Щит и меч «Азбука-Аттикус» 1965 удк

 
20
 
Небо потускнело, заволоклось реденькими облачками, но блеклый свет его по-прежнему
отчетливо освещал каждый бугорок. Было тихо, сонно, серо, уныло. Трава застыла в знобкой
росе.
Иоганн внимательно осмотрел болото. До танка безопаснее добираться не по прямой, а
зигзагами: от одной впадины до другой, от кочки к кочке, от бугорка к бугорку. Прикинул и
запомнил ориентиры, чтобы не потерять направление.
Он пополз, как только миновал окоп боевого охранения, и, казалось, не к танку, а в сто-
рону от него. Заставлял себя часто отдыхать, ползти медленно, извиваясь, как пресмыкающе-
еся, вдавливаться в землю, тереться лицом о траву. Приказывал себе бояться малейшего хруста
веточки, еле слышного бряцания железа, каждого шороха, бездыханно замирать, как не зами-
рает даже, пожалуй, самый последний трус, когда страх сводит его с ума. Но именно ум пове-
левал Иоганну вести себя так, как ведет себя человек, исступленно боящийся смерти. Иоганн
тоже боялся, но боялся не смерти: он боялся потерять жизнь, которая ему не принадлежала. У
него было такое ощущение, будто он подвергает смертельной опасности не себя, а самого доро-
гого ему человека, жизнь которого несоизмеримо значительнее, важнее, чем его собственная.
И вот этого очень нужного человека, человека, чья жизнь назначена для больших деяний, он
подвергает опасности, и за это он отвечает перед всеми, кому жизнь этого человека дороже
их собственной. Они доверили ее Иоганну Вайсу, а он не оправдал этого высокого доверия.
И он дрожал за целость этого человека и делал все, чтобы спасти его, уберечь от огромной
опасности, которой подверг его Иоганн Вайс.
Он полз очень медленно, бесстыдно-трусливо, тщательно, опасливо выбирая малейшие
укрытия. И наверное, офицерам надоело следить за ним в стереотрубу, а Штейнглиц почув-
ствовал даже нечто вроде конфуза: каким же трусом оказался его хваленый шофер! Конечно
же им надоело следить в стереотрубу за Вайсом, ползущим как серая мокрица, за этим трусом,
позорящим мундир немецкого солдата. И хорошо, как-то легче, когда за тобой не наблюдают.
Иоганн посмотрел на светящиеся стрелки часов. Оказывается, он только немногим более
двух часов упорно и медленно волочит себя по болоту, делает бесконечные остановки и снова
ползет в тишине, в сырости, в грязи. И тут раздался выстрел, первый выстрел, и всем телом
Иоганн ощутил, как ударилась о землю пуля советского снайпера. А потом началась охота за
Вайсом. Пока стрелял один снайпер, немцы молчали, но когда раздались короткие пулемет-
ные очереди, на них, словно нехотя, ответили бесприцельными длинными очередями, а потом
решительно стукнул миномет – один, другой.
Иоганн, уже собирая последние силы, зигзагообразными бросками все ближе и ближе
подбирался к танку, и чем расстояние до него делалось короче, тем длиннее становились оче-
реди советского пулемета. Иоганн увидел, как у самого его лица словно пробежали цепочкой
полевые мыши, – это очередь легла возле его головы. Он замер, потом стал перекатываться,
потом опять полз: бросок вправо, бросок влево, два броска влево, один вперед. Если ранят,
лишь бы не в голову, не в сердце. Тогда он все-таки доползет и успеет сделать то, что он дол-
жен сделать.
И вот Иоганн лежит под защитой танка.
Пахнет металлом. В нескольких местах зияют рваные пробоины, и из них кисло и остро
тянет пороховым перегаром.
Передний люк открыт, из него свесилось неподвижное тело. Иоганн броском закинул
себя в люк, пулеметная очередь безопасно ударила по броне, будто швырнули горсть гальки,
но не успел он этого подумать, как боль обожгла его: пуля пробила ногу.

---

В. М. Кожевников. «Щит и меч»
144
Иоганн не стал терять времени – он и потом успеет снять сапог, перевязать рану. Втянул
мертвого танкиста в люк, быстро осмотрел его карманы. Пакета нет. У рычага скорчился еще
один танкист – мертвый, залитый кровью. Светя себе в темноте зажигалкой, Иоганн обследовал
и его карманы. Ничего, никаких бумаг. Может, в голенище? Иоганн склонился, и вдруг железо
скользнуло по его голове и обрушилось на плечо.
Иоганн действовал так, как его учили действовать в подобных обстоятельствах. Он не
вскочил, хотя инстинкт повелевает человеку встречать опасность стоя, а умело свалился на
спину, согнул ноги, прижал их к телу, чтобы защитить живот и грудь, и, вдруг выпрямив, с
огромной силой нанес обеими ногами удар.
Боль в ключице и пробитой ноге на мгновение бросила его как бы в черную яму. Очнулся
он от новой боли: кто-то, наверное оставшийся в живых танкист, бил его головой о стальной
пол, пытался душить скользкими от крови руками. Иоганн оторвал от себя его руку, захватил
под мышку и резко перевернулся, стараясь вывернуть руку из сустава. Теперь он лежал на
танкисте, но задыхался, не мог произнести ни слова и отдыхал, чтобы вздохнуть, чтобы что-то
сказать. Потом настойчиво, повелительно потребовал:
– Пойми! Я свой. – Вздохнув, Иоганн сказал: – А теперь слушай! – И стал отчетливо,
словно диктуя, твердить: – Двадцать километров от Куличек на северо-запад Выселки, база
горючего. – Потребовал: – Повтори! Ну, повтори, тебе говорят… И запомни. Теперь, где пакет?
Ведь есть же пакет?
Танкист потянулся к пистолету.
Иоганн сказал поспешно:
– Не надо… Придет фашистский танк. Понял? Танк. Надо уничтожить пакет.
Танкист опустил пистолет.
– Ты кто?
Иоганн подал зажигалку:
– Жги.
Танкист отполз от Иоганна и, не опуская пистолета, вынул пакет, чиркнул зажигалкой,
поднес пламя к пакету, спросил:
– А кто про базу сообщит?
– Ты!
– Значит, мне обратно, к своим?
Иоганн кивнул.
– А почему не с пакетом?
– Можешь не добраться, убьют, и пакет останется при тебе. Понятно?
Танкист, помедлив, вымолвил:
– У меня еще карта с нашими огневыми позициями и минным полем. Жечь?
– Давай ее сюда.
Танкист навел пистолет.
Иоганн спросил:
– А еще карта есть?
– Какая?
– Такая же, только чистая.
– Допустим…
Иоганн, не то кривясь от боли, не то усмехаясь, спросил:
– Не соображаешь? Наметим ложные поля и огневые позиции там, где их нет, и подбро-
сим карту.
– Да ты кто?
– Давай карты, – потребовал Иоганн. – У тебя же пистолет!
Танкист подал планшет.

---

В. М. Кожевников. «Щит и меч»
145
Иоганн вытер руки, приказал:
– Свети!
Расстелив обе карты, стал наносить на чистую пометки.
Танкист, опустив пистолет, следил за его работой. Одобрил:
– Здорово получается! – и снова спросил: – Да кто ты?
Иоганн одну карту сжег, а другую вложил в планшет и сказал танкисту, показав глазами
на труп:
– Повесь на него планшет.
Танкист выполнил его приказание.
– А теперь, товарищ, – голос Иоганна дрогнул, – прощай…
Танкист шагнул к люку. Иоганн остановил его:
– Возьмешь с собой вот его.
– Да он мертвый.
– Метров сто протащишь, а потом оставь – немцы подберут. Так до них карта дойдет
убедительнее.
– А ты? – спросил танкист.
– Что я?
– А ты как же?
Иоганн приподнялся, ощупал себя.
– Ничего, как-нибудь поползу.
– Теперь меня слушай, – сказал танкист. – Я поползу, ты – за мной, бей вслед из автомата.
Картинка получится ясная. Может, встретимся. – И танкист снова повторил: – Так не хочешь
сказать, кто ты?
– Не не хочу, а не могу. Понял?
– Ну что ж, товарищ, давай руку, что ли! – И танкист протянул свою.
Вылез из люка, вытянул тело погибшего товарища и пополз, волоча его на спине.
Через несколько минут Иоганн последовал за ним. Тщательно прицелился из автомата
и стал бить чуть правее частыми очередями, успел даже кинуть в сторону гранату. А потом
немцы открыли огонь – мощный, вступили минометные батареи, рядом разорвалась мина,
горячий и какой-то тяжелый воздух подбросил Иоганна, швырнул, и нестерпимой болью
хлынула жгучая, липкая темнота. Очевидно, уже обеспамятев, он все-таки приполз к танку,
укрылся под его защитой.

---

В. М. Кожевников. «Щит и меч»
146