Франц Кафка «Процесс»

Франц Кафка «Процесс» 
100 лучших книг всех времен: 
www.100bestbooks.ru
 
говорил с фабрикантом о вашем процессе, и он меня спросил, не могу ли я вам помочь. Я 
сказал: «Пусть этот человек зайдет ко мне» и рад, что вы так быстро явились. Как видно, это 
дело затронуло вас всерьез, чему я, впрочем, не удивляюсь. Может быть, вы для начала 
снимете пальто? 
Хотя К. собирался уйти как можно скорее, он очень обрадовался предложению 
художника. Ему становилось все более душно в этой комнате, несколько раз он удивленно 
косился на явно нетопленую железную печурку в углу – было непонятно, отчего в комнате 
стояла такая духота. Пока он снимал пальто и расстегивал пиджак, художник извиняющимся 
тоном сказал: 
– Мне тепло необходимо. А тут очень тепло, правда? В этом отношении комната 
расположена необыкновенно удобно. 
К. ничего не сказал; собственно говоря, ему неприятна была не столько жара, сколько 
затхлый воздух, дышать было трудно, видно, комната давно не проветривалась. Неприятное 
ощущение еще больше усилилось, когда художник попросил К. сесть на кровать, а сам 
уселся на единственный стул, перед мольбертом. При этом художник, очевидно, не понял, 
почему К. сел только на краешек постели, – он стал настойчиво просить гостя сесть 
поудобнее, а увидев, что К. не решается, встал, подошел и втиснул его поглубже, в самый 
ворох подушек и одеял. Потом снова уселся на стул и впервые задал точный деловой вопрос, 
заставив К. позабыть обо всем вокруг. 
– Ведь вы невиновны? – спросил он. 
– Да. – сказал К. Он с радостью ответил на этот вопрос, особенно потому, что перед 
ним было частное лицо и никакой ответственности за свои слова он не нес. Никто еще не 
спрашивал его так откровенно. Чтобы продлить это радостное ощущение, К. добавил: – Я 
совершенно невиновен. 
– Вот как, – сказал художник и, словно в задумчивости, наклонил голову. Вдруг он 
поднял голову и сказал: – Но если вы невиновны, то дело обстоит очень просто. 
К. сразу помрачнел: выдает себя за доверенное лицо в суде, а рассуждает, как наивный 
ребенок! 
– Моя невиновность ничуть не упрощает дела, – сказал К. Он вдруг помимо воли 
улыбнулся и покачал головой: – Тут масса всяких тонкостей, в которых может запутаться и 
суд. И все же в конце концов где-то, буквально на пустом месте, судьи находят тягчайшую 
вину и вытаскивают ее на свет. 
– Да, да, конечно, – сказал художник, словно К. без надобности перебивал ход его 
мыслей. Но ведь вы-то невиновны? 
– Ну конечно, – сказал К. 
– Это самое главное, – сказал художник. 
Противоречить ему было бесполезно. Одно казалось неясным, несмотря на его 
решительный тон: говорит ли он это от убежденности или от равнодушия. К. решил тотчас 
же выяснить это, для чего и сказал: 
– Конечно, вы осведомлены о суде куда лучше меня, ведь я знаю о нем только 
понаслышке, да и то от самых разных людей. Но в одном они все согласны: легкомысленных 
обвинений не бывает, и если уж судьи выдвинули обвинение, значит, они твердо уверены в 
вине обвиняемого, и в этом их переубедить очень трудно. 
– Трудно? – переспросил художник, воздевая руки кверху. – Да их переубедить просто 
невозможно! Если бы я всех этих судей написал тут, на холсте, и вы бы стали защищаться 
перед этими холстами, вы бы достигли больших успехов, чем защищаясь перед настоящим 
судом. 
– Он прав! – сказал К. про себя, забыв, что он только хотел выпытать у художника его 
мнение. 
За дверью снова запищала девчонка: 
– Титорелли, ну когда же он наконец уйдет? 
– Молчите! – крикнул художник. – Не понимаете, что ли, у меня с этим господином 

---