Гектор Монро

Гектор Монро
Чулан
Детей повезли на пляж в Джагборо, в качестве особого развлечения. Николаса не взяли; он был в немилости. Утром, Николас отказался есть полезный для здоровья хлеб-с-молоком, под, нелепым, казалось бы, предлогом – мальчик утверждал, что в молоке плавает лягушка. Окружающие – несомненно, старше, мудрее и лучше его, в один голос сказали, чтобы он не болтал чепухи – ибо невозможно, чтобы лягушка оказалась в молоке. Николас, тем не менее, продолжал упорствовать в том, что казалось сущей бессмыслицей, описывая в деталях окраску и особые приметы, якобы, лягушки. Драматическая часть конфликта заключалась в том, что лягушка действительно плавала в кружке с молоком – Николас сам ее поймал и пустил в молоко, и потому чувствовал себя вправе кое-что знать об этом. Преступление - поимка лягушки в саду и опускание ее в сосуд с полезным для здоровья хлебом-с молоком, было раздуто до неимоверной величины. Но факт, который со всей очевидностью продемонстрировало это событие, по мнению Николаса, заключался в том, что люди, несомненно, старше, мудрее и лучше его, глубоко заблуждались в том, в чем они чувствовали себя совершенно уверенно.
"Вы утверждали, что в моем хлебе-с-молоком не может быть лягушки; тем не менее, в моем хлебе-с-молоком была лягушка", повторял он с настойчивостью искусного тактика, который не собирается оставлять хорошо оборудованную позицию. Так и случилось, что его кузена, кузину и скучнейшего младшего брата повезли на пляж в Джагборо на весь день, а Николас остался дома. Двоюродная тетушка, которая волей одного лишь воображения полагала, что является и его тетушкой тоже, наспех организовала экспедицию, с тем, чтобы произвести впечатление на Николаса теми удовольствиями, которых он только что лишился по причине недостойного поведения за завтраком. Такова уж была ее манера: если кто-нибудь из детей впадал в немилость, она немедленно придумывала какой-нибудь праздник, от которого виновника сурово отстраняли; если же дети совершали коллективный проступок, им вдруг сообщали о цирке в соседнем городке, цирке фантастической красоты и несметным количеством слонов, в который их повели бы в этот самый день, если бы не их испорченность.
От Николаса ожидали несколько приличествующих случаю слезинок, в момент отправки экспедиции. Однако, все слезы пролила его кузина – она больно ударилась коленом о ступеньку экипажа, когда карабкалась в него.
"Как она выла", жизнерадостно сказал Николас, когда экспедиция отправилась в путь – причем никто не выказал должного воодушевления, которое по идее, должно было стать сущностью поездки.
"Это у нее скоро пройдет", сказала тетушка-самозванка. "Сегодня великолепный день для поездки на пляж. Как они будут наслаждаться!"
"Бобби не будет наслаждаться, и он совсем не хотел ехать", сказал Николас с кислой усмешкой. "У него ботинки жмут. Они слишком тесные".
"Что же он мне не сказал?", довольно резко спросила тетушка.
"Он дважды сказал, да ты не слушала. Ты часто не слушаешь, когда мы говорим важные вещи".
"Ты не пойдешь в крыжовник!", сказала тетушка, по какой-то причине решив сменить тему.
"Почему?", осведомился Николас.
"Потому что ты наказан", надменно ответила тетушка.
Николаса такое объяснение не вполне устраивало; в самом деле, почему бы и не быть в крыжовнике, даже если ты наказан? Николас придал своему лицу выражение сдержанного упрямства, дав тетушке понять, что он пойдет в крыжовник - "только потому", заметила она про себя, "что я ему запретила".
В крыжовник вели две калитки, и маленький человек вроде Николаса мог эффектно спрятать себя среди маскирующей поросли артишоков, малиновых кустов и фруктовых деревьев, если уж проскользнул туда. Тетушке и без того было чем заняться, но она потратила два часа на пустячные садовые операции среди цветочных клумб и кустарника, откуда она могла держать в поле зрения обе калитки, ведущие в запретный рай. Эту женщину вдохновляли немногие идеи, зато она могла сосредотачиваться на них со страшной силой.
Николас совершил пару вылазок в большой сад, передвигаясь кружными путями и демонстративно прячась – он направлялся то к одной, то к другой калитке, но так и не выбрал момента, чтобы избежать бдительного тетушкиного глаза. На самом деле он и не собирался лезть в крыжовник, однако было исключительно важно держать тетушку в уверенности, что он этого хочет; эта вера заставила ее провести большую часть дня на посту, в роли добровольного стражника.
В полной мере подтвердив и укрепив ее подозрения, Николас потихоньку вернулся в дом и тут же приступил к исполнению давно обдуманного плана действий. Стоя на кресле в библиотеке, он дотянулся до полки, на которой покоился толстый, важного вида, ключ. Ценность ключа вполне соответствовала его виду: это был инструмент, который охранял тайны чулана от нарушителей, открывая дорогу только для тетушек и подобных привилегированных особ. Николас не был особенно силен в искусстве вставления ключей в замочные скважины и открывания замков, однако несколько дней назад он попрактиковался с ключом от школьного класса; он не слишком рассчитывал на удачу и счастливый случай. Ключ в замке поворачивался туго, но все же повернулся. Дверь открылась, и Николас оказался в неизведанной стране. По сравнению с этим, визит в крыжовниковый сад выглядел чисто материальным удовольствием.
Часто, очень часто Николас представлял себе, на что может быть похож чулан – та область, которую так заботливо скрывали от юных глаз, и относительно которой все вопросы оставались без ответа. Комната превзошла его ожидания. Во-первых, она была громадной и полутемной; большое окно, выходящее в запретный сад, было единственным источником света. Во-вторых, комната была полна невообразимых сокровищ. Самозваная тетушка, как и многие, считала, что вещи портятся от пользования. Она была из тех, что препоручают вещи пыли и сырости, чтобы дольше сохранить их. Части дома, которые Николас знал лучше всего, выглядели довольно голыми и безрадостными, в чулане же хранились чудесные вещи, радующие глаз.
Прежде всего, здесь был гобелен в раме, который очевидно, был призван выполнять роль каминного экрана. Мальчик присел на сверток индийской драпировки, пылающей чудесной расцветкой под слоем пыли, впитывая все детали изображения. Для Николаса это была живая, дышащая история: человек в антикварном костюме только что застрелил оленя, пустив стрелу из лука. Похоже, мишень была легкой – оленя и охотника разделяла лишь пара шагов. В густой чаще растений, которые угадывались на полотне, казалось нетрудным подкрасться к пасущемуся оленю, а две пегих собаки, прыгнувших вперед, очевидно были натасканы идти по пятам, пока стрела не пущена. Эта часть картинки представлялась ясной, пусть даже и захватывающей, но видит ли охотник то, что видит Николас: четыре волка скачут через лес в его сторону? А за деревьями, их, наверное, еще больше! Справится ли человек и две собаки с четырьмя волками, если они нападут? В колчане осталось только две стрелы, а он ведь может и промахнуться с первого раза, а то и со второго; все, что известно о его охотничьих навыках, это только то, что он не промазал, стреляя по громадному оленю со смехотворно близкого расстояния. Николас провел много блаженных минут, обдумывая возможные развязки сцены; он начинал думать, что волков на самом деле больше, чем четыре, и человек с его собаками угодил в серьезную передрягу.
Однако, были здесь и другие предметы восторга и восхищения, требующие немедленного внимания: причудливо изогнутые подсвечники в форме змей и чайник, похожий на китайскую утку, из открытого клюва которой должен был изливаться чай. Каким скучным и бесформенным казался теперь чайник из детской! А вот резной ящик сандалового дерева, плотно набитый ароматической ватой, а между слоями ваты - маленькие медные фигурки: быки с горбатыми шеями, павлины, тролли, восхитительные и на вид, и на ощупь. Не столь интересной, на первый взгляд казалась громадная квадратная книга в простом черном переплете; Николас посмотрел, и, о счастье! Книга была полна цветными картинками птиц. И каких птиц! В саду и на тропинках, по которым детей водили на прогулку, Николас встречал птиц, самыми крупными из которых были сороки или лесные голуби; здесь же были цапли и бакланы, коршуны и туканы, кривоклювые попугаи и хвостатые индюки, белые ибисы и золотые фазаны – целая портретная галерея невероятных созданий! И как раз тогда, когда он восхищался расцветкой утки-мандаринки и придумывал историю ее жизни, голос тетушки, резко выкрикивающей его имя, донесся из сада. В ней зародились подозрения по поводу его длительного отсутствия. Тетка пришла к заключению, что он перебрался через стену позади тента над проросшими лилиями; теперь она вела энергичные, хотя и безнадежные поиски среди артишоков и малины.
"Николас! Николас!", кричала она, "Выходи отсюда немедленно. Не пытайся прятаться, я все время тебя вижу!"
Наверное, впервые за двадцать лет кто-то ухмыльнулся в чулане.
Гневные обращения к Николасу вдруг прервались воплем и криками, призывающими о помощи. Николас захлопнул книгу, аккуратно вернул на место в углу и стряхнул на нее немного пыли со стопки газет рядом. Потом он выбрался из комнаты, запер дверь и вернул ключ на прежнее место. В большом саду, тетушка все еще выкрикивала его имя.
"Кто зовет?", спросил он.
"Я", донесся ответ из-за стены. "Разве ты меня не слышал? Я искала тебя в крыжовнике и соскользнула в бассейн для дождевой воды. К счастью, здесь нет воды, но стены скользкие и я не могу выбраться. Принеси стремянку из-под вишни..."
"Мне велели не заходить в крыжовник" – тут же ответил Николас.
"Я сказала, чтобы ты не заходил, а теперь говорю, чтобы ты зашел", донесся весьма нетерпеливый голос из бассейна.
"Твой голос не похож на тетушкин", возразил Николас – "Ты, должно быть, Прародитель Зла, который искушает меня не повиноваться. Тетушка часто говорит мне, что Прародитель Зла искушает меня и что я всегда поддаюсь. На этот раз я не поддамся!"
"Не болтай чепухи", сказала пленница из бассейна, "поди, принеси лестницу".
"Будет ли к чаю варенье из крыжовника?", невинно спросил Николас.
"Конечно, будет", сказала тетушка, тут же решив про себя, что Николас ничего не получит.
"Теперь я точно знаю, что ты – Зло, а никакая не тетушка" – жизнерадостно заявил Николас, "когда вчера мы просили у тетушки варенья, она сказала, что ничего не осталось. Я-то знаю, в шкафу в кладовке есть еще целых четыре банки, и конечно ты об этом знаешь, но она-то не знает, потому что сказала, что ничего не осталось. О, Сатана, ты себя выдал!"
Было удовольствие совершенно особого рода, говорить с тетушкой так, будто твой собеседник - само Зло. Однако Николас с детской проницательностью понимал, что подобной роскошью нельзя злоупотреблять. Он удалился с демонстративным шумом, так что извлекать тетушку из бассейна пришлось кухарке, заглянувшей в сад в поисках петрушки.
Вечернее чаепитие проходило в зловещем молчании. Когда дети добрались до Джагборо, был самый разгар прилива, места для игры не нашлось – обстоятельство, которое тетушка проглядела, организуя в спешке свою карательную экспедицию. Тесные ботинки Бобби катастрофическим образом сказались на его настроении, и в целом дети не сказали бы, что весело провели время. Тетушка хранила мертвое молчание, как и полагалось персоне, незаслуженно просидевшей в бассейне для дождевой воды целых тридцать пять минут. Что до Николаса, то он тоже был молчалив и сосредоточен, как человек, которому есть о чем подумать; вполне возможно, рассудил он, что охотник сможет убежать со своими псами, пока волки обедают застреленным оленем.