Современные теории. Культурный эволюционизм.
Основные неоэволюционистские теории рассматривали универсальные аспекты изменений в социокультурной эволюции безотносительно к особенностям данных процессов в тех или иных обществах (в том числе и кочевников-скотоводов). Концепция М. Фрида включает четыре уровня:
эгалитарное,
ранжированное,
стратифицированное общества,
государство.
Согласно Сервису, таких уровней больше:
локальная группа,
община,
племя,
вождество,
архаическое государство и
государство-нация.
Последняя схема впоследствии неоднократно уточнялась и дополнялась. Из нее, в частности, после нескольких дискуссий было исключено племя как обязательный этап эволюции. Иногда выделялось общество с лидерством бигменов, между «ранним» и «индустриальным» государствами было вставлено «аграрное» государство.
В своей основе данные теории (как и их модификации) были однолинейными и придерживались традиции вслед за Г. Спенсером определять социальную эволюцию как «переход от относительно неопределенной, рыхлой однородности к относительно определенной, последовательной неоднородности посредством последовательной дифференциации и интеграции». Однако современные представления о социальной эволюции, как это показал в своем блестящем обзоре неоэволюционизма X. Дж. М. Классен, намного более гибки. Очевидно, что социальная эволюция не имеет заданного направления. Многие из эволюционных каналов не ведут к росту сложности, барьеры на пути возрастания сложности просто огромны, наконец, стагнация, упадок и даже гибель являются столь же обычными явлениями для эволюционного процесса, как и поступательный рост сложности и развитие структурной дифференциации. Можно согласиться с его определением социальной эволюции как качественной реорганизации общества из одного структурного состояния в другое.
Все сказанное Классеном может быть хорошо проиллюстрировано на примере номадизма. Кочевники много раз объединялись в союзы разной степени сложности, создавали на их основе большие кочевые империи, которые через некоторое время распадались. Им на смену приходили новые народы, и так повторялось много столетий подряд. Это правило, по всей видимости, не имеет ни временных, ни пространственных исключений.
В то же время есть некоторые проблемы при применении к кочевникам эволюционистских моделей истории. Во-первых, все скотоводческие и кочевые общества представляются более структурированными, чем эгалитарные локальные группы охотников собирателей. Во-вторых, «чистые» номады не достигали развитой стадии национальной интеграции и цивилизации. По этой причине была предложена иная типология уровней политической сложности, которая предназначена для описания эволюционных процессов в обществах кочевников-скотоводов и в то же время является более частной относительно генеральных схем социальной эволюции:
акефальные, сегментарные, клановые и племенные образования;
«вторичное» племя и вождество;
кочевые империи и «квазиимперские» политии меньших размеров.
Переход от одного уровня к другому мог совершаться как в одну, так и в другую сторону. Пределом увеличения эволюционной сложности являются кочевые империи. Это был непреодолимый барьер, детерминированный экологическими условиями аридных зон Старого Света. При этом важной особенностью эволюции номадизма является несоответствие трансформации политической системы иным критериям роста сложности. Политическая система номадов легко могла эволюционировать от акефального уровня к более сложным формам организации власти и обратно, но такие формальные показатели, как увеличение плотности населения, усложнение технологии, возрастание структурной дифференциации и функциональной специализации, остаются практически неизменными. При трансформации от племенных пасторальных систем к номадным ксенократическим империям происходит только увеличение общей численности населения (за счет включения завоеванного населения), усложняется политическая система и увеличивается общее количество уровней ее иерархии. Всякая последующая эволюция по линии усложнения могла быть связана либо с завоеванием номадами земледельцев и переселением на их территорию, либо с развитием среди скотоводов седентеризационных процессов в маргинальных природных условиях модернизационными процессами в новое и новейшее время.
С точки зрения антропологических теорий политической эволюции ключевой проблемой является вопрос о том, могли ли кочевники создавать собственную государственность. В политической антропологии XX в. имеются две наиболее популярные теории политогенеза —
интегративная (Э. Сервис) — согласно ей, вождество и государство возникают как результат преобразования управленческих структур усложняющегося общества.
конфликтная (М. Фрид, марксисты) — согласно ей, государство — это организация, предназначенная для стабилизации отношений в сложном стратифицированном обществе.
Однако ни с той ни с другой точки зрения нельзя считать, что государственность была для кочевников внутренне необходимой. Все основные экономические процессы в скотоводческом обществе осуществлялись в рамках отдельных домохозяйств. По этой причине необходимости в специализированном «бюрократическом» аппарате, занимающемся управленческо-редистрибутивной деятельностью, не было. С другой стороны, все социальные противоречия между номадами решались в рамках традиционных институтов поддержания внутренней политической стабильности. Сильное давление на кочевников могло привести к откочевке или применению ответного насилия, поскольку каждый свободный номад был одновременно и воином.
Необходимость в объединении кочевников возникает только в случаях войн за средства существования, организации грабежей земледельцев или экспансии на их территорию, при установлении контроля над торговыми путями. В данной ситуации складывание сложной политической организации кочевников в форме «кочевых империй» — одновременно и продукт интеграции, и следствие конфликта между номадами и земледельцами. Кочевники-скотоводы выступали в данной ситуации как класс-этнос и специфическая ксенократическая (от греч. ксено — наружу и кратос — власть) политическая система. Образно говоря, они представляли собой нечто вроде «надстройки» над оседло-земледельческим «базисом». С этой точки зрения создание «кочевых империй» — это частный случай популярной в свое время «завоевательной» (А. Гумплович, Ф. Оппенгаймер) теории политогенеза, согласно которой война и завоевание являются предпосылками последующего закрепления неравенства и стратификации.
Еще одна модель политогенеза, применимая к происхождению степных империй, — «торговая». Ее основная посылка заключается в том, что внешнеторговый обмен с последующей редистрибуцией редких и престижных товаров среди подданных является важным компонентом власти вождей и правителей ранних государств. Стабильность степных империй напрямую зависела от умения высшей власти организовывать получение шелка, земледельческих продуктов, ремесленных изделий и изысканных драгоценностей с оседлых территорий. Так как эта продукция не могла производиться в условиях скотоводческого хозяйства, получение ее силой или путем вымогательства было первоочередной обязанностью правителя кочевого общества. Будучи единственным посредником между Китаем и Степью, правитель номадного общества имел возможность контролировать перераспределение получаемой из Китая добычи и тем самым усиливал собственную власть. Это позволяло поддерживать империю, которая не могла существовать лишь на основе экстенсивной скотоводческой экономики.
Do'stlaringiz bilan baham: |
