подробнейший анализ возрастной психологии детей, факторов воспитательного влияния, обстановки, окружающей ребенка.
Тема детства занимала не только русских писателей ХIХ в., но и писателей ХХ и ХХI вв. В начале ХХ в. ребенок стал восприниматься как знаковая фигура эпохи. Он оказался в центре творческих исканий многих художников слова Серебряного века. Достаточно даже поверхностного взгляда на литературу того времени, чтобы отметить всю серьёзность и принципиальность обращения к этой теме. Мир детства привлёк И.А. Бунина и Л.Н. Андреева, Б.К. Зайцева и И.С. Шмелёва, А.И. Куприна и А.М. Горького, Е.И. Чирикова и А.С. Серафимовича, А.М. Ремизова и М.И. Цветаеву.
Детство представляется писателями как пора невинности и чистоты. Дети несравненно нравственнее взрослых. Они не лгут (пока их не доведут до этого страхом), они сближаются со сверстниками, не спрашивая, богат ли он, ровен ли им по происхождению. У детей нужно учиться пониманию истинного добра и правды. Героев произведений воспитывает окружающий мир во всех его проявлениях: сломанный цветок, несчастная собачка Жучка, непосильный труд крестьян, чудесные сказки на ночь, чистая детская дружба…
Тема детства неразрывно связана с темой русского народа. Во всех произведениях воссоздается сложная жизнь детей, которые мечтают о лучшей жизни, которая сделала бы их счастливыми.
1.2. Новаторство Л.Н. Толстого в изображении образа ребенка.
Новым словом в раскрытии темы детства в XIX веке стала повесть Л. Н. Толстого «Детство» (1852). Впервые прочитав рукопись повести, Н. А. Некрасов увидел в ней «настолько интереса», «простоты и действительности содержания», а в авторе - таланта, что немедленно решил ее напечатать. Повесть, по словам И. С. Тургенева, «произвела фурор». Сам Л. Н. Толстой так объяснил причину возникновения читательского интереса к произведению: «Когда я писал «Детство», то мне казалось, что до меня никто так не почувствовал и не изобразил всю прелесть и поэзию детства».
Сильное впечатление на современников произвело мастерство психологического анализа Л. Н. Толстого в повести «Детство». Н. Г. Чернышевский сформулировал особенность таланта Л. Н. Толстого, заключающуюся в раскрытии «самого психического процесса, его форм, законов», «как одни чувства и мысли развиваются из других» Наблюдения критика XIX столетия легло в основу более позднего научного осмысления новаторства Л. Н. Толстого[3]. По мнению П. П. Громова, Л. Н. Толстой «сосредотачивает внимание на тех «неуловимых», кажущихся случайными «мелочами», особенностях душевной жизни», «далее выделяет эти «мелочи» как особые «микроэлементы», затем «увеличивает», делает эти «микроэлементы» зримыми, наглядными».
В чем же, на наш взгляд, состоит «радикальное преобразование» в изображении детства в толстовской повести? Повесть построена на резком и открытом противопоставлении точек зрения ребенка и взрослого человека, на полярной противоположности мироощущений, несовместимости ценностно-целевых установок. Этот принцип противопоставления реализуется Л. Н. Толстым на всех уровнях художественной структуры его повести: манера отстраненного повествования о себе самом, видящего и чувствующего мир иначе, нежели взрослый повествователь, эпизоды, построенные на столкновении детского и взрослого взгляда на события, фраза, вмещающая в себя полярные точки зрения (ребенка и взрослого), специфика пространственно-временной организации повести.
Вот один из эпизодов, обнажающих противоположность мироощущений ребенка и взрослого человека. Николенька Иртеньев пишет стихотворение в честь бабушкиных именин. Взрослый повествователь дистанцируется от мыслей и настроений мальчика, подчеркивая их странность: «Я решительно не помню, каким образом вошла мне в голову такая странная для ребенка мысль, но помню, что она мне очень понравилась». Затем стихи оценивает Николенька: «Стихи мне казались превосходными». И, наконец, изображается сцена зачитывания, раскрывающая пропасть между детским и взрослым мировосприятием: «Как передать мои страдания в то время, когда бабушка начала читать вслух мое стихотворение и когда, не разбирая, она останавливалась на середине стиха, чтобы с улыбкой, которая тогда мне казалась насмешливою, взглянуть на папа, когда она произносила не так, как мне хотелось» . В одно предложение Л. Н. Толстой вместил все акценты, подчеркивающие несовместимость точек зрения. Это точки зрения ребенка и взрослых, объединенных в своей оценке, что представлено согласно встречающимися взглядами бабушки и папа. Читающая бабушка не только «произносила не так, как мне хотелось», но и попросту не «разбирала» теста. «Насмешливая ее улыбка», как это увидел Николенька, неадекватна тому, что она переживала на самом деле.[4] В результате неожиданность реакции взрослых довершает описание глубины взаимного непонимания: «Но ничего такого не случилось; напротив, когда все было прочтено, бабушка сказала: charmant! и поцаловала меня в лоб». «Насмешливая» в восприятии мальчика улыбка была улыбкой умиления, но понимание этого остается за гранью детских возможностей так же, как и мир смыслов и ценностей ребенка остается непроницаемым для взрослых. В несовпадении их позиций просматривается сознательная установка Толстого-художника.
В эпизоде танца Николеньки с Сонечкой описывается стремление героя предстать перед девочкой взрослым, которое вылилось в злую насмешку над учителем: «Я распространился, даже несколько иронически, о самой особе Карла Иваныча, о том, какой он бывает смешной, когда снимает красную шапочку». Комментирует этот эпизод взрослый повествователь: «Все это было очень хорошо; но зачем я с насмешкой отзывался о Карле Иваныче? Неужели я потерял бы доброе мнение Сонечки, если бы я описал ей его с теми любовью и уважением, которые я к нему чувствовал?». Здесь различие точек зрения (ребенка и взрослого) обнажено до предела, поскольку «доброе мнение Сонечки» - это не совсем то, к чему стремится маленький Иртеньев. В отличие от Николеньки цели и смыслы взрослого повествователя взяты из совершенно иной системы ценностных координат.
Противопоставление двух типов сознания (детского и взрослого) в толстовской повести - это концептуально новый подход к проблеме детства. Здесь в центре внимания - тема невосполнимых утрат: «Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства! Как не любить, не лелеять воспоминания о ней?». Столкновение двух типов сознания (детского и взрослого) рождает ощущение жесткости границы, очерчивающей мир детства, что и выливается в особенности его пространственно-временной организации, то, что впоследствии окажется разрушенным и безвозвратно утраченным.
Взрослый повествователь тоскует по гармоничной завершенности мира детства. В центре этого мира - ребенок, осознающий себя в пространстве родного дома, семьи, где время подчиняется циклической смене семейного распорядка дня и ночи, трапез, праздников. Пространственный центр этого мира - дом, «образ окультуренного, огороженного и элитарного пространства жизни дворянской семьи». Неотъемлемая черта этого мира - наполненность любовью и теплом, исходящими от семьи. Для Николеньки мать - самое «любимое существо», чьи глаза «выражают доброту и любовь» по отношению к сыну. Модель мира ребенка вбирает в себя и ближайший круг, «куда входили крестьяне, дворовые, соседи, благодаря чему характерным становилось осознание своей слитности с окружающим миром, и со своей средой, со всем социумом поместья в целом, и, шире, - с природным миром». Красота мира русской природы рождает в Николеньке ощущение родства с ней, «слитности», привязанности к родному дому. Весь этот мир объединен особым, «идиллическим сознанием». Цельность и нераздельность «идиллического сознания» сохраняется при условии отграниченности «своего» пространства от «большого» мира. Дорогу около дома Николенька описывает как «свой мир», где «каждая выбоина, каждый камешек, каждая колея давно знакомы и милы». Далее этой границы начинается «чужое пространство»: «Необозримое блестяще-желтое поле замыкалось только с одной стороны высоким синеющим лесом, который тогда казался мне самым отдаленным, таинственным местом, за которым или кончается свет, или начинаются необитаемые страны». Цельность «идиллического сознания» Иртеньева поддерживается его стремлением к стабильности (статике), поэтому он живет в границах «застывшего времени яркого летнего дня»: «День был жаркий» .В такой замкнутости, статичности, отгороженности от «большого мира» «идиллическое сознание» Иртеньева наполнено ощущением абсолютного счастья.
Идиллическое пространство и время - неотъемлемые составляющие детства, которое пройдет, станет «невозвратимой порой». Граница детства обозначена в сознании взрослого повествователя, который «все время напоминает, что описываемое уже прошло». Это в его сознании осталось особое ощущение прошлого как «золотого века», безвозвратно ушедшего и не имеющего прямых причинно-следственных связей с настоящим. Основной литературный прием толстовской повести - столкновение двух типов сознания - делает границу между детством и последующими периодами жизни непреодолимой, придает детству характер законченного смыслового жизненного отрезка. Детство представлено Л. Н. Толстым как жизнь, определенная иными целями и смыслами. Оно не перетекает плавно в следующую жизненную фазу, а разрушается и исчезает навсегда. Отрочество и юность не вырастают из детства в результате естественного перехода, а приходят вслед за его разрушением как продукт распада этого мира, его катастрофы.
Таким образом, открытием повести Л. Н. Толстого стал прием, заключающийся в столкновении двух типов сознания (детского и взрослого), который обнажает их несовместимость. В толстовской повести оформилась концепция «счастливого детства». Особенность этой концепции - трактовка мира ребенка как значимого вне связей с будущей взрослой жизнью, героя гармоничного, свободного от потрясений. С этой установкой связана пространственно-временная организация толстовской повести, характеризующаяся замкнутостью, отграниченностью от «большого мира» и «большого времени», исключающая линейные движения, целеполагание которых уводит вне этого замкнутого мира. Идиллическое пространство и время определяет его состояние. В таких концептуальных установках детство является состоянием мира, обреченного на разрушение. Вторгающаяся в него дисгармония вследствие разрушения детского взгляда на мир в завершающей части - обязательный структурно-композиционный элемент концепции «счастливого детства». [5]В этой концепции отрочество и юность приходят вслед за разрушением детства как продукт распада этого мира, его катастрофы. Осмысление детства как воплощенного на земле «золотого века», возможность гармоничного существования человека с самим собой и с окружающим миром формирует в повести Л.Н. Толстого особое отношение взрослого автора к детству. Автор постоянно устремлен в прошлое, в детство, которое не знало конфликтов и противоречий. Он жаждет вернуться в «золотое время» детства потому, что настоящее дисгармонично, а в прошлом было возможно ощущение абсолютного счастья.

ГЛАВА 2. СПОСОБЫ СОЗДАНИЯ ДЕТСКИХ ОБРАЗОВ В РАННЕЙ ПРОЗЕ Л.Н. ТОЛСТОГО

2.1. Образы крестьянских детей в рассказах Л.Н. Толстого «Филиппок» и «Косточка».
Считая детство важным периодом в жизни, Л. Толстой много внимания уделяет образам детей, особенно крестьянских. Он отмечает их впечатлительность, пытливость, любознательность, отзывчивость, трудолюбие. Среди его персонажей малыши, подростки, крестьянские ребята и барские дети. Толстой не акцентирует внимание на социальной разнице, хотя в каждом рассказе дети в своей среде. Крестьянские дети показаны в родной для них среде, на фоне деревенской жизни, крестьянского быта.
«Филиппок» Толстого -это трогательный рассказ о мальчике, который хотел учиться, но мать не пускала его в школу, потому что он был ещё маленьким. Когда родители ушли, Филиппок решил сам добраться до школы. Автор очень лаконичен, но мы узнаём очень много о мальчике, его характере, о жизни крестьянских детей и деревенской школе. Рассказ оставляет трогательное и светлое чувство.
Филиппок — маленький деревенский мальчик, младший в семье. Он непоседлив, решителен и смел. Не желая оставаться с бабушкой и скучать, Филиппок один отправился в школу. На пути мальчику встретились собаки, от которых ему удалось убежать. Филиппок боялся, что учитель его прогонит. Оробев и растерявшись, мальчик заплакал. Но потом, когда учитель разрешил ему остаться в классе, быстро осмелел. Это любознательный и активный ребёнок.
Более того, деревня, ее жизнь передаются часто так, что мы видим их глазами ребят: «Когда Филиппок шел по своей слободе, собаки не трогали его — они его знали. Но когда он вышел к чужим дворам, выскочила Жучка и залаяла, а за Жучкой большая собака Волчок». Основным художественным приемом в изображении крестьянских детей у Л.Н. Толстого часто оказывается прием контраста. Иногда это контрастные детали, связанные с описанием внешности. Чтобы подчеркнуть, насколько мал Филиппок, писатель показывает его в огромной отцовской шапке и длинном пальто (рассказ «Филиппок»).[6]
Иногда это контрастность душевных движений и их внешнего проявления, помогающая раскрыть внутренний мир ребенка, психологически обосновать каждый его поступок.
В рассказе «Косточка» психологически убедительно показаны мучительные колебания маленького Вани, который впервые увидел сливы: он «никогда не ел слив и все нюхал их. И очень они ему нравились. Очень хотелось съесть. Он все ходил мимо них». Соблазн оказался настолько сильным, что мальчик съел сливу. Отец нехитрым способом узнал правду: «Ваня побледнел и сказал: «Нет, косточку я бросил за окошко». И все засмеялись, а Ваня заплакал». Рассказы Л.Н. Толстого, посвященные детям, метко обличают дурное и ярко показывают каждое доброе движение детской души.
2.2. «Диалектика детской души» в трилогии Л.Н. Толстого «Детство». «Отрочество». «Юность».
Удивительно обыденно и прозаично начинается трилогия Льва Николаевича Толстого «Детство. Отрочество. Юность». Николенька Иртеньев, главный герой ее, просыпается, потому что Карл Иваныч ударил над ним хлопушкой и на его голову падает муха. Это рассердило Николеньку, и он отчужденно и холодно анализирует поведение своего наставника. В свете этого анализа даже халат, шапочка и кисточка Карла Иваныча кажутся ему противными. Но Николенька очень добрый и отзывчивый мальчик, и его неприязненное отношение к Карлу Иванычу, в основе которого было просто раздражение внезапно разбуженного человека, быстро сменяется естественным для него чувством любви и благодарности к учителю. А вот другой эпизод, внешне не связанный с первым. Николенька, возвратившись с охоты, решил нарисовать все то, что он видел за прошедший день. Так как у него была только синяя краска, то он «очень живо» изобразил синего мальчика верхом на синей лошади и синих собак. Но тут у него возникает вопрос: а бывают ли синие зайцы? Спросив об этом у отца и получив утвердительный ответ, Николенька нарисовал синего зайца, которого затем переделал в куст, потом вместо куста изобразил дерево, вместо дерева облако и так далее. А закончил Николенька тем, что с досады разорвал рисунок. Может показаться, что этот случай пример «мелочного», «микроскопического анализа ради самого анализа» или просто зарисовка быта детей в семье Иртеньевых. Вероятно, что все-таки не так. Зададим такой вопрос: почему же Николенька не мог нарисовать синего зайца, если до этого он «очень живо» изобразил синюю лошадь и синюю собаку? Просто потому, что когда Николенька со всей непосредственностью, отдавался рисованию, процессу творчества, тогда перед ним не вставало никаких вопросов, но как только «включился» разум, анализ (бывают ли синие зайцы?), непосредственность живого чувства была нарушена и вместо удовлетворения от рисования возникли досада и раздражение. Несколькими главами ранее Толстой описал игры детей, и это описание может послужить дополнительным комментарием к приведенному эпизоду. Дети сели на землю и, вообразив, что они плывут на лодке, начали «грести». Только брат Николеньки Володя сидел неподвижно. Когда ему сделали замечание, он сказал, что от того, будут ли они больше или меньше махать руками, ничего не изменится и они никуда не уплывут. Все понимали, что Володя прав и с ним нельзя не согласиться. Но и согласиться с ним тоже было невозможно. Глава заканчивается таким вопросом: «Ежели судить по-настоящему, то игры никакой не будет. А игры не будет, что же тогда останется?» Действительно, разум, логика, анализ подсказывают, что синих зайцев не бывает, что, сидя на траве и размахивая руками, никуда не уплывешь, а шапочка и халат Карла Иваныча в самом деле не так уже привлекательны. [7]Но в любви Николеньки к Карлу Иванычу тоже есть истина, так же как и в свободной игре воображения и непосредственности, с которой он отдается своим детским фантазиям, рисованию и, главное, желанию любить, нравиться и делать добро всем окружающим его людям. Все то, что могло бы нарушить светлый взгляд Николеньки на мир, непосредственное, нерассудочное и доброжелательное отношение к людям, побеждается или любовью к нему его близких, или, наоборот, любовью самого Николеньки к тем, кто его окружает. Вот Николенька нашалил за столом, и Наталья Савишна его наказала, но, заметив у него злые слезы обиды, тут же, стараясь загладить свой поступок, дарит Николеньке нехитрые подарки, и он снова плачет, но уже «не от злости, а от любви и стыда». Когда же сталкивается Николенька с людьми, подобными резко сатирически описанному Толстым Этьену Корнакову, который показывает, как он, сидя на козлах кареты, любит задеть кнутом проезжающих, то Корнаков не может глубоко задеть его сознание просто потому, что любовь к Сонечке в этот момент занимает все внимание Николеньки.
«Две лучшие добродетели» невинная веселость и беспредельная потребность любви таковы, по мнению Толстого, главные особенности, определяющие отношение человека к миру и людям в детском возрасте. Первым читателем «Детства» был Н. А. Некрасов. Познакомившись с рукописью, он отвечал ее автору: «Я прочел вашу рукопись («Детство». Б. А.). Она имеет в себе настолько интереса, что я ее напечатаю. Не зная продолжения, не могу сказать решительно, но мне кажется, что в авторе ее есть талант. Во всяком случае направление автора, простота и действительность содержания составляют неотъемлемые достоинства этого произведения. Если в дальнейших частях (как и следует ожидать) будет поболее живости и движения, то это будет хороший роман. Прошу вас прислать мне продолжение. И роман ваш, и талант меня заинтересовали». Свое впечатление о первом произведении начинающего автора Н. А. Некрасов сообщил И. С. Тургеневу, подчеркивая, что «это талант новый и, кажется, надежный».[8] Тургенев отвечал: «Ты прав это талант надежный... Пиши к нему и поощряй его писать. Скажи ему, если это может его интересовать что я его приветствую, кланяюсь и рукоплещу ему». Когда читатели и критики прочли в 1852 году в журнале «Современник» «Детство» первое произведение никому ранее не известного писателя, мнение их было почти единодушным. На естественно возникавший вопрос, какой интерес можно извлечь из повествования о том, как проводил время, учился, играл, шалил, ездил в гости, что думал и чувствовал маленький герой «Детства», ответ современников был примерно таким: все это рассказано так хорошо, полно, с таким поэтическим чувством, что от этих строк веет освежающей душу памятью детства, дорогой и близкой всякому, в ком не заглушила чувств расчетливая жизнь зрелого возраста. Талант автора ни у кого не вызывал сомнения. После выхода второй части трилогии, «Отрочество» (1854), и «Севастопольских рассказов» (1856), когда можно было уже говорить о художественных принципах начинающего писателя, с рецензией на произведения Толстого выступил Н. Г. Чернышевский[9]. Свою рецензию он начал с того, что суммировал общее мнение современников о первых произведениях Толстого. От каждого, кто читал произведения начинающего писателя, подчеркивал критик, вы можете услышать такое мнение о них: «Чрезвычайная наблюдательность, тонкий анализ душевных движений, отчетливость и поэзия в картинах природы, изящная простота отличительные черты таланта графа Толстого» Все это верно, продолжает Чернышевский, но то же самое можно сказать и о Пушкине, Лермонтове, Тургеневе. Что же внес нового в русскую литературу именно Толстой, что открыл он в человеке? По мнению Чернышевского, Толстой открыл диалектику души. Часто крупнейшие писатели до Толстого, применяя психологический анализ, брали то или иное чувство и разлагали его «на составные части». Иногда писателей интересовала и другая сторона психологического процесса: они изображали переход одного чувства в другое, одной мысли в другую. Но все же обычно перед читателями представали только два «крайние звена» этого процесса начало и результат его. Толстой же, считает Чернышевский, изображает не столько начало и конец того или иного душевного процесса, исходное состояние и результат его, сколько сам процесс, то есть подробно и скрупулезно исследует все этапы, которыми проходят человеческие чувства и мысли, меняясь на другие, часто прямо противоположные. Для того чтобы раскрыть диалектику души, всю сложность и текучесть мыслей, переживаний, чувств и оттенков чувств человека, Толстой очень внимательно вглядывается в движения души своего героя. Но как совместить подробный анализ движущихся, меняющихся, переходящих в свою противоположность мыслей и настроений героя с исследованием трех значительно отличающихся друг от друга «эпох развития» человека детства, отрочества и юности? Ведь детальный анализ движений души человека на протяжении длительного периода времени занял бы, вероятно, десятки томов. Хотя у читателя и создается впечатление, что все шесть лет жизни Николеньки Иртеньева прошли у него перед глазами, в трилогии нет последовательного, день за днем пересказа событий из жизни ее главного героя. Почти половину текста книги Толстого, повествующей о трех периодах развития человека, занимает очень подробный, детализированный рассказ всего о нескольких днях жизни Николеньки. В «Детстве» мы подробно узнаем о том, как его герой провел два дня. Один день описывается на протяжении двенадцати глав с первой по тринадцатую. Второй день, описанный столь же тщательно, это именины бабушки. Им посвящаются девять глав с шестнадцатой по двадцать четвертую. В «Отрочестве» Толстой чрезвычайно подробно описывает самые горестные для Николеньки сутки, когда он получил единицу, нагрубил учителю-французу, открыл портфель отца и сломал ключ, рассказывает, как он был наказан за это и чем закончилось его наказание. Все это заняло шесть глав. В «Юности» особенно выделены три дня: день после поступления в университет, следующий за ним, когда Николенька делает визиты, а затем посещение им семьи Нехлюдовых. Рассказывается об этом на протяжении четырнадцати глав. Итак, сорок одна глава понадобилась Толстому, чтобы рассказать только о шести днях из жизни Николеньки. Замедленная съемка крупным планом так, пользуясь современными понятиями, можно определить специфику художественного построения значительной части автобиографической трилогии. И если, например, взять второй подробно описанный день в «Детстве», то даже сами названия отдельных глав «До мазурки», «Мазурка», «После мазурки» свидетельствуют о такой степени художественной детализации, которой, кажется, еще не знала русская литература. В этот небольшой отрезок времени, изображенный чуть ли не поминутно, Николенька переживает целую гамму чувств, настроений. Возникновение, развитие, угасание их, вытеснение одних другими и анализирует здесь Толстой. По сравнению с «Детством» в «Отрочестве» диалектика души становится еще сложнее и многообразней хотя бы потому, что в отрочестве не только автор, но и герой постоянно анализирует свои чувства и настроения, соотносит их с теми, которые испытывал ранее, и, что самое главное, именно в отрочестве он замечает, как часто даже самые добрые намерения и побуждения приводят к совсем неожиданным результатам. Начинается же отрочество у Николеньки с того, что он приобретает «новый взгляд на жизнь», то есть вдруг понимает, что в мире живет много других людей, они заняты своими делами и заботами и им нет никакого дела до Николеньки Иртеньева. Конечно, подчеркивает Толстой, Николенька знал это и до того, как приобрел «новый взгляд на жизнь», но «не сознавал, не чувствовал». Оказывается, знание знанию рознь. В тот период, когда Николеньке весь мир казался одной семьей, где все люди любят друг друга и непосредственно связаны с ним самим, он не выделял себя из окружающих людей, не ощущал себя как личность. Теперь он осознал свое «я» как нечто отдельное от других людей. Если обратиться даже не к тексту трилогии, а только к заглавиям отдельных глав, то можно заметить, что они часто называются именами тех, с кем сталкивается Николенька, например: «Учитель Карл Иваныч», «Гриша», «Наталья Савишна» и т. д., и нетрудно заметить, что в «Детстве» нет ни одного заглавия, где было бы слово «я». А вот в «Отрочестве» есть глава, которая так и называется, «Я». Забегая вперед, заметим, что в «Юности» глав, начинающихся с этого слова, будет много. Например, «Я большой», «Меня поздравляют», «Я собираюсь делать визиты», «Я ознакомливаюсь» и так далее. Осознав себя как личность, Николенька научился не только на себя смотреть со стороны, оценивая свои чувства и поступки как бы чужими глазами, но и приобрел способность не так, как в детстве, основываясь на любви, а чаще всего отчужденно-аналитически воспринимать окружающих людей. Если в детстве Николенька только на минуту усомнился в доброте и отзывчивости Карла Иваныча, а его халат и шапочка показались ему противными, то теперь, в отрочестве, в свете «нового взгляда на жизнь», Карл Иваныч показался ему «так странен и смешон», что Николенька удивляется, как он мог прежде не замечать этого. Если в детстве Николенька глубоко уважал бабушку и думал, что она любит его, то теперь видит, что он дорог ей только как воспоминание о дочери. Отец, к которому он испытывал только благоговейную любовь и даже мысль о критике его не могла прийти в голову Николеньке, теперь тоже «много потерял» в его глазах. В этих наблюдениях Николеньки много правды и много ума, что чувствует и сам герой «Отрочества». Ум, способность рассуждать, исследовать, анализировать вот что кажется теперь главным для Николеньки. Он увлеченно и самозабвенно философствует, пытается решить самые главные вопросы жизни человека. Ему нравится даже сам процесс размышления, «когда мысли быстрее и быстрее следуют одна за другой и, становясь все более и более отвлеченными, доходят, наконец, до такой степени туманности, что не видишь возможности выразить их...». Ощутимы потери, которые несет Николенька в отрочестве: та глубокая радость любви, которую он испытывал в детстве, сейчас оказывается для него недоступной, предчувствием чего в детстве и были редкие и краткие минуты «безлюбовного» отношения к людям. «Редко, редко между воспоминаниями за это время, подчеркивает автор-повествователь, нахожу я минуты истинного теплого чувства, так ярко и постоянно освещавшего начало моей жизни». И отсюда следует такая мысль: «Жалкая, ничтожная пружина моральной деятельности ум человека!» Но не надо спешить с окончательными выводами. Диалектика души и, шире, диалектика различных периодов становления человека в трилогии в том и состоит, что развитая способность к анализу и излишняя склонность к «умствованию», которые обедняли жизнь Николеньки в отрочестве, в то же время привели его правда, не без влияния его друга Нехлюдова к открытию одного важнейшего закона. [10]Сущность этого закона заключалась в следующем: назначение человека состоит в том, чтобы постоянно совершенствоваться, и тогда «исправить все человечество, уничтожить все пороки и несчастия людские» будет уже нетрудно. О том, что ожидало Николеньку и его друга Нехлюдова на этом пути, и рассказывается в последней части трилогии. III «Юность» была опубликована в том же «Современнике» в 1857 году. Эта часть трилогии у большинства критиков встретила холодный прием и была признана менее удачной, чем «Детство» и «Отрочество». Анализ Толстого по-прежнему казался его современникам глубоким, даже всепроникающим, вскрывающим истинные причины человеческого поведения, хотя иногда и грешащим излишней мелочностью, «микроскопичностью» и, самое главное, по мнению критиков, неминуемо вел писателя к скептицизму и неверию в светлое и доброе начало в человеке. Последний вывод был вполне логичен, так как «во многой мудрости много печали» и в холодном свете анализа и рассудка действительно часто за самыми возвышенными чувствами и побуждениями открываются довольно простые и далеко не всегда столь уж идеальные мотивы и побуждения. И все-таки критики были правы далеко не во всем. Верно, что на пути следования открытому Иртеньевым и Нехлюдовым закону ждало много разочарований. Исправить все человечество оказалось очень трудным уже потому, что даже искренние и настойчивые попытки самосовершенствования чаще всего терпели неудачу. За стремлением к самосовершенствованию нередко скрывалось тщеславие, попытки следовать высоким нравственным принципам оборачивались самолюбованием, а желание улучшить свой характер оказывалось средством возвыситься над людьми. Но означают ли неудачи Николеньки и Нехлюдова вообще неверие Толстого в саму возможность нравственного самосовершенствования? Этому вопросу и посвящена последняя часть трилогии. Началом юности Николеньки был тот момент, когда мысль, что «назначение человека есть стремление к нравственному усовершенствованию» и что усовершенствование, это легко «возможно и вечно», стала не только убеждением, но и живым чувством. То есть произошел тот же самый процесс, что и в отрочестве, когда Николенька приобрел «новый взгляд» на жизнь. Он тотчас захотел «прилагать эти мысли к жизни» и здесь кроется главное отличие Николеньки от большинства окружавших его в юности людей и даже от отца, занимающего важное место в трилогии. Отличие это состоит вот в чем. Были ли у отца Николеньки какие-нибудь нравственные убеждения? спрашивает автор-повествователь в главе «Что за человек был мой отец?». Оказывается, что «ему некогда было составлять себе их, да он и был так счастлив в жизни, что не видел в том необходимости». Вот почему легко, с улыбкой он мог уступить в споре и даже, например, один и тот же поступок, в зависимости от ситуации, «рассказать как самую милую шалость и как низкую подлость». Николенька же, напротив, придет к убеждению, что человек не может быть счастлив, если не выработает для себя нравственные критерии, и его внутреннее состояние будет зависеть от того, насколько строго удается ему следовать открытым им в юности нравственным принципам. Еще в детстве Николенька замечает, что играют не только дети, но и взрослые. Однако, если дети хорошо видят разницу между правилами игры и действительностью, то взрослые выдуманные ими правила уже давно признали за саму действительность, а способность разграничивать их утратили. Эволюция Николеньки Иртеньева в том и заключается, что он, с одной стороны, все более и более подчиняется правилам игры взрослых, то есть законам среды, в которой живет, и со всей непосредственностью следует им.

С другой стороны, благодаря развитой способности анализа и самоанализа он постоянно наблюдает в себе это подчинение и так же непосредственно борется с ним, осуждает его. Вот дочь гувернантки Катя, с которой Николенька всегда считал себя равным, объясняет ему разницу между их имущественным положением. «Что ж такое, что мы богаты, а они бедны?.. Отчего ж нам не разделить поровну того, что имеем?» задает себе Николенька «детский» вопрос, бывший предметом самых серьезных размышлений для многих социалистов-утопистов, а на исходе дней и для самого автора трилогии, с той лишь разницей, что Толстой мечтал раздать все, чем он владел. Но, подчиняясь правилам игры взрослых, Николенька молчит и, «в противность этим логическим размышлениям», считает, что Катя права и что «неуместно бы было объяснять ей свою мысль». В юности Николенька постоянно с большим или меньшим успехом играет какую-нибудь роль. То влюбленного, строя свое поведение по схемам, вычитанным им из романов, то философа, так как в свете его мало замечали, а постоянной задумчивостью и уединением можно было скрыть свой неуспех, то человека comme il faut, хотя он менее всего был способен к этому, то роль большого оригинала. При этом он заглушает в себе естественные чувства, мысли и побуждения. Чаще всего он делает это потому, что хочет нравиться.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, детские образы в произведениях Л.Н.Толстого, рассматриваются, в нескольких аспектах. Торжество жизни, неостановимость этого жизненного потока звучит в радостных голосах детей главных героев, ими движет любознательность и упорство, влечение к познанию чего-то нового, неизведанного. Филиппок буквально грезил желанием попасть поскорее в школу. Мальчик, не смог сдержаться и отправился туда. По пути он поборол своих страхи встретив собак и испытал чувство стыда перед классом и учителем, но пришел к своей цели. Так, сильно Филиппок, хотел учиться. Именно эту мысль доносит до нас Л.Н.Толстой . Знания – это все в нашей жизни и ради них стоит преодолевать трудности. В рассказе «Косточка» мальчик Ваня, не дождавшись обеда съел со стола сливу, родители заметили пропажу. Но не настаивали на том, чтобы кто-то из детей признался. Они знали, что рано или поздно у ребенка проснется совесть и он сам во всем сознается, как оно и получилось.
В одной из своих статей Л. Толстой писал, что дети любят мораль, но только умную, а не «глупую». Этой мыслью пронизаны и псе сто рассказы для детей. Он стремится вызвать глубокие переживания ребенка, воспитать в нем любовь и уважение к людям. Считая детство важным периодом в жизни, Л. Толстой много внимания уделяет образам детей, особенно крестьянских.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Нормативные правовые акты.

1. Конституция Российской Федерации: принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г. (ред. от 21.07.2014). - М. : Юрист, 2015. - 48 с.
2. Санитарно-эпидемиологические требования к условиям и организации обучения в общеобразовательных организациях. Утверждены Постановлением Главного государственного санитарного врача Российской Федерации от 29 декабря 2010 года N 189.
3. Федеральный государственный образовательный стандарт начального общего образования (утверждён приказом Минобрнауки России от 6 октября 2009 г. №373; в ред. Приказов от 26 ноября 2010 г. №1241, от 22 сентября 2011 г. №2357)
4. Федеральный закон «Об образовании в Российской Федерации» № 273- ФЗ (принят Гос. Думой 21 дек. 2012 г.). – М.: Проспект, 2015
Специальная литература.

1. Арзамасцева И.Н. Детская литература: Учеб. для студ. высш. и сред. педагог. учеб. заведений/ И.Н. Арзамасцева, С.А. Николаева. – М., 2000– С.28—98

2. Арзамасцева И.Н. «Век ребенка» в русской литературе 1900–1930 годов: Монография/ И.Н. Арзамасцева/ М-во образования РФ, МПГУ.–М., 2003 – С.8–233

3. Арзамасцева И.Н., Николаева С.А. Детская литература: Учебное пособие для студентов пед. ВУЗов. – М.: Академия, 2013. – С.576–600

4. Барто А.Л.: Большая книга стихов. Махаон. М. 2016 г.– С.208-398

5. Барто А.Л. Лучшие стихи. АСТ, 2017 г.– С.128–198

6. Бегак Б. Дети смеются: Очерки о юморе детской литературы/ Б. Бегак – М., 2014– С.65–69

7. Белинский В.Г., Чернышевский Н.Г. Добролюбов Н.А. О детской литературе. – М.,2016– С.12–33

8. Вершинина Н.Л. Введение в литературоведение : учебник для бакалавров, под общ. ред. Л. М. Крупчанова. – 3-е изд., перераб. и доп. –М.: Издательство Юрайт, 2013. – С.479–498.

9. Гуляков, Е.Н. Новые педагогические технологии: развитие художественного мышления и речи на уроках литературы: метод. пособие / Е.Н. Гуляков. – М.: Дрофа, 2006. – С.172–198

10. Доманский Ю. В. Повреждённая игрушка в стихотворных циклах для самых маленьких Агнии Барто и Ивана Неходы // Детские чтения. – 2012. – Т. 2, № 2.–С. 176–19

11. Детский сборник: Статьи по детской литературе и антропологии детства/ РГГУ, Ин-т высш. гуманит. исследований; Сост. Е.В. Кулешов и И.А. Антипова. – М., 2003– С.18–91

12. Жибуль В.Ю. Детская поэзия серебряного века. Модернизм/ В.Ю. Жибуль. – Минск, 2004– С.8–21

13. Камалова Л.А.Учебная хрестоматия для студентов педагогических вузов по направлению «Педагогическое образование» профиля «Начальное образование».– Казань:КФУ,2013. – С.369–400

14. Колганова, Н.Е. Обучение полноценному чтению детской литературы / Н.Е. Колганова // Начальная школа. – 2005. – № 6. – С.56-65.

15. Минералова, И. Г. Детская литература : учебник и практикум для СПО / И. Г. Минералова. -М.: Издательство Юрайт, 2016.– С.333. Серия: Профессиональное образование.

16. Писатели нашего детства. 100 имен: Биограф. словарь: В 3 ч. – М., 1998 – 2000– С.98–111

17. Проблемы детской литературы и фольклор: Сб. науч. тр. – Петрозаводск, 2012– С.88–98

Электронные ресурсы.

1. Творчество Льва Николаевича Толстого / Биография. – февраль, 2006. – [электронный ресурс]. – Режим доступа: https://spravochnick.ru/literatura/tvorchestvo_l_n_tolstogo.htm.

2. Шапиро Я.Л. О дивный детский мир [электронный ресурс]. – Режим доступа: http://family.booknik.ru/parents/adults/?id=27901

[1] Арзамасцева И.Н., Николаева С.А. Детская литература: Учебное пособие для студентов пед. ВУЗов. - М.: Академия, 2013. - 576 с.
[2] Бахтин М.М. К философским основам гуманитарных наук / М.М. Бахтин // Бахтин М.М. Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук. - СПб.: Азбука, 2000г. -231с.

[3] . Белинский В.Г., Чернышевский Н.Г. Добролюбов Н.А. О детской литературе. – М.,2016– С.12–3

[4] Детский сборник: Статьи по детской литературе и антропологии детства/ РГГУ, Ин-т высш. гуманит. исследований; Сост. Е.В. Кулешов и И.А. Антипова. – М., 2003– С.18–9

[5] . Камалова Л.А.Учебная хрестоматия для студентов педагогических вузов по направлению «Педагогическое образование» профиля «Начальное образование».– Казань:КФУ,2013. – С.369–400

[6] Минералова, И. Г. Детская литература : учебник и практикум для СПО / И. Г. Минералова. -М.: Издательство Юрайт, 2016.– С.333. Серия: Профессиональное образование

[7] . Писатели нашего детства. 100 имен: Биограф. словарь: В 3 ч. – М., 1998 – 2000– С.98–111

[8] . Писатели нашего детства. 100 имен: Биограф. словарь: В 3 ч. – М., 1998 – 2000– С.98–111

[9] Н. Г. Чернышевский - русский философ-материалист, революционер-демократ, энциклопедист, теоретик критического утопического социализма, учёный, литературный критик, публицист и писатель.

[10] Проблемы детской литературы и фольклор: Сб. науч. тр. – Петрозаводск, 2012– С.88–98