Герменевтический анализ как выявление скрытых, неявных смыслов научного текста

2. ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
В последнее десятилетие на Западе широкое распространение получили различного рода герменевтические концепции.* Герменевтическое направление весьма своеобразное явление духовной жизни современного буржуазного общества. Трудно дать однозначное определение герменевтике, целесообразнее привести наиболее характерные ее трактовки. Герменевтика рассматривается как прикладная техника и методология истолкования текстов; как филологическая, историческая и философская теории истолкования текстов; как методология общественных наук вообще; как универсальное философское учение, способное служить методологической и мировоззренченской основой понимания действительности.
Учитывая, что герменевтика возникла гораздо раньше феноменологии и что многие крупные представители герменевтического направления, такие, как, например, В.Дильтей, достаточно критически относились к феноменологической методологии, необходимо ограничить предмет нашего анализа. Мы рассмотрим только ту линию развития герменевтической методологии, которая непосредственно связана с феноменологической философией. Поэтому целесообразно, во-первых, проанализировать характер переосмысления феноменологии Гуссерля в философии М. Хайдеггера, во-вторых, выяснить, как это переосмысление было продолжено Г.-Г.Гадамером, и, в-третьих, рассмотреть, что нового внес П.Рикёр в герменевтическую методологию. Критический анализ концепций крупнейших представителей герменевтической философии, испытавшей вместе с тем значительное влияние феноменологии, позволит выявить ряд существенных моментов феноменологической методологии, показать ограниченность предпосылок, на основе которых феноменологи пытались решить методологические проблемы научного знания[2].
Смысловое истолкование в феноменологии осуществляется на основе метода интенционального анализа сознания. Этот анализ характеризуется как специфическая деятельность, состоящая в «обнаружении потенциальностей, имплицитно заключенных в актуальностях сознания, благодаря чему в ноэтическом отношении реализуется истолкование, изъяснение и прояснение полагаемого сознанием предметного смысла»[5].
Наиболее значительное влияние на разработку герменевтической методологии оказали, на наш взгляд, метод интенционального анализа и концепция жизненного мира Гуссерля.
Г.И.Богин выделяет следующие положения феноменологии Гуссерля, которые могут представлять интерес при разработке герменевтической теории понимания: 1) субъективные, реальности, опредмеченные в культуре, образуют открытую систему и при этом поддаются типологизации; 2) субъективные реальности (смыслы) интенциональны, т.е. обращены на объект, вследствие чего исследователь вместо ограниченного набора опредмеченных идеальных конструкций должен иметь дело с неограниченным горизонтом опредмеченных смыслов; 3) субъективные реальности могут по-разному рефлектироваться в сознании; они могут стать либо предметом знания, либо средством реактивации собственных переживаний реципиента, либо средством провоцирования новых переживаний. Эти процессы могут совмещаться, ибо они получаются в результате разных техник понимания, действующих одновременно в различных сочетаниях.
На современную буржуазную герменевтику большое влияние оказала также гуссерлевская концепция жизненного мира, которая начинает играть все большую роль в качестве своеобразной парадигмы во всех направлениях современной буржуазной философии. Взяв на вооружение концепцию жизненного мира, герменевтика внесла в нее ряд существенных корректив. Если феноменология стремится раскрыть априори социально-исторического мира сквозь призму субъективности, то герменевтика предпочитает заниматься выявлением социальных феноменов, прибегая прежде всего к языку. Современная философская герменевтика использует понятие жизненного мира чаще всего как общий фон, называя его «миром понимания», «человеческим миром», «языковым миром» и т.п[4].
Феноменология для Гуссерля была по преимуществу эпистемологической деятельностью, "трансцендентальной теорией науки", "чистой наукой" о трансцендентальной субъективности, выявляющей структуры и акты сознания, в которых конституируются субъект, окружающий мир и интерсубъективные связи. Феноменология Гуссерля стремилась быть эйдетической наукой, описательной теорией чистого трансцендентального опыта. Эпистемологические устремления основателя феноменологии для Хайдеггера были абсолютно чужды. Последний рассматривал феноменологию не в качестве эпистемологической теории, а как метод онтологического исследования, который позволяет раскрыть природу человека в его отношений с миром. Философия, писал Хайдеггер, есть «универсальная феноменологическая онтология, основывающаяся на герменевтике человеческого бытия»[6]. Такие понятия гуссерлевской феноменологии, как «чистое сознание», «трансцендентальный опыт», были для него пустыми абстракциями. Хайдеггер стремится не к интуитивному усмотрению сущностей и их описанию, а к интерпретации тех феноменов, с которыми человек постоянно имеет дело. Поэтому он ориентируется не на трансцендентальный, а на герменевтический опыт, который, с его точки зрения, дает возможность раскрыть реальные связи человека с окружающим миром. Таким образом, можно констатировать принципиальное смещение Хайдеггером целей феноменологического анализа, что, в свою очередь, привело к соответствующим изменениям и в понимании феноменологического метода.
Если последней инстанцией для Гуссерля было трансцендентальное Я, то Хайдеггер в своем герменевтическом истолковании исходит из «фактичности» человеческого существования, которое он пытается выразить в так называемых экзистенциалах, рассматриваемых как более фундаментальные предпосылки человеческого существования, чем характеристики чистой субъективности. В отличие от Гуссерля Хайдеггер предпочитает говорить не об интенциональном анализе сознания, а об экзистенциональной аналитике человеческого существования. С экзистенциалистских позиций переосмысливается и проблема конституирования. Целью конститутивного анализа становится экспликация тех характеристик бытия, которые специфичны только для человека. Параллельно этому существенно пересматривается и трактовка интенциональности. Для Хайдеггера она является производной от «бытия человека в мире»[6].
Подобная интерпретация феноменологии позволила Хайдеггеру сосредоточить внимание на анализе тех' структур переживаний, в которых мир дан нам не теоретически, как у Гуссерля, а практически. "Бытие-в-мире" имеет свои формы, которые, по мнению Хайдеггера, невозможно вывести из познавательных форм. Более того, познание – это, в сущности, один из модусов нашего отношения к миру, причем модус не самый фундаментальный: оно предполагает объективацию, однако не все феномены человеческого существования поддаются объективации. Наиболее значимые характеристики человеческого существования, по мнению Хайдеггера, вообще невозможно объективировать. Путь к ним лежит не через объективное, т.е. научное, познание, оперирующее категориями, а через герменевтическое истолкование.
Понимание, трактуемое Хайдеггером как изначальная открытость человеческой экзистенции, есть первоисток всякого познания. Экзистенциальное понимание, собственно, и есть онтологический корень очевидности, о которой говорит феноменология. Хайдеггер различает первичное понимание, тождественное открытости, настроенности, и вторичное, которое уже не способ бытия, а один из видов познания, так как возникает на рефлексивном уровне. Таким вторичным пониманием, по Хайдеггеру, является филологическая интерпретация текстов как вид научного познания, а коренится она, очевидно, в изначальном понимании. Первичное понимание Хайдеггер называет предпониманием (Vorverstandnis), оно составляет тот горизонт, от которого никогда нельзя освободиться. Подлинная задача философии, по Хайдеггеру, – раскрыть сущность предпонимания и показать, что всякое познание, в том числе и научное, в конечном счете «отсылает нас к изначальной открытости тут-бытия – корню и истоку всякой очевидности» [1]. Если для Гуссерля предметы конституируются в интенциональных актах сознания, то для Хайдеггера, наоборот, мир, в который мы «заброшены», есть мир вещей, полностью независимый от нашей конститутивной деятельности. Различия между двумя мыслителями касаются и понимания ими смысла, значения. Гуссерль, как мы убедились, пытался идентифицировать объект сознания со значением или ноэмой, Хайдеггер же считал саму концепцию поэмы как привилегированного объекта сознания ложной. Он пытался развить свою теорию идентификации, применимую к окружающим предметам. Мир, к которому относится вырабатываемая нами сеть значимых отношений, познается благодаря активному использованию «подручных» вещей. Предметы становятся понятными для человека не в результате абстрактно-теоретических размышлений над их сущностью, феноменологических описаний их эйдосов, но благодаря использованию их в практической деятельности. Вещи, справедливо считает Хайдеггер, получают свой смысл благодаря практическому использованию. Для вещей вообще характерно быть в модусе «имения-под-рукой». Если же абстрагироваться от практического использования предметов, то для раскрытия их характеристик нам не смогут помочь никакие, пусть даже самые тонкие и глубокомысленные, феноменологические размышления. Причина этого заключается в том, что процесс познания вещей неразрывно связан с их практическим употреблением. В представлении Гуссерля феноменолог – это ученый, который, сидя за письменным столом, способен открывать и описывать сущности вещей, варьируя последние в своем воображении; для Хайдеггера же феноменолог – это тот, кто прежде всего обращается к жизненно важным проблемам человеческого существования и исследует те его бытийственные возможности, которые могут быть реализованы в конкретно-исторической ситуации. Таким образом родоначальник немецкого экзистенциализма пытался конкретизировать феноменологический метод, применив его к решению исторических и антропологических проблем.
Феноменология для Хайдеггера – это метод, который характеризует не качественное содержание объектов философского исследования, а только способ их исследования. Полностью отходя от гуссерлевской концепции «нейтрального» феномена, зависящего от сознания, он видит в феномене «само-себя-обнаруживающее» [3]. Истолкование феноменов требует метода, позволяющего выявить смысл и основание являющегося. Методом истолкования искомых смыслов феноменов должна стать феноменологическая герменевтика, цель которой – создание фундаментальной онтологии, построенной на основе аналитики человеческого существования. Нет необходимости следовать за Хайдеггером в область его онтологических построений, целесообразно ограничиться рассмотрением того, как "работает" его герменевтическая феноменология и может ли она претендовать на статус научной методологии [5].
Все это говорит о том, что в философии Хайдеггера имела место не детальная проработка методов герменевтической феноменологии, но попытка философского обоснования герменевтического анализа. Именно эти мотивы творчества Хайдеггера оказали значительное влияние на последующее развитие герменевтической феноменологии и современной буржуазной философии вообще.
Герменевтический метод используется Хайдеггером на всех этапах философского творчества. Первоначально герменевтический анализ призван был дать ответ на вопрос о смысле человеческого бытия, затем объектом герменевтического анализа становится язык. Таким образом, герменевтические принципы онтологизируются и универсализируются Хайдеггером, а "понимание" рассматривается в качестве фундаментальной характеристики бытия[7].
Дальнейшее развитие идеи герменевтической феноменологии получили в концепции Ганса-Георга Гадамера (р. 1900), попытавшегося синтезировать их с принципами описательной феноменологии Гуссерля, с истористским подходом Дильтея и на этой основе создать философский фундамент наук о духе.
Всякая герменевтическая интерпретация опирается, по мнению Гадамера, на так называемую «герменевтическую практику», благодаря которой формируется сознание историчности научных и философских понятий. Герменевтика для Гадамера есть прежде всего практика, а точнее, искусство толкования и понимания. Задача герменевтики – исследовать наше предпонимание, т.е. тот предрассудок, ту основу, на которой покоится не только философия, но и конкретные науки. Предрассудок – это то дорефлективное содержание сознания, которое предшествует рефлексии. И если естественнонаучные методы дают лишь чисто техническое понимание, направленное на внешний, предметный мир, выступающий в качестве совокупности объектов, то герменевтика, по мнению Гадамера, ориентируется на принципиально иной вид познания[7].
Для герменевтического подхода, считает Гадамер, характерна прежде всего трансцендентальная постановка познавательных вопросов, ибо герменевтический опыт имеет своей целью не истолкование данного конкретного предмета, но скорее истолкование возможностей понимания вообще, раскрытие самых общих характеристик, изначально присущих человеческому пониманию. Здесь хорошо видна общая идеалистическая установка, характерная как для феноменологической, так и для герменевтической философии, согласно которой решение методологических проблем связывается не с конкретным анализом научно-познавательной деятельности, места наук в системе человеческого знания, а с истолкованием «самых общих принципов», которым якобы должны подчиняться познавательная и практическая деятельности человека. И хотя в философии Гадамера такая априористическая тенденция выражена достаточно сильно, тем не менее практический опыт историка философии в какой-то мере предохранил его от увлечения абстрактным конструированием «последних принципов» познания и деятельности. Как ученый-практик Гадамер хорошо осознал, что сам интерпретатор всегда находится в процессе исторического изменения и поэтому не имеет возможности занять абсолютную, т.е. вневременную, точку зрения. Поэтому герменевтики в противоположность феноменологам считают невозможным существование беспредпосылочного мышления. Это обстоятельство имело для них принципиальное значение, так как именно оно заставило обратить внимание на ту парадоксальную ситуацию, характерную для любого познавательного процесса, которая получила название «герменевтического круга». Суть последнего заключается в том, что все наши знания опираются на положения, с помощью которых мы должны интерпретировать интересующие нас явления. Такая интерпретация, с одной стороны, невозможна без использования уже имеющегося знания, а с другой – само это знание, в свою очередь, также нуждается в герменевтическом истолковании. Герменевтический круг, таким образом, отражает реальную ситуацию, которая постоянно возникает в познавательном процессе[7].