Эхо во тьме

О Иисус, что мне сделать для моего ребенка? Что мне делать? О Боже, покажи мне, что мне делать!
Тут Фебу вдруг охватила какая‑то странная слабость, и она стала опускаться вниз. Упершись левой ногой в ограду балкона, она попыталась удержаться, чтобы не упасть. Опустившись на пол, Феба тяжело привалилась к железным прутьям. Она захотела позвать служанку, но смогла издать лишь какой‑то невнятный звук. Она попыталась встать, но поняла, что не чувствует рук и ног.
Страх охватил ее до такой степени, что в ушах у нее теперь раздавался только громкий стук ее собственного сердца.
Солнце медленно близилось к закату, согревая теплыми лучами ее спину.

* * *

Кто‑то постучал в дверь покоев Фебы: «Моя госпожа?».

Дверь медленно открылась, и в покои осторожно вошла служанка. Слегка нахмурившись, она подошла к тому месту, куда поставила поднос с едой. Еда оставалась нетронутой. Лавиния оглянулась и посмотрела на постель. Не увидев там никого, она снова оглядела помещение, пока ее взгляд не остановился на балконе.
Закричав, Лавиния выронила поднос. Звон от подноса раздался по всему дому. «Моя госпожа!» – воскликнула она, подбежав к Фебе. Упав на колени, служанка склонилась над своей хозяйкой: «Моя госпожа! О! Моя госпожа!».
Юлий вбежал в покои и увидел служанку, плачущую в истерике над Фебой, лежащей на балконе. Он подбежал к ним.
– Что случилось? – он отстранил служанку, чтобы поднять Фебу с холодной черепицы.
– Не знаю! Я вошла, чтобы забрать поднос, и увидела ее лежащей здесь.
– Успокойся, девочка! – Юлий отнес Фебу к постели и бережно уложил ее. Ее глаза были открыты, и в них отчетливо был виден страх. Она слегка подняла свою левую руку, и Юлий взял ее в свою. – Принеси одеяло, – сказал он служанке и услышал, как та поторопилась из покоев.
– Ты столько работала и совершенно себя не жалела, моя госпожа. Теперь отдохни, и через несколько дней все будет в порядке, – сказал он, хотя слова эти не соответствовали его чувствам. Он весь похолодел от страха за нее. Юлий пощупал лоб Фебы, не зная, понимает ли она, что он ей говорит. Ее лицо с одной стороны было неподвижным, веко и уголок рта – опущены. Она издавала какие‑то звуки, но различить слов было нельзя. Чем больше она пыталась что‑то сказать, тем более безумной могла показаться. Не в силах перенести это, Юлий закрыл ей рот рукой.
– Не надо сейчас разговаривать, моя госпожа. Отдыхай. Спи.
По ее щекам побежали слезы. Она закрыла глаза.
Вернулась Лавиния с одеялами. За ней в покои вошли и другие рабы и слуги, которые очень любили Фебу и испугались за нее. «Гай отправился за врачом», – сказала служанка Перенна. Какой‑то молодой слуга принес дрова для жаровни и поставил жаровню поближе к постели. Вся прислуга собралась в покоях и скорбно стояла возле постели, будто Феба Валериан уже была мертва.
Сын повара, Гай, привел врача прямо в покои Фебы. Юлий приказал всем выйти, а сам остался на случай, если понадобится помощь.
– Что с ней, мой господин? – спросил Юлий, после того как врач осмотрел ее.
Врач ничего не ответил. Отойдя от постели, он посмотрел на Юлия.
– Ты здесь за старшего?
– Да, мой господин.
Врач покачал головой.
– Сделать ничего нельзя.
– Что это? Что с ней случилось?
– Один из богов прикоснулся к ней и поразил мозг. Она даже не воспринимает, что вокруг нее происходит.
– И ты не поможешь ей?
– Я не могу ей помочь. Все находится в руках того бога, который прикоснулся к ней. – Врач направился к двери, но Юлий встал у него на пути.
– Ты же врач. Ты же не можешь вот так уйти и оставить ее в таком состоянии!
– Кто ты такой, чтобы указывать мне? Я знаю гораздо больше тебя и говорю тебе еще раз, что ей помочь нельзя. У тебя два пути. Можешь пытаться ухаживать за ней и кормить ее в надежде, что тот бог или та богиня, которые привели ее к этому, сжалятся над ней. А можешь оставить ее, чтобы она достойно умерла.
– Достойно умерла?
– Да. И именно это я тебе советую. Будь милостив и подмешай это в ее питье, – сказал врач и протянул Юлию небольшой пузырек. Но Юлий отказался взять его, и врач поставил пузырек на столик возле кровати. – Можешь, конечно, положиться на силы природы, но я думаю, что это будет жестоко по отношению к больной. – Он посмотрел в сторону постели. – В таком состоянии ей практически не на что надеяться. Если бы она могла выбирать, я не сомневаюсь, что она выбрала бы смерть.
Оставшись наедине с Фебой, Юлий бессильно опустился на стул, стоявший рядом с ее постелью. Он посмотрел на Фебу, которая лежала такая спокойная и бледная… И совершенно беспомощная. Глаза у нее были закрыты. Единственным признаком того, что она еще жива, было то, что ее грудь ритмично поднималась и опускалась.
Юлий подумал о том, сколько Феба сделала для того, чтобы помочь другим людям, часами готовясь к грядущему дню. Захочет ли она жить теперь такой ужасной жизнью?
Сможет ли он жить дальше без нее?
Юлий взял со столика пузырек и посмотрел на него. Приговор врача звенел у него в ушах. Он должен был думать о ней, о том, чего она хочет. Но, подумав еще с минуту, Юлий отставил пузырек в сторону.
– Я не могу пойти на это, моя госпожа, – сказал он дрогнувшим голосом. – Прости. Я не могу с тобой расстаться.
Он взял ее левую руку и сжал ее в своих ладонях.