Хабибулла Рахимов

В 2016 году от племянницы Хабибулы Рахимова Ляйли Рахимовой-Чанышевой я получила фотографию ветерана, на обороте которой имелась надпись: «Начальник опергруппы 57 мехбригады, майор-орденоносец Рахимов Хабибулла, 1911 г.р. Погиб на фронте 3.08.1943 г. под Орлом. Фотографировался в Ташкенте в 1942 г. после ранения. Биолог по профессии. Спортсмен-альпинист, восходил на Хан-Тенгри. Отец Шерьяздан. Мать Сарвар-апай. Жена Рашида. Были дети

Лейтенант Рахимов отлично владел несколькими языками: родным татарским, русским, казахским, киргизским, узбекским.

В книге Б. Момыш-улы «За нами Москва» постоянно упоминается Хабибулла Рахимов. Это и понятно – он был начальником штаба 1 батальона, был всегда рядом с командиром, если уезжал, то по поручению комбата.

Хабибулла Рахимов

Хабибулла Рахимов

«18.10.41 разведывательный отряд в количестве 100 бойцов во главе со ст. адъютантом б-на л-та Рахимова и мл. политрука Бозжанова ночью совершил налет на Середа – пункт регулирования пр-ка по отправке войск на север (ст. Шаховская) и на юг на дор. схема №2.

«Длиннорукая» агрессивность США«Длиннорукая» агрессивность США
Особенно ожесточенная схватка произошла в селе Середа. К ней заранее и тщательно готовились, да и участвовал в налете на вражеский гарнизон специально созданный отряд. Инициатором этой операции был комиссар полка П. Логвиненко. От разведчиков ему стало известно, что немцы устроили там базу снабжения. Грабят население, издеваются над людьми. И он предложил командиру полка напасть на базу и как следует наказать гитлеровцев. Майор Г. Елин согласился.

Разведку боем поручили батальону Б. Момыш-улы. П.Логвиненко сам ходил по ротам, беседовал с бойцами и командирами, подбирал людей. Просились в отряд многие, но отобрали 120 самых бесстрашных бойцов и командиров 1-го батальона. Командовать ими стал старший адъютант Х. Рахимов. Отряду придали полувзвод конной разведки младшего лейтенанта Ш. Алибекова. Возглавил операцию сам комиссар полка, хотя комиссар дивизии С.А. Егоров был против его участия. Но комдив дал «добро».

В ночь на 17 октября отряд окружил село Середа с трех сторон. А затем ворвался в распоряжение противника. Бойцы забросали гранатами и бутылками с горючей смесью заранее указанные им объекты. Фашисты в панике метались между горящими домами, ища спасения от меткого огня наших воинов. Здесь отличились многие. Еще на подходе к населенному пункту рядовые Федот Федоров, Елисеев и сержант Григорий Гужев скрутили часового и захватили в плен. В самом селе действовал пулеметчик, кузнец из Караганды Алексей Иванович Блоха. Умело маневрируя огнем, он уничтожил более двух десятков фашистов.

Внутренние проблемы бизнеса не легче внешнихВнутренние проблемы бизнеса не легче внешних

Младший сержант Ефим Пантелеевич Мосеяш, коновод, в разгар боя был ранен в обе ноги, но продолжал вести прицельный огонь. Когда оказывали медицинскую помощь, он был еще раз ранен, но успел заметить, что на чердаке дома, возле которого дрались старший адъютант Рахимов и комиссар Логвиненко, фашисты установили пулемет и готовятся открыть огонь. Мосеяш указал туда рукой рядом лежавшему бойцу, и тот метким выстрелом сразил врага. Гитлеровец свалился с чердака прямо у ног комиссара. Ефим Пантелеевич умер от ран, но спас жизнь командирам. Друзья принесли тело погибшего в расположение батальона и с воинскими почестями предали земле.

В жарких схватках в селе Середа было уничтожено до полусотни оккупантов, бензохранилище, автомашины с грузом, взорван мост. При отступлении заминирована дорога, захвачен в плен солдат 35-й немецкой пехотной дивизии. О действиях отряда рассказали во всех подразделениях дивизии [3]».

Б.Момыш-улы пишет: «23.10.41. Чтобы помешать накоплению пр-ка перед фронтом соседа, я приказал к-ру 1 батареи 857 ап огонь перенести на Красная гора (в лощине), но это приказание не было выполнено немедленно, так как к-р 1 бат 857 ап снял связь НП с ОП по приказанию к-ра 1 ст. роты л-та Филимонова, «повернуть орудия на Чернево» (л-т Филимонов спутал мое приказание «Иметь в виду Чернево», так как в этом р-не БО вело тоже бой с передовыми частями пр-ка и передал «повернуть орудие»). Связь ПНП с ОП была восстановлена через 50 минут ст. адъютантом б-на л-том Рахимовым. Огневая поддержка соседа была сорвана благодаря личной непонятливости л-та Филимонова и нерасторопности и слабой подготовки (долго копался с подготовкой данных) к-ра 1 бат. 857 ап, мл. л-та Кухаренко [4]».

Момыш-улы летом 1942 года рассказывал А. Беку: «Утром 23 октября (1941 г.) стало ясно – фронт обороны дивизии прорван. Немцы уже на этом берегу и вышли в тылы батальона. В тот день 23 октября немцы сначала провели с помощью самолета-разведчика аэрофотосъемку позиций батальона. В батальоне не было средств противовоздушной обороны, и сбить самолет-корректировщик, прозванный нашими бойцами «Горбачом» из-за скошенных назад крыльев, мы тогда не смогли.

В 9.00 утра немцы начали артиллерийский обстрел позиций 1-го батальона 1073 полка. Одновременно они подвергли обстрелу и позиции соседнего 1077 полка – батальон капитана Шилова.

Неожиданные ограничения для ИзраиляНеожиданные ограничения для Израиля

Было ясно: это – артиллерийская подготовка атаки. В такие минуты у всех натянуты нервы… Немцы – фокусники. В этот день, играя на наших нервах, они несколько раз прерывали на две-три минуты пальбу, и опять, и опять гвоздили. Становилось невмоготу. Скорей бы атака!

Немцы выбрасывали вагоны снарядов – всё, что приостановившись они подтянули сюда из глубины – фундаментально кроша землю, рассчитывая наверняка разметать рубеж, измолотить, измочалить нас, чтобы затем рывком пехоты легко завершить дело».

Почти семь часов, с небольшими перерывами, немцы играли на нервах наших бойцов, а пошли в атаку только в 4 часа дня. Они видимо полагали, что такой длительный обстрел дал свои результаты, нанеся серьезный ущерб нашей обороне. Но большая часть немецких ударов цели не достигла. Используя свои хорошо укрытые орудия из полковой и приданной артиллерии, Момыш-улы нанес по наступающим фашистам страшный удар. И все же закон числа сказался – немцы прорвали нашу оборону и окружили батальон Момыш-улы.

Об окружении, возникшем после прорыва фронта, Момыш-улы узнал из прерванного разговора с командиром полка, который успел сообщить, что штаб отходит. «Противник вошел в прорыв, расширяя брешь. Одна группа двигается сюда, к штабу полка. Я отхожу. Другая, неясной численности, повернула тебе во фланг. Загни фланг! Держись! Потом…» связь прервалась. Сколько держаться, и как поступить потом, комполка сказать не успел.

«Фронт уже прорван. Немцы уже на этом берегу, уже двигаются вглубь. Они идут и сюда, к нам. Но не оттуда, где путь прегражден окопами, где их готовы встретить пулями прильнувшие к амбразурам бойцы, где все пристреляно нашими пушками и пулеметами. Они идут сбоку и с тыла по незащищенному полю, где перед ними нет фронта…

Ресурсы безопасности «съедаются» чиновникамиРесурсы безопасности «съедаются» чиновниками

Чуткий, зачастую понимающий без слов, Рахимов (начштаба батальона – авт.) положил передо мной карту. Встретив его спрашивающий взгляд, я молча кивнул.

— В районе Красной Горы? – произнес он.

— Да.

Я смотрел на карту…

Отдать Невлянское? Отдать село, что лежит на столбовой дороге, которая так нужна противнику, по которой он напрямик, на грузовиках, устремится во фланг полку, дерущемуся на рокаде (дороге идущей вдоль линии фронта – авт.) Нелегко самому себе ответить: да, отдать! Но иначе я не сохраню батальон. А сохранив…Посмотрим тогда, чья будет дорога». После нескольких часов мелких стычек, объединив усилия своих подразделений, Момыш улы во главе своих бойцов ворвался в село Невлянское. Немецкий гарнизон был разбит. «Уцелевшие немцы отскочили за реку, переходя вброд – по пояс, по грудь – студеную воду. Другие, что были далеко от реки, метнулись к Красной Горе. В том направлении бойцы нагоняли убегавших; в сумерках возникали вспышки выстрелов: там сопротивлялись настигнутые одиночки».

Но враг не мог согласиться с тем, что на важном перекрестке дорог засело несколько сот наших бойцов, не позволяя наладить транспортные и иные перевозки. На одном из участков обороны батальона немецкий нажим начал сказываться. Но, опытный Бозжанов, «сумел выдержать, ничем себя не выдав, до крайнего момента. Зато теперь пулемет разил кинжальным огнем – внезапно, на близком расстоянии, насмерть. Первые очереди подрезали центр немецкой цепи. О, как там заметались! Я впервые услышал, как заголосили враги. Мы потом не раз убеждались, что такова одна из особенностей гитлеровской армии: в бою при заминке или неудаче, подстреленные немцы орут в голос, призывая помощь, – так почти никогда не кричат наши солдаты. Но вместе с тем перед нами была муштрованная, управляемая сила. Прозвучала иноземная команда, и немецкая цепь, не тронутая с нашего фланга пулеметом, разом легла…»

Однако, навести порядок немецким офицерам не удалось Взвод лейтенанта Исламкулова, выбежав из лесного клина, устремился в атаку на немцев с фланга и тыла. Всего сорок наших бойцов. Их атаку поддержали бойцы Бурнашева.

«Немцы не приняли нашего вызова на рукопашку, не приняли штыкового удара, их боевой порядок смешался, они бежали от нас». Батальон Момыш-улы освободил село Невлянское. Но враг не смирился с потерей стратегически важного пункта [5].

Наследство старого прорабаНаследство старого прораба
24 октября Момыш улы принял решение о выходе из окружения, получив приказ из штаба полка. Задачи по выходу к своим частям он изложил командирам рот. Двинулись в ночь.

«Во мраке идем лесом. Лес заповедный, вековой. Работают пилы, топоры, мы валим, оттаскиваем деревья, вырубаем просеку, вырубаем память о себе. В батальоне семьдесят пил, полтораста топоров – все в деле. Мы идем и идем. В темноте смутно белеют свежие срезы пней. Просекой тянутся двуколки, санитарные повозки, пушки. Мы везем двенадцать орудий. Два подбиты в бою и напоследок нами взорваны. Потеряны около двадцати лошадей, но и тяжести меньше, свыше тысячи снарядов выпущены по врагу, сохранился лишь неприкосновенный запас… Двигаемся медленно: в иных местах в буреломе. В чащобе меньше километра в час. Но пробиваем, пробиваем просеку по компасу». С рассветом пилы и топоры затихают.

Головной дозор донес: батальон подошел к прогалине, что пролегает поперек. Там проселочная дорога, ведущая к шоссе. На дороге противник…Ползут грузовики, вязнут в грязи. Буксуют. Те, что под пехоту – со скамейками – двигаются порожняком, но в кузовах у кабин, как дрова, как поленницы, уложены трубы минометов. Пехота идет пешком, проталкивает, вытаскивает машины… Конники, которых я послал по опушке, вернулись, донесли: хвоста не видно. Сюда устремился поток, которому вчера в другом пункте мы преградили путь.

Ширина прогалины равнялась приблизительно километру. Надо пройти этот километр, пройти и исчезнуть в противоположной стене леса. Как быть? Вступить в бой? Ждать ночи?

Нельзя! Противник, вероятно, уже установил, или скоро установит, что мы покинули наше вчерашнее гнездо. По нашему следу, по коридору, который мы прорубили, нас в любой момент могут здесь обнаружить, а нам почти нечем огрызаться, мы не сможем долго отвечать огнем на огонь….Надо прорываться…Как?».

Они рождены быть начальникамиОни рождены быть начальниками

Момыш-улы, собрав командиров, объяснил им идею прорыва. «Она была такова. Батальон строится в одну шеренгу, ромбом, Внутри ромба размещаются повозки и пушки. По моей команде батальон двинется умеренным шагом, сохраняя строй ромба. Винтовки, держать наперевес, наизготовку. По моей команде стрелять залпами. С ходу. Стрелять не в воздух и не в землю. А наведя ствол на врага.

В лесу нелегко было построиться. Впереди, в остром углу, я поставил Рахимова, в боковых углах – Заева и Толстунова, сзади замыкающим Бозжанова….

От заднего угла, мимо повозок, мимо пушек я прошел вперед. Встал рядом с Рахимовым. Оглянулся. Негромко скомандовал: «Батальон…арш!» И зашагал. И повел ощетинившийся ромб.

Немцы не сразу поняли кто мы, что мы, что за странный безмолвный строй выдвигается из леса. Многие продолжали толкать машины, другие, повернувшись к нам, удивленно смотрели. Это действительно было им непонятно. Красноармейцы не бегут в штыки, не кричат «ура», это не атака. Идут сдаваться? Не похоже…С ума сошли?

Метров восемьдесят – сто они дали нам пройти, не поднимая тревоги. Потом прозвучал повелительный крик на немецком языке. Я уловил: некоторые кинулись в машины, к оружию, к пулеметам. Именно уловил, теперь время будто рассеклось на мельчайшие отрезки.

Французский интересФранцузский интерес

— Батальон…

Миг тишины. Винтовки не вскинулись. Было приказано, как вам известно, стрелять с ходу. С руки, прижимая приклад к подсумку.

— Огонь!

Тишину разорвал залп.

— Огонь!

Мы шли и стреляли. Это страшная штука – залповый огонь батальона, единый выстрел семисот винтовок, повторяющийся через жутко правильные промежутки. Мы прижали врагов к земле, не дали возможности, поднять голову, пошевелиться…»

Немцы вызвали на помощь танки, но батальон успел скрыться в лесу и напоследок из неприкосновенного запаса дал несколько выстрелов из орудий по танкам. Один из них был подбит. Два других дали задний ход.

Спустя сутки батальон вышел в расположение своей дивизии к Волоколамску, городу, откуда начиналась асфальтовая дорога на Москву, к которой изо всех сил стремились немцы. За десять дней боев немцы смогли лишь приблизиться к Волоколамску. 316-я дивизия, а не грязь и дождь, сбила темп немецкой механизированной армады до километра в сутки [6].

Батальон Момыш-улы отбил вторую попытку немцев смять позиции нашей обороны несколькими ударами танков и пехоты. «День 28 октября 1941 года выдался ясным. Солнце щедро обогревало Подмосковье. Осенний солнечный день… Иней на полях и лесных массивах тает по-своему медленно, испаряется тоже медленно, этаким легким туманцем…В десять часов утра мы услышали гул канонады за Волоколамском, издали увидели силуэты самолетов. Рахимов, прислушиваясь к далекому, глухому гулу боев, раскрыл свою карту, сориентировался, пальцами измерил расстояние и после долгого раздумья сказал: «Товарищ комбат, верно, начался жаркий бой за станцию Волоколамск. Это по расстоянию чувствуется. Видимо, вчера немцам не удалось захватить станцию [7].

Роста доходов населения не будет. Катастрофы тожеРоста доходов населения не будет. Катастрофы тоже

Б. Момыш-улы пишет: «3 ноября 1941 г. К нам приехал генерал. Снимая полушубок, он спросил Рахимова:

— Вкусно пахнет тут у вас. Что готовите на обед?

— Хотели, товарищ генерал, для разнообразия плов приготовить сегодня, – ответил Рахимов, не зная, куда девать немытые руки.

— А все у вас для этого есть?

— Все есть, товарищ генерал.

— Раз все есть, валяйте тогда, готовьте плов – сказал Панфилов и, опускаясь на табурет, добавил – Давно я не ел плова. Соскучился по азиатским блюдам. Коль у вас плов, я у вас гость. Принимаете такого гостя хозяева? – спросил он нас обоих.

— Как же, товарищ генерал [9]».

И еще один эпизод. Бой за Соколово в конце ноября 1941 г. В лесу.

Вспоминает Б. Момыш-улы: «Вот мой исполнительный и всегда разумно спокойный товарищ и помощник Хабибулла Рахимов. Я его не узнаю. Он весь обмяк, глаза мутные, из ушей сочится кровь.

— Что с тобой, Хаби?

Он никак не реагирует, будто не видит и не слышит меня.

— Его, товарищ командир, во время обстрела здорово контузило, – отвечает Бозжанов.

«Длиннорукая» агрессивность США«Длиннорукая» агрессивность США
17.02.2023 13:0017365
— Посадите его рядом с Торопыгиным (еще одним раненым) в кошевку [10]».

… Так Х. Рахимов был отправлен в медсанбат, потом в госпиталь в Ташкенте. После выздоровления – снова фронт, но только уже в другую дивизию. Затем – прямое попадание бомбы. В семье Рахимовых осталась его последняя фотография, сделанная в Ташкенте после ранения в 1942 г.