Девушка в поезде

Вторник, 13 августа 2013 года
Утро
Я наблюдала, как Том собирался сегодня на работу: надевал рубашку,
завязывал галстук. Он казался погруженным в свои мысли, наверное,
прокручивал в голове свое расписание на день: заседания, встречи, кто,
что, где. Мне стало завидно. Впервые за все время я позавидовала тому,
что у него есть роскошь одеться, выйти из дома и целый день мотаться
по делам ради пополнения счета в банке.
Я скучаю не по работе – я была не каким-то нейрохирургом, а всего
лишь агентом по недвижимости, о чем никто не мечтает в детстве, –
но мне нравилось бродить по шикарным особнякам, когда их владельцев
не было дома, проводить рукой по мраморной столешнице, заглянуть
тайком в гардеробные. Я представляла себе, какой была бы моя жизнь,
если бы я жила тут, каким я была бы человеком. Я отлично понимаю,
что никакая работа не сравнится по важности с воспитанием ребенка,
но проблема в том, что это не ценится. Во всяком случае, в финансовом
плане, который для меня сейчас представляет особый интерес. Я хочу,
чтобы у нас было больше денег и мы могли бы переехать в другой дом
на другой улице. Вот и все, ничего больше.
А может, и нет. Когда Том уехал на работу, я устроилась на кухне
с Эви, чтобы с боем накормить ее завтраком. Господи, еще пару месяцев
назад она ела все, что ей давали. А теперь соглашается только
на клубничный йогурт. Я знаю, что это нормально. Я постоянно
напоминаю себе об этом, выковыривая из волос яичный желток или ползая
по полу и подбирая ложки и перевернутые миски. Я постоянно напоминаю
себе, что это нормально.
И все же, когда с завтраком наконец покончено и она играет сама
с собой, я позволяю себе немного поплакать. Я плачу, только когда Тома
нет дома, и всего несколько минут, чтобы просто снять стресс. Но когда я
потом умываюсь и вижу в зеркале, какой уставшей, издерганной
и замученной выгляжу, мне опять хочется нарядиться в платье и туфли
на высоких каблуках, уложить волосы, сделать макияж и пройти по улице,
чтобы мужчины смотрели мне вслед.
Мне не хватает не только работы, но и того, что значила для меня
работа в тот последний и ставший судьбоносным год, когда я

---

познакомилась с Томом. Я скучаю по ощущениям, которые испытывала,
когда была его любовницей.
Мне нравилось быть любовницей. И даже очень. Я никогда
не чувствовала за собой никакой вины. Делала вид, что чувствовала.
Приходилось, при общении с замужними подружками, которые жили
в страхе перед бойкими девушками-иностранками, помогавшими по дому,
или хорошенькими веселыми сотрудницами, которые могли поддержать
разговор о футболе и полжизни проводили в тренажерном зале.
Мне приходилось заверять подружек, что, конечно же, я чувствую себя
ужасно, что мне жалко его жену, что я никогда и не помышляла о чем-то
подобном, но мы полюбили друг друга, и что мы могли поделать?
На самом деле мне никогда не было жалко Рейчел, даже до того, как я
узнала, что она пьет, что она истеричка и превратила жизнь Тома в кошмар.
Она не была для меня реальным человеком, и к тому же мне все это очень
нравилось. Быть другой женщиной неимоверно возбуждает, и с этим
ничего не поделаешь: ты так хороша, что он не может устоять и изменяет
жене, которую любит. Настолько ты неотразима.
Я продавала дом. Номер тридцать четыре по Крэнхэм-стрит. С ним
возникли
проблемы,
потому
что
последнему
заинтересованному
покупателю отказали в ипотечном кредите – не понравилось состояние
дома. Тогда мы договорились о проведении независимой экспертизы
и пригласили частного эксперта, чтобы снять все вопросы. Прежние
владельцы уже съехали, в доме никто не жил, поэтому мне пришлось
приехать, чтобы впустить эксперта в дом.
Едва я увидела его на пороге, как сразу поняла, что это произойдет.
Такого со мной прежде никогда не случалось, я никогда ни о чем подобном
даже не думала, но в его взгляде и улыбке было нечто особенное.
Мы не смогли сдержаться, и все произошло прямо там, на кухне,
на столешнице. Настоящее безумие, но мы оба действительно потеряли
голову. Он часто мне повторял: «Если ты думаешь, что я сохраню рассудок,
то ошибаешься. С тобой это невозможно».
Я забираю Эви, и мы идем в сад. Она толкает свою тележку
и заливается смехом: от утренней истерики не осталось и следа. Каждый
раз, когда она мне улыбается, я боюсь, что мое сердце лопнет от счастья.
Как бы я ни скучала по работе, но по этому чувству я наверняка буду
скучать намного больше. Но этого никогда не произойдет. Я ни за что
больше не оставлю ее с няней, какой бы опытной та ни была и кто бы ее
ни рекомендовал. После Меган я ни за что и ни с кем ее больше
не оставлю.

---

Вечер
Том прислал эсэмэску, сообщил, что задержится – ему надо
встретиться с клиентом в баре. Мы с Эви готовились к вечерней прогулке
и были в нашей с Томом спальне, где я ее переодевала. Закат был просто
потрясающий и заливал все вокруг оранжевым светом, а потом солнце
зашло за облако, и все вдруг стало серо-голубым. Я подошла к окну
раздвинуть шторы, которые до этого, наоборот, немного, сдвинула, чтобы
в комнате не было слишком жарко, и увидела на другой стороне улице
Рейчел, которая стояла в тени деревьев и смотрела на наш дом. А потом
она пошла к станции.
Я сидела на кровати, и меня трясло от бешенства, а руки были сжаты
в кулаки так крепко, что ногти больно впивались в ладони. Эви упала
и лежала на полу, суча ножками, но я ее не подняла, боясь, что со злости
могла сделать ей больно.
Он сказал, что все уладил. Сказал, что звонил ей в воскресенье и они
поговорили. Она призналась, что вроде как подружилась со Скоттом
Хипвеллом, но не собирается с ним встречаться и больше тут не появится.
Том сказал, что она обещала ему, и он ей верит. По его словам, она была
трезвой, не истерила, не угрожала и не умоляла вернуться к ней.
Он считает, что она образумилась.
Я сделала несколько глубоких вдохов, подняла Эви и усадила к себе
на колени, а потом уложила, держа ее ручки в своих ладонях.
– Думаю, что с меня довольно, правда, малышка? Я так устала
от Рейчел: каждый раз, когда я надеялась, что жизнь наладилась и она
больше не будет создавать проблем, все повторялось. Иногда мне кажется,
что она будет преследовать нас вечно.
Но в глубине души меня гложет сомнение. Каждый раз, когда Том
заверяет, что все в порядке и Рейчел больше нас не потревожит, а она снова
возникает, я задумываюсь: действительно ли он делает все, чтобы она
отстала, или ему приятно, что она не может выкинуть его из головы?
Я спускаюсь вниз и ищу в ящике кухонного стола визитку, которую
оставила сержант Райли, нахожу ее и, пока не передумала, быстро набираю
номер.