Птичка певчая

Зейнилер, 30 ноября.
Я с каждым днём всё больше и больше привыкаю к школе.
Некогда заброшенный класс стал чистым и опрятным. Мне удалось
даже немного украсить его.
Дети, в первое время казавшиеся мне такими дикими и чужими,
теперь стали близкими и милыми. Я ли к ним привыкла, или они
благодаря 
моим 
неустанным 
усилиям 
начали 
постепенно
перевоспитываться, — не знаю. Наверно, тут сказывается и то и
другое.
Я много работаю. Больше для себя, чем для них. Я тружусь, не
жалея сил, чтобы только убежать от постоянной тоски, которую
порождают бездеятельность и одиночество. Сталкиваясь с неудачами,
я не унываю. Радуюсь, если чувствую, что мне удаётся в этих ребятах с
тусклыми, застывшими глазами и мрачной душой пробудить вкус к
жизни, желание думать.
Иногда кто-нибудь из односельчан заходит ко мне в гости. Эти
люди не очень любят говорить и совсем не умеют смеяться. Наверно,
они меня стесняются и даже избегают. Я понимаю, что, как ни
старалась я проще одеться в первые дни, всё равно они считали меня
слишком разряженной и не одобряли моих «туалетов». Жена мухтара
несколько раз даже делала обидные намёки.
Изо всех сил я старалась понравиться крестьянам, угодить им.
Некоторым оказывала мелкие услуги: писала письма, шила платья.
Сейчас я чувствую, что мнение обо мне несколько изменилось.
Позавчера ко мне опять приходила жена старосты и передала
привет от мужа. Мухтар-эфенди просил сказать мне следующее:
«Когда я увидел учительницу в первый раз, она мне не очень
понравилась. Но аллах видит, девушка она неплохая. Управляет
школой, как хорошая хозяйка. Если ей что понадобится, пусть даст мне
знать».
Разумеется, я поблагодарила жену мухтара за столь неожиданное
внимание и любезность.
Есть ещё одна значительная персона, которая мне здесь
симпатизирует и часто навещает, — это деревенская повивальная

---

бабка Назифе Молла. Так как её звать не Зехра и не Айше, думаю, она
родом из других мест, что подтверждает также и её чрезмерная
болтливость.
Я стараюсь никого ни о чём не расспрашивать, не хочу, чтобы
думали, будто я собираю сплетни. Но эбе-ханым
[60]
сама мне
рассказывает о всех любопытных и забавных происшествиях в
деревне. Она по-своему не лишена сообразительности и деликатности.
Как-то раз очень снисходительно и даже с жалостью рассказала мне о
матери Мунисэ. Говорила она почему-то шёпотом, словно боялась, что
нас могут услышать, хотя в комнате мы были одни. А под конец,
покачав головой, добавила:
— Виноват простофиля-муж. Это он должен ответить за её грех.
Только, смотри, доченька, не вздумай кому-нибудь передать мои слова.
Здесь за это человека камнями до смерти изобьют.
У Назифе-ханым есть сынок, слывущий хафизом
[61]
. Сейчас он
уехал на рамазан в Б… собирать джерр
[62]
. Очевидно, его дела идут
успешно, так как он ещё не вернулся. Назифе-ханым собиралась в этом
году, «если аллаху будет угодно», поженить своего отпрыска.
Пользуясь каждым удобным случаем, она расхваливала хафиза,
подмигивая мне при этом многозначительно и обнадёживающе. Это
должно было означать, что, если мне удастся соблюсти некоторые
условия, я буду удостоена чести стать супругой хафиза-эфенди.
Словом, Назифе Молла меня очень развлекает.
Вот и сегодня утром она пришла ко мне и спросила, могу ли я
читать «Мевлюд». Оказывается, в ближайшие дни предполагается
свадьба, а на свадьбах в Зейнилер вместо музыки читают «Мевлюд».
Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться, и сказала:
— Читать могу, но у меня нет голоса, эбе-ханым.
Назифе Молла выразила сожаление и сказала, что одна из
прежних учительниц очень хорошо читала «Мевлюд» и благодаря
этому зарабатывала немалые деньги.
Но главная цель сегодняшнего визита эбе-ханым оказалась совсем
другой. Девушка, которую выдавали замуж, была очень бедна. Соседи
решили сделать благое дело и собрали ей небольшое приданое:
несколько кастрюлек и постель. От меня крестьяне хотели получить
какое-нибудь старое платье для свадебного наряда. Выяснилось, что
девочка не такая уж чужая мне, — одна из моих учениц.

---

Это известие удивило меня.
— Но ведь среди моих учениц невест нет, эбе-ханым. Самой
старшей двенадцать лет.
Назифе Молла засмеялась.
— Моя божественная дочь, разве это мало — двенадцать лет?
Когда меня выдавали замуж, мне было пятнадцать, и считалось, что я
засиделась дома. Правда, сейчас отменены старые обычаи, но у бедной
сиротки никого нет… Совсем на улице, можно сказать, осталась. У нас
есть один чабан, Мехмед. За него отдаём. Как бы там ни было, хоть
кусок хлеба у неё будет.
— А кто эта девочка, эбе-ханым?
— Зехра…
В классе у меня было шесть или семь девочек по имени Зехра.
Поэтому такой ответ мне ничего не говорил. Но когда Назифе Молла
объяснила, какая именно Зехра выходит за чабана Мехмеда, я
остолбенела. Девочка была слабоумной и вдобавок невообразимо
уродливой. Такая приснится — испугаешься. У неё были лохматые,
жёсткие, как кустарник, волосы, словно крашенные хной, серое
восковое лицо, усыпанное тёмно-коричневыми веснушками, и
выпученные глаза под узким лбом.
Ещё при первом знакомстве с нею я поняла, что эта девочка
душевнобольная. Она совсем не разговаривала в классе, и только когда
ей хотелось что-нибудь спросить или надо было прочесть урок, она
начинала вдруг истерически вопить пронзительным голосом.
Одного я никак не могла постичь. По арифметике и там, где
приходилось запоминать наизусть, Зехра была первой ученицей в
школе.
Как в классе, так и в саду, она всегда держалась особняком и не
принимала участия ни в «весёленьких» религиозных песнопениях о
гробах и тенеширах, ни в «жизнерадостной» игре в похороны.
У Зехры была своя собственная игра, которой она очень
увлекалась, и которая наводила на меня ужас больше, чем все забавы
остальных моих учениц. Она останавливалась посреди сада и,
казалось, прислушивалась к какому-то небесному голосу, затем
закатывала глаза и начинала пыхтеть, точно самовар, издавая
странные, неприятные звуки. Потом ею овладевал ещё больший экстаз.

---

Красные волосы вставали дыбом, на губах появлялась пена. Девочка с
криком начинала вертеться на одном месте.
Несомненно, это была игра. Не знаю почему, но, когда я глядела
на её дикую пляску, меня начинала бить дрожь.
Теперь эбе-ханым рассказала, что Зехра должна стать женой
чабана, и я подумала про себя: «Господи, а что, если экстаз овладеет
ею в первую брачную ночь, и она захочет продемонстрировать эту игру
своему мужу?
Когда Назифе Молла ушла, я распорола ещё одно старое платье и
принялась мастерить для Зехры свадебный наряд. Что поделаешь?
Надо хоть немного приукрасить несчастную девочку, чтобы чабан
Мехмед не сбежал от неё в первый же день.

---