Пластичность мозга

Продолжаем психоанализ Л
Господин Л. быстро освоился с психоанализом и свободными
ассоциациями и, как многие другие пациенты, обнаружил, что ему
часто приходят на ум сны, которые он видел прошлой ночью. Вскоре
он начал рассказывать свой повторяющийся сон, где он ищет
неопределенный предмет. К сюжету сна, однако, добавились новые
детали — «предмет» мог быть человеком:
«Потерянный объект может быть частью меня самого, а может и не
быть, может быть игрушкой, принадлежащей мне вещью или
человеком. Я испытываю абсолютное желание иметь его. Я узнаю его,
когда найду. Тем не менее иногда я не уверен, существует ли он
вообще, а следовательно, у меня нет уверенности, что я что-то
потерял».
Я обратил внимание А. на появление определенного паттерна.
После праздников или выходных, когда мы прерывали сеансы, он
рассказывал не только о своих снах, но и о депрессии и ощущении
полного бессилия. Сначала он мне не поверил, однако депрессии и сны
о потере — возможно, какого-либо человека — продолжали появляться
после перерывов в нашем общении. Тогда он вспомнил, что в свое
время перерывы в работе также приводили к возникновению
загадочных депрессий.
В его памяти ощущение его сна о безнадежном поиске было
связано с прерыванием ухода за ним, и, предположительно, связь
между нейронами, кодирующими эти воспоминания, возникла в
ранний период его развития. Однако он уже не осознавал — если это
вообще когда-либо происходило — эту прошлую связь. «Потерянная

---

игрушка» из его сна была подсказкой, говорящей о том, что нынешние
страдания А. были окрашены потерями, случившимися с ним в
детстве. Но при этом сон подразумевал, что потеря присутствует в
настоящем времени. Прошлое и настоящее были перемешаны, и
происходила активация переноса. В этот момент я, как психоаналитик,
сделал то, что делает чуткая мать, когда формирует эмоциональные
«основы»: помог ему высказать свои чувства, найти их причину и
осознать то влияние, которое эти детские чувства оказывают на его
психическое и телесное состояние. Вскоре он обрел способность
самостоятельно определять подспудные причины своих переживаний.
Прерывания вызывали у господина Л. три разных вида
непроизвольных воспоминаний: состояние тревожности, в котором он
тосковал по потерянной матери и семье; депрессивное состояние,
когда он отчаянно пытался найти то, что искал; и состояние
эмоционального паралича, когда время застывало, потому что
маленький А. был совершенно подавлен.
Разговаривая об этих переживаниях, он смог впервые за всю свою
взрослую жизнь связать свой безнадежный поиск с его истинной
причиной: потерей человека. Он понял, что в его голове мысль о
расставании по-прежнему тесно связана с мыслью о смерти матери.
Установив эти связи и осознав, что он уже больше не является
беспомощным ребенком, он почувствовал себя менее подавленным.
Если говорить в терминах нейропластичности, то активация и
пристальное внимание к связи сегодняшних отчуждений и
расставаний с детскими позволили ему разорвать эту связь и изменить
паттерн.