Вслед за нашумевшей концепцией эмоционального интеллекта Дэниел

Прощенье и забвенье
Стоял холодный декабрьский день. Преподобный Джеймс Паркс
Мортон, бывший настоятель кафедрального собора Епископальной церкви
США, а ныне директор Нью-йоркского межконфессионального центра,
сообщал своему коллективу дурную новость. Их крупнейшие спонсоры
решили урезать финансирование, и Центру нечем было платить за аренду
помещения. Организация лишалась крова.
А буквально за несколько дней до Рождества пришло неожиданное
спасение. Шейх Мусса Драммех, иммигрант из Гамбии, услышав о
бедственном положении Центра, предложил ему помещение в здании, где
собирался открыть дневной стационар своей клиники.
В спасении мусульманином организации, где собирались и решали
общие проблемы буддисты, индуисты, христиане, иудеи, мусульмане и
люди других исповеданий, преподобный Мортон увидел своего рода
притчу, достойную проверку жизнеспособности самой миссии их Центра.
Драммех так объяснил свой поступок: “Чем больше мы знаем друг о друге
и чем больше нам хочется сидеть вместе за одним столом, выпивать и
смеяться, тем менее мы склонны к кровопролитию”
[735]
.
Но что можно сделать для излечения ненависти у людей, уже
успевших пролить кровь? Ведь после совершения межгруппового насилия
предрассудки и враждебность неизбежно метастазируют.
После прекращения насильственных действий, помимо установления
гармоничных отношений есть и веские личные причины ускорить
примирение. Одна из них чисто биологическая: взращивание в себе
ненависти и обиды губительно для здоровья. Физиологические
исследования людей в такой постнасильственный период показали, что
каждый раз, когда они лишь думают о ненавистной им группе, их организм
отвечает сдерживаемым гневом – переполняется гормонами стресса,

---

которые повышают артериальное давление и подавляют иммунитет. Можно
предположить, что чем чаще и интенсивнее такие вспышки подавленной
ярости, тем выше риск долгосрочных биологических последствий.
Одно из противоядий – прощение
[736]
. Прощая человека, на которого
затаили обиду, мы обращаем биологические реакции: прощение снижает
давление, частоту сердечных сокращений, уровни гормонов стресса,
болевые ощущения и тяжесть депрессии
[737]
.
У прощения могут быть далеко идущие социальные последствия –
например, дружба с бывшими врагами. Но это совсем необязательно.
Особенно если раны еще кровоточат, прощение не требует оправдания
актов агрессии, забвения случившегося или примирения с преступниками.
Простить означает отыскать способ освобождения от оков одержимости
обидой и болью.
В течение недели психологи обучали прощению 17 мужчин и женщин
из Северной Ирландии – и католиков, и протестантов. Каждый из них
потерял в жестоких религиозных столкновениях кого-то из близких. Всю
неделю пострадавшие выплескивали горе и обиду, а им помогали учиться
думать о трагедии по-новому. Большинство из них решили не
зацикливаться на своих страданиях, а в память о любимых людях
посвятить себя созданию более оптимистичного будущего. Многие
выразили готовность помочь другим пройти такой же ритуал прощения.
Впоследствии участники тренинга сообщали не только о притуплении
эмоциональной боли, но и об облегчении таких физических симптомов
травмы, как потеря аппетита и бессонница
[738]
.
Можно прощать, но не забывать – во всяком случае не всё. Есть
особенные уроки, которые человечеству нужно извлечь из чудовищных
актов угнетения и жестокости. Эти события должны храниться в памяти в
виде нравственных историй и веками напоминать о произошедшем. Как
говорит раввин Лоуренс Кушнер о холокосте, “я хочу помнить этот ужас
только ради того, чтобы такое больше никогда не случилось ни со мной, ни
с кем-то другим”
[739]
.
Кушнер как человек, лично познавший, “что значит быть жертвой
молоха взбесившегося технократического государства”, считает лучшей
реакцией на такие воспоминания помощь другим людям, которым геноцид
угрожает прямо сейчас.
Этот мотив красной нитью проходит в еженедельном радиосериале
“Новая заря”, очень популярном в Руанде, где с 1990 по 1994 года
озверевшие хуту вырезали 700 тысяч своих соседей тутси, а заодно и

---

умеренных хуту, которые могли бы воспротивиться убийствам. Действие
радиоспектакля происходит в наши дни. Сюжет вращается вокруг тлеющей
вражды между двумя нищими деревнями, которые никак не могут
разобраться
с
принадлежностью
расположенного
между
ними
плодородного поля.
В лихо закрученной версии истории о Ромео и Джульетте, девушка
Батамуриза проявляет любовный интерес к Шеме, молодому человеку из
соседней деревни. Но сюжет не был бы столь драматичен, если бы ее
старший брат Рутаганира не пытался насильно выдать ее замуж за одного
из своих дружков и не возглавлял бы клику, которая сеет ненависть к
жителям соседней деревни и подстрекает напасть на них. Однако
Батамуриза принадлежит к той группе жителей, у которых друзья есть в
обеих деревнях. Эти молодые люди придумывают способы противостоять
возмутителям спокойствия – например, предупреждают соседей о
планируемом нападении и открыто выступают против зачинщиков.
Как раз такого активного сопротивления ненависти и недоставало во
время геноцида первой половины 1990-х. Воспитание способности к
борьбе с ненавистью – это подтекст “Новой зари”, совместного детища
голландских филантропов и американских психологов
[740]
. “Мы помогаем
людям понять, какие факторы довели их до геноцида и что они могут
сделать, чтобы такое никогда не повторилось”, – говорит Эрвин Штауб,
психолог из Массачусетского университета в Амхерсте и один из авторов
радиоспектакля.
Штауб может судить о движущих силах геноцида, исходя из
собственного детского опыта, а не только из своих исследований: он был в
числе десятков тысяч венгерских евреев, которых спас от нацистов
шведский дипломат Рауль Валленберг
[741]
.
Книга Штауба “Корни зла” (The Roots of Evil) обобщает его
исследования психологических сил, порождающих подобные массовые
убийства
[742]
. Основы таких преступлений закладываются во время
тяжелых социальных потрясений – вроде экономических кризисов или
политического хаоса – в регионах с исторически сложившимся