Психологические типы

е) Шестая пара противоположностей — индетерминизм, 
противостоящий детерминизму.
Эта противоположность психологически интересна. Само собою понятно, что эмпиризм мыслит 
каузально, что и устанавливает необходимую связь между причиной и следствием как аксиому. 
Эмпирическая установка ориентируется на эмпатируемый (вчувствованный) объект, она, до 

---

173. 
известной степени, «вызывается к жизни» внешним фактом и сопровождается чувством той 
необходимости, с которой следствие вытекает из причины. Совершенно естественно, что этой 
установке психологически навязывается впечатление неизменяемости причинных связей. 
Отождествление внутренних психических процессов с течением внешних фактов дано уже в силу 
того, что субъект бессознательным актом эмпатии сообщает объекту значительную сумму 
собственной активности и собственной жизни. Тем самым субъект ассимилируется объектом, хотя 
эмпатирующий думает, что он сам ассимилирует объект. Если же на объекте лежит сильное 
ценностное ударение, то объект в силу этого обладает значением, которое действует со своей 
стороны на субъекта и принуждает его к диссимиляции по отношению к самому себе. Известно, 
что психология человека хамелеонообразна; психолог-практик испытывает это ежедневно. Всюду, 
где только объект перевешивает, в субъекте происходят уподобления, приспособляющие его к 
природе объекта. Так, например, в аналитической практике немаловажную роль играет 
идентификация (отождествление) субъекта с любимым объектом. Психология первобытных людей 
сполна дает нам множество примеров диссимиляции в пользу объекта, например частое 
уподобление животному тотему или духам предков. Сюда же относится и стигматизация 
средневековых, да и современных святых. 
В «imitatio Christ!» (подражании Христу) диссимиляция возведена даже в принцип. 
При такой несомненной способности человеческой психики к диссимиляции психологически 
легко понять перенесение объективных каузальных связей в субъекта. От этого психика 
подпадает, как уже сказано, под впечатление, будто принципу причинности принадлежит 
исключительное значение и, чтобы избавиться от подавляющей власти этого впечатления, 
необходимо все оружие теории познания. При этом дело затрудняется от того, что эмпирическая 
установка всем существом своим мешает нам верить во внутреннюю свободу. Ибо у нас нет 
никакого доказательства и нет даже никакой возможности доказывать. Что значит это бледное, 
неясное чувство свободы перед лицом угнетающей массы доказательств в пользу противного? 
Поэтому детерминизм эмпирика является, так сказать, неизбежным при том предположении, что 
эмпирик додумывается до этого и не предпочитает — как это нередко случается — иметь два 
ящика, один для науки, другой для традиционной религии, перешедшей к нему от родителей и 
общества. 
Мы видели, что сущность идеологизма состоит в бессознательном активировании идеи. Это 
активирование может покоиться на позднейшем, в течение жизни приобретенном отвращении к 
эмпатии, но может существовать и от рождения, в качестве установки, созданной априори 
природой и благоприятствуемой ею. (Такие случаи я неоднократно встречал в своей практике.) В 
этом последнем случае идея априори активна, причем она, однако, не дана сознанию вследствие 
своей пустоты и непредставимости. В качестве важнейшего внутреннего, но непредставимого 
факта она стоит над «объективными» внешними фактами и передает субъекту по крайней мере 
чувство своей независимости и свободы, причем субъект благодаря внутреннему уподоблению 
идее ощущает свою независимость и свободу по отношению к объекту. Если идея является 
главным ориентирующим фактором, то она настолько же ассимилирует себе субъекта, насколько 
субъект пытается ассимилировать себе идею посредством оформления опытного материала. 
В этом случае совершенно так же, как в вышеприведенной объективной установке, происходит 
диссимиляция субъекта по отношению к самому себе, но только в обратном смысле, то есть на 
этот раз в пользу идеи. 
Унаследованный и прирожденный первообраз есть величина, переживающая все времена, 
стоящая выше всех смен явлений, существующая до всякого индивидуального опыта и над ним. 
Поэтому идее присуща особенная власть. Если она активирована, то она переносит в субъекта 
ярко выраженное чувство власти, ассимилируя себе субъекта путем внутренней бессознательной 
эмпатии. От этого в субъекте возникает чувство власти, независимости, свободы и вечности. (Ср. с 
этим у Канта постулаты Бога, свободы и бессмертия.) Если субъект ощущает свободное действие 
своей идеи, стоящей выше реального факта, то ему естественно навязывается мысль о свободе. 
Если его идеологизм чист, то он должен даже дойти до убеждения в индетерминизме. 
Обсуждаемая противоположность в высокой степени характерна для наших типов. Экстраверт 
отличается своим стремлением к объекту, эмпатией к нему и отождествлением с ним, а также 
своей намеренной зависимостью от него. Он настолько же стоит под сильным влиянием объекта, 
насколько стремится ассимилировать его себе. Напротив, интроверт отличается своим видимым 
самоутверждением по отношению к объекту. Он восстает против зависимости от объекта, он 
отклоняет всякое влияние со стороны объекта, а иногда испытывает даже страх перед ним. Но тем 
сильнее он зависит от идеи, которая защищает его от внешней зависимости и дает ему чувство 
внутренней свободы, но вместе с тем сообщает ему и ярко выраженную психологию власти. 

---

174.