«люди и конфликты эпохы глазами сатиры на примере произведения м. М зощенко»

Итак, сатира характеризуется резко выраженной негативной оценкой пороков общественного значения подвергнутого осмеянию объекта. Активно высмеивая все отрицательное, сатира тем самым защищает все положительное, подлинно живое. Образы-объекты сатиры строятся на принципе доведения до нелепости какой-либо черты, поступка и др. Несмотря на видимую «жесткость» сатиры, в ней есть место и смеху – иного рода. Смех в сатире заставляет обратить внимание на мельчайшие, но не менее важные детали, это смех не ради развлечения.
Таким образом, в сатире перед нами особая форма образного отражения жизни. Я.Эльсберг справедливо замечает, что «сатиру мы должны рассматривать и как особый художественный принцип изображения действительности, и как род литературы» [26].


2. Сатирическое как эстетическая модальность смыслопорождения

В XX в. утвердился взгляд на сатиру как на разновидность комического (иронического, саркастического) отрицания описываемых явлений и нра- вов. «В сатире причудливо сочетаются язвительная ирония, отрицание, приговор и чувство человеческого сострадания, легкая насмешка и глубокое проникновение в тайники человеческого сердца, веселье и грусть, тенденциозность и строгая объективность, лирический пафос и научный анализ. Разъять на элементарные начала это сложное единство - значит уничтожить самое существо сатиры и юмора». В.Г. Белинский писал, что «сатира постоянно шла об руку с другими родами литературы», однако были попытки рассматривать сатиру «как самостоятельный род литературы, рядом с лирикой, эпосом и драмой», и как разновидность пафоса. Этот вопрос остается открытым [34].

Сатирическими могут быть не только целые произведения различ- ных жанров, но и отдельные образы и эпизоды внутри произведений, ко- торые к сатире не относятся. Особенности сатирического образа заключаются в его замкнутости, концентричности, «эмблематично- сти»: «Сатирический образ концентричен. Все в нем подчинено действию центростремительных сил, все «работает» на доминанту. В этом обнаруживается «эмблематичность» сатирического образа. Сатирика нельзя упрекать в прямолинейной очевидности основного сатирического задания в произведении, ибо в этой очевидности заключается специфика сатирического произведения как художественного целого. Сатирик обнаруживает преимущественное тяготение к типологическому мышлению» [35].
Сатирическими могут быть и целое произведение, и отдельные образы, ситуации, эпизоды. Несмотря на то, что сатира - это литературный жанр, она может проявляться в изобразительном искусстве и исполнительном искусстве. В сатире социальные или индивидуальные сумасбродства, злоупотребления критикуются при помощи бурлески, ироничности или других методов для того, чтобы вызвать улучшение. Хотя сатира намеревается быть смешной, ее целью не является главным образом юмор, в действительности сатира — это нападение на какое-либо явление. Сходными с сатирой приёмами являются ирония, сарказм, пародийность, бурлеск, противопоставление, сравнение и аналогия. Впрочем, ирония и сарказм порою одобряют некоторые явления, в то время как сатира лишь атакует [14].
Сатира широко пользуется такими приемами, как гротеск, сарказм, пародия, ирония, шутка, насмешка.
Ирония требует совершенного иного читательского настроя. Конечно, ирония ничего не «утверждает». Ирония - часть литературной игры, договора между читателем и писателем. Конечно, договора негласного, и угадываемого не сразу. Сатира же — родожанровое образование, придающее специфические черты произведениям, относящимся к самым различным жанрам. Эти жанры приобретают сатирическую определенность, например, сатирический роман. Ирония может пропитывать произведения, нисколько не меняя жанровой определенности. «Как известно, необходимый элемент иронии — стремление скрыть истинный смысл сказанного, но скрыть так, чтобы об этом можно было догадаться, — пишет современный исследователь С.А. Голубков. — Если писатель скрывает истинный смысл отдельного слова или фразы, то в данном случае он прибегает к иронии — трону. Если же маскируется подлинное значение целой сцены, то тогда ирония приобретает больший масштаб, становится всеобъемлющей, имеет характер структурообразующего фактора» [5].
В рассказе Фазиля Искандера «Пламенный мечтатель и тиран» Сталин размышляет: «Может быть, Берия — скрытый еврей?» Сталин уважал еврейское усердие, но ненавидел еврейскую иронию. Ничто так не разъедает государство, как еврейская ирония. «Пусть иронизируют в своем государстве, — думал он, — а мы посмотрим, что из этого получится». Ирония — отношение автора к написанному, сатира — отношение к описанному. В этом смысле ирония всегда глубже, ибо подразумевает внутренний модус, реализуемый лишь в акте чтения. Ирония предполагает читателя умудренного и изощренного в литературных играх [28].
«По своей природе ирония вовсе не зла», — замечает польский исследователь Богдан Дземидок. По его мнению, «выделению иронии в самостоятельную форму комического и отрицанию шутливой иронии способствовали, по-видимому, два обстоятельства. Во-первых, ирония и в самом деле сочетается чаще всего со смехом издевательским, злым, а во- вторых, на терминологии комического отразилась в какой-то мере неточность разговорного языка, где не различаются, как правило, ирония и насмешка и всякая насмешливо-злая позиция характеризуется чаще всего как позиция ироническая» [23].
Быть произведением «художественным» означает быть —по своей внутренней адресованности — или смешным, или горестным, или воодушевляющим и т. д. Как любая, даже самая яркая индивидуальность неизбежно принадлежит к какому-либу типу, так и любое произведение искусства характеризуется тем или иным модусом художественности (способом осуществления ее законов). Эта объективно существующая в культуре дифференциация типов художественности подлежит научному анализу и систематизации [5].
Понятие «модуса» было введено в современное литературоведение Н. Фраем, не разграничивавшим, однако, при этом общеэстетические типы художественности и литературные жанры. Между тем это разграничение, к которому впервые в европейской традиции пришел Ф. Шиллер в статье «О наивной и сентиментальной поэзии», весьма существенно. Текст бездарной трагедии полноправно принадлежит данному жанру как способу высказывания, но он не принадлежит искусству как способу мышления, поскольку не наделен трагической художественностью. С другой стороны, полноценной трагической художественностью могут обладать и роман, и лирическое стихотворение [31].
Героика, трагизм, комизм и другие «модальности эстетического сознания» теорией литературы нередко сводятся к субъективной стороне художественного содержания: к видам пафоса, идейно-эмоциональной оценки, типам творческой (авторской) эмоциональности. Однако с не меньшими основаниями можно вести речь о трагическом, комическом, идиллическом и т. п. типах ситуаций или героев, или «концепированных» читателей (соответствующих эстетических установках воспринимающего сознания). Бахтин говорил о героизации, юморе, трагедийности и комедийности как об «архитектонических формах» эстетического объекта, или «архитектонических заданиях» художественной целостности.
Поскольку произведение искусства является текстуально воплощенным эстетическим отношением в неслиянности и нераздельности его сторон (субъект — объект — адресат), постольку ограничивать его эстетическую характеристику одной из этих граней было бы ошибочно. Модус художественности — это всеобъемлющая характеристика художественного целого, это тот или иной род целостности, предполагающий не только соответствующий тип героя и ситуации, авторской позиции и читательского восприятия, но и внутренне единую систему ценностей и соответствующую ей поэтику: организацию условного времени и условного пространства на базе фундаментального «хронотопа», через «ворота» которого совершается «всякое вступление в сферу смыслов», систему мотивов, систему «голосов», ритмико-интонационный строй высказывания. Используя термин античной риторики «пафос», Гегель говорил об эстетической модальности художественного целого: «Пафос образует подлинное средоточие, подлинное царство искусства; его воплощение является главным как в произведении искусства, так и в восприятии последнего зрителем. Ибо пафос затрагивает струну, находящую отклик в каждом человеческом сердце» [28].
В сатирическом же модусе художественности личность (герой, персонаж) неспособна заполнить собою ту или иную ролевую границу. Однако, – добавляет этот ученый, – дегероизация сама по себе еще не составляет достаточного основания для сатирической художественности. Здесь необходима активная авторская позиция осмеяния, восполняющая ущербность героя (объекта) и тем созидающая художественную целостность иного типа. Так происходит в комедиях Аристофана, Н. Гоголя, повести Л. Толстого «Смерть Ивана Ильича» и других произведениях названого типа.
Например, в дегероизированной системе ценностей «Ревизора» самозванство является стержнем всей сатирической ситуации, а Хлестаков оказывается всего лишь самозваной претензией на действительную роль в миропорядке [6]. Говоря словами Гегеля, – «пустым разбуханием действительности». Сатирическому «я» одновременно присущи и самовлюбленность, и неуверенность в себе. Сатирик ведет персонажей по пути самоутверждения, которое приводит их к самоотрицанию. Именно в ситуации самоотрицания сатирическая личность становится сама собою, как это происходит с мнимым ревизором или Иваном Ильичом [9].
Выводы о сатирической личности в равной степени относятся и к герою (объекту), и к субъекту (автору), и к адресату (публике) повествования этого модуса художественности. В качестве примера, иллюстрирующего сатирический способ художественности, приведем слова городничего, обращающегося к публике из комедии «Ревизор»: «Чему смеетесь? – Над собою смеетесь!» [35].
Исследователи различают следующие виды сатирических жанров: инвектива, пародия, памфлет, фельетон, эпиграмма, басня, шарж, карикатура, анекдот.