Я вернусь…

* * *
…Запускаю руку в карман куртки, на дне которого полно табачных
крошек, затягиваюсь последней сигаретой и любуюсь луной,
серебрящей шелковую гладь Босфора. Дождь убрался восвояси. Рядом,
закутавшись в лиловый плед, сидит Мирумир. Вглядывается в ночной
горизонт, грызет подсоленные фисташки, вне существующего
времени. Между нами небольшое расстояние, совсем не ощущаемое.
Сейчас, именно здесь, на берегу самого душевного на свете
пролива, понимаем, что смогли выработать в себе иммунитет на

---

расстояния. Теперь нам не страшны минуты, часы, дни и другие
временные измерения. За последние дни между нами укрепились те
самые невидимые нити, которые принято называть чувствами. Я
надеюсь, что они выдержат проверку на прочность…
Мирумир скоро ехать в Москву. Каждый раз, подпадая под
тревожную власть этой мысли, я хочу сжать ее в объятиях, спрятать от
приближающегося урагана. Сдерживаюсь. «Пойми меня… Отпусти, не
выпуская из сердца». Даю слово. Мирумир сегодня необычайно
прекрасна. Розовая водолазка с широким горлом, тугой узел волос на
затылке. Лунное сияние оттеняет ее лицо сверкающим перламутром.
Мирумир похожа на русалку, всплывающую на поверхность, чтобы
поприветствовать якамоз
[48]
. Она, оглядывая засыпающий Золотой Рог,
замечает на себе мой пристальный взгляд.
«…Море никогда не проявляет человеколюбия. Только когда мы в
тревоге, оно с нами заодно. Знаешь, Светусвет, раньше я была
согласна, а после знакомства с Босфором – нет. У него такое широкое
сердце, что он и радуется, и грустит с нами. Чувствует состояние
людей, приходящих к нему. Знает, когда нужно заговорить, а когда
просто помолчать… Я буду скучать по нему».
Перебираю взглядом мелкие волны пролива, так ясно различимые
под луной. «Ты так сказала, будто на год уезжаешь…» – «Веришь, а
для меня даже час вдали от тебя, от Босфора будет мукой… Сама себе
удивляюсь. Как я раньше жила без вас?.. У меня такое чувство, будто я
всегда была здесь и никогда не знала другой жизни… По-твоему, это
побег от прошлого?» Кидаю камешек в воду. «Нет, любимая. Скорее,
ощущение своего места в жизни, наконец-то найденного…» Мирумир
смотрит на меня со спокойной улыбкой на лице. «Иди ко мне…»
Сажусь к ней ближе. Главное в жизни любого человека – возможность
делиться любовью. Может, прозвучит банально. Но так и есть.
Проверьте…
8
…Разбудило меня «Istanbul FM», взорвав утреннюю тишину
извержением из недр ненавистного будильника. Гёкхан Тепе распевал

---

с воодушевлением «Gel askim»
[49]
. Я выпростал руку из-под одеяла,
взял часы с тумбочки. Через двадцать минут стрелки сойдутся на
восьмерке. Черт, в самом деле пора! К девяти нужно быть в редакции.
Сегодня возвращается шеф – и конец свободе. Скатился с кровати,
подтянул сползшие трусы, поплелся в душ.
Уже в прихожей уловил аромат вишни. Заглянул на кухню.
Мирумир, в усыпанном мукой фартуке, раскатывала тесто и вырезала
стаканом из него кружочки. В розовой миске светилась рубиновым
блеском размороженная вишня в бриллиантовых крупицах сахара. На
плите закипала вода в кастрюле. Сдув со лба выбившуюся прядь, она
улыбнулась мне. «Эй, соня, давай в душ, а потом завтракать… Я
сварила кофе и кое-что вкусненькое из украинской кухни
приготовила».
Подхожу к ней, изучаю кулинарный бардак на столе. «Пирожные с
вишней? Ммм, обожаю их…» Кладет в середину одного из кружков
пару вишен, защипывает края в красивый узор. «Какие пирожные,
дорогой?! Это вареники. Шедевр украинской кухни… Надо не
вопросы задавать, а пробовать. Ладно-ладно, иди в ванную, я пока
приберу здесь». Мирумир смотрится на кухне невероятно сексуально.
В ее движениях, манипуляциях проявляется какая-то чарующая
неопытность…
Никогда не ел вареников. Хотя у меня бабушка по папиной линии
русская с украинскими корнями. От Анны Павловны мне досталась
любовь к Гоголю – классику я обязан знанием русского. Бабушка рано
умерла – мне было восемь лет. Может, она и готовила вареники, но я,
честно говоря, не помню…
Наливает кофе. И себе, и мне. В наши любимые кружки. Моя –
салатового цвета, ее – оранжевая. «Вареники по-разному готовят. Я –
по бабушкиному рецепту. А вот моя тетя лепила вареники размером с
небольшие пирожки и готовила их на пару. Получались такие пышки.
Правда, тесто было другое. Забыла рецепт…» Уплетаю вареники,
поливая их медовым соусом. «Уверен, твои вареники самые
вкусные…» Мирумир, умиляясь, наблюдает за мной. «Жаль, сметаны в
Турции нет. С ней намного вкуснее. Но и с медом тоже ничего…» –

---

«Мне добавки! Ellerine saglik!» – «Afiyyet olsun, canim!..
[50]
Слушай, а
я уже турецкий выучила»…
* * *
…Листаю свежий номер «FHM». Она читает «AciCikolata» Лауры
Эскивель, спрашивая у меня перевод незнакомых слов. «Я еще в
Москве прочла эту книгу. У нас ее назвали „Шоколад на крутом
кипятке“. Хоть роман и напоминает мексиканский сериал, но…
Эскивель напоминает, что каждая женщина в душе немножечко
ведьма. И ведает она, как с помощью обыкновенной стряпни влюбить
в себя мужчину…»
Сидим в уличной кафешке. Стеклянный столик в венском стиле,
букетик полевых цветов в желтой вазе, диваны с фиолетовыми
подушками, прозрачное небо над головой в кружевах разбегающихся
облаков, две чашки кофе с «шапочкой» из сливок. Мирумир отбирает у
меня журнал, шутливо возмущаясь: «Ты вообще меня слушаешь?
Хватит на голых девок смотреть…»
«Да ладно тебе… Лучше посмотри, какие там слова пишут о
русских девушках… Дай прочитаю». Возвращаю себе журнал,
открываю 56-ю страницу. «Вот послушай… Birileri Rusya'nin havasini
ve suyunu analiz etsin. Belki bu sayede kadinlarinin neden bu kadar giizel
olduklarini anlaya-biliriz
[51]
… Ну так я согласен…» Откладывает
книжку в сторону, задумчиво крутит очки.
«Ну, то что красавицы, согласна… Правда, порой, наблюдая за
поведением русских девушек в Турции, я злюсь. Нельзя же быть
настолько доступными. Я не осуждаю… Просто из-за некоторых
чертовок у турок складывается свое мнение о нас. Называют
Наташами…» Сворачиваю «FHM» в трубочку, засовываю в рюкзак. «А
ты не обращай внимания. У каждого народа есть стереотипный образ.
Вот про нас, турок, говорят, что мы по своей сути недалекие, обижены
умом и думаем только членами… Люди зачастую следуют странным
идеям».
Задумчиво оглядывается по сторонам. Останавливает взгляд на
воркующих подростках за соседним столиком «Знаешь, Светусвет…

---

Сейчас, вот прямо сейчас, мне это всё так по барабану… И вот сейчас,
прямо сейчас, меня не пугают мокрое небо, удручающая погода,
неоплаченные счета прошлого, простудные ночи… Я люблю и
любима. И сейчас, вот прямо сейчас, нет ничего важнее этого…
Закажу-ка я самую большую порцию мороженого… Плевать на
последствия… Ты будешь?» – «Конечно…» Кивком подзываю
официанта. В этой маленькой кафешке в центре Стамбула мы находим
в себе свои же отражения. Слой за слоем перебираем их. И понимаем,
что мы не люди, а многослойные пироги… Главное, не съесть самих
себя.
9
…Сегодня обедом занимаюсь я. Мирумир просится в помощницы.
C удовольствием соглашаюсь. Грех отказываться от такой музы…
Решил побаловать нас кутабами из тыквы – знаменитым
азербайджанским блюдом. «В этот раз поучусь у тебя, а в следующий
приготовлю сама… Вот увидишь, я еще тебе конкуренткой стану». Она
смеется, завязывает на мне фартук, целует в затылок. Поцелуи
любимого человека – лучший побуждающий фактор…
Пока Мирумир очищает тыкву от кожуры и семечек, разрезая ее на
крупные куски, я занят тестом. Замешиваю его из муки, яйца, воды и
соли. Накрываю бирюзовым полотенцем, оставляю на полчасика. За
это время успеваем приготовить начинку для кутабов. Тушим
очищенную тыкву с одним стаканом воды. Одновременно я
обжариваю мелко нарезанный репчатый лук, посыпанный щепоткой
корицы. Добавляю туда зерна граната. Затем все это смешиваю с пюре
из тушеной тыквы. Начинка – душисто-оранжевая каша в гранатовых
самоцветах – готова. «Она такая оптимистичная на вид! Глаз радует.
Правильно: счастье – оно рыжее…»