Код да Винчи

На вид идола родич! Соньер прямо указывал на некоего идола. И еще
этот непонятный набор чисел.
– А часть послания выглядит как цифровой шифр.
– Да, – кивнул Фаш. – Наши криптографы над ним уже работают. Мы
думаем, эти цифры являются ключом, указывающим на убийцу. Возможно,
здесь номер телефона или же карточки социального страхования. Скажите,
эти цифры имеют, на ваш взгляд, какое-либо символическое значение?
Лэнгдон еще раз взглянул на цифры, чувствуя, что на расшифровку их
символического значения могут уйти часы. Если вообще Соньер что-то
под этим имел в виду. На взгляд Лэнгдона, цифры казались выбранными
наугад. Он привык к символическим прогрессиям, в них угадывался хоть
какой-то смысл, но здесь все: пятиконечная звезда, текст и цифры –
казалось, ничем и никак не было связано между собой.
– Ранее вы говорили, – заметил Фаш, – что все действия Соньера были
направлены на то, чтобы оставить какое-то послание… Подчеркнуть
поклонение богине или что-то в этом роде. Тогда как вписывается в эту
схему данное послание?
Лэнгдон понимал, что вопрос этот чисто риторический. Смесь цифр и
непонятных восклицаний никак не вписывалась в версию самого Лэнгдона,
связанную с культом богини.
На вид идола родич? О мина зла?..
– Текст походит на какое-то обвинение, – сказал Фаш. – Вам не

---

кажется?
Лэнгдон пытался представить последние минуты куратора, запертого
здесь, в замкнутом пространстве Большой галереи, знающего, что ему
предстоит умереть. Определенная логика в словах Фаша просматривалась.
– Да, обвинение в адрес убийцы. Думаю, в этом есть какой-то смысл.
– И моя работа заключается в том, чтоб назвать его имя. Позвольте
спросить вас еще об одном, мистер Лэнгдон. Помимо цифр, что, на ваш
взгляд, самое странное в этом послании?
Самое странное? Умирающий человек закрылся в галерее, изобразил
пятиконечную звезду, нацарапал на полу загадочные слова обвинения.
Вопрос надо ставить иначе. Что здесь не странное?
– Слово «идол»? – предположил Лэнгдон. Просто это было первое, что
пришло на ум. – «Идола родич». Странность в самом подборе слов. Кого
он мог иметь в виду? Совершенно непонятно.
– «Идола родич»? – В тоне Фаша слышалось нетерпение, даже
раздражение. – Выбор слов Соньером, как мне кажется, здесь ни при чем.
Лэнгдон не понял, что имел в виду Фаш, однако начал подозревать:
Фаш прекрасно бы поладил с неким идолом, и уж тем более с миной зла.
– Соньер был французом, – сказал Фаш. – Жил в Париже. И тем не
менее решил написать последнее свое послание…
– По-английски, – закончил за него Лэнгдон, понявший, что имел в
виду капитан.
Фаш кивнул:
– Précisément
[16]
. Но почему? Есть какие-либо соображения на сей счет?
Лэнгдон знал, что английский Соньера был безупречен, и, однако,
никак не мог понять причины, заставившей этого человека написать
предсмертное послание на английском. Он молча пожал плечами.
Фаш указал на пятиконечную звезду на животе покойного:
– Так, значит, это никак не связано с поклонением дьяволу? Вы по-
прежнему в этом уверены?
Лэнгдон больше ни в чем не был уверен.
– Символика и текст не совпадают. Простите, но я вряд ли чем-то смогу
тут помочь.
– Может, это прояснит ситуацию… – Фаш отошел от тела и приподнял
лампу, отчего луч высветил более широкое пространство. – А теперь?
И тут Лэнгдон, к своему изумлению, заметил, что вокруг тела куратора
была очерчена линия. Очевидно, Соньер лег на пол и с помощью все того
же маркера пытался вписать себя в круг.
И тут все сразу же стало ясно.

---

– «Витрувианский человек»! – ахнул Лэнгдон. Соньер умудрился
создать копию знаменитейшего рисунка Леонардо да Винчи в натуральную
величину.
С анатомической точки зрения для тех времен этот рисунок был самым
точным изображением человеческого тела. И стал впоследствии некой
иконой культуры. Его изображали на плакатах, на ковриках для
компьютерной мыши, на майках и сумках. Прославленный набросок
состоял из абсолютно правильного круга, в который да Винчи вписал
обнаженного мужчину… и руки и ноги у него были расставлены в
точности как у трупа.