Министерство высшего и среднего образования республики узбекистан ферганский государственный

5. Новые литературные течения постреалистического характера. 
В 1990-е годы в критике зазвучали голоса о сближении модернизма и 
постмодернизма с реализмом, о формировании нового типа поэтики, 
преобразующего элементы "родительских" систем в новое химическое 
соединение*341. Интересно, что фактически одновременно подобные 
гипотезы высказываются и на Западе Так, в американской критике появился 
целый ряд исследований*342, в которых выдвигается идея о том, что 
англоязычный постмодернизм в лице таких писателей, как поздние Норман 
Мейлер и Джон Фаулз, а также Роберт Кувер, Дональд Бартелм, Маргарет 
Этвуд Тони Моррисон, Дон Делилло, Макс Эпл и некоторые другие приходит 
к своеобразному возрождению реалистического импульса, точнее, к некоему 
компромиссу между постмодернизмом и реализмом. С. Стрихл, автор 
монографии "Проза в квантовой вселенной" (1992), определяет это явление 
как "актуализм", поясняя, что все эти авторы утверждают и процесс искусства 
(в его авторефлексивности и сознании собственных традиций), и реальность 
(главным образом, реальность постмодернистского мира, детально 
осознающего свою природу и историю). Эта проза принимает и сад за окном 
и само окно... Разрушая фальшивую и ограничительную альтернативу между 
реализмом и антиреализмом, эти постмодернистские авторы создают 
оригинальное сплетение обоих волокон литературного наследия. 
Возможно, синтез реализма, модернизма и постмодернизма представляет 
собой процесс, выходящий за пределы одной национальной культуры и 
характеризующий 
становление 
новой 
масштабной 
парадигмы 
художественности и шире: нового типа культурного сознания?*344 Однако 
специфика русской литературы состоит в том, что в ней поиски синтеза между 
постмодернизмом и реализмом были в огромной степени стимулированы 
актуализацией опыта литературы 1920 - 1930-х годов, долгое время 
пребывавшей под цензурным запретом. Влияние Замятина, Платонова, 
Мандельштама, Ахматовой, Пастернака на современный литературный 

---

процесс неуклонно возрастало, начиная с "оттепели". К 1990-м годам 
сформировалось, как минимум, два литературных поколения, с младых ногтей 
впитавших в себя уроки "запрещенной" классики, притом что именно 
запретность придавала произведениям, написанным полвека назад, особую 
остроту и актуальность. 
Еще в 1924 году Евгений Замятин писал: 
"Все реалистические формы - проектирование на неподвижные, плоские 
координаты Эвклидова мира. В природе этих координат нет, этого 
ограниченного неподвижного мира нет, он - условность, абстракция, 
нереальность. И потому реализм - нереален: неизмеримо ближе к реальности 
проектирование на мчащиеся кривые поверхности - то, что одинаково делают 
новая математика и новое искусство 
Метод, прогнозируемый Замятиным, вбирает в себя "идею-страсть" 
классического реализма - устремленность к постижению всего спектра 
отношений между человеком и миром, но теперь в XX веке он стоит перед 
несравненно более усложнившимся представлением о личности и 
действительности. Неотъемлемой частью этих представлений стали алогизм, 
абсурдность, логическая непостижимость - недоступные для "эвклидова" 
реализма. Кризис традиционного русского реализма, по-видимому, раньше 
других ощутил Достоевский. Именно он, опережая свой век, увидел вместо 
целесообразного космоса бездну и, ужаснувшись ею, стал, с одной стороны, 
подвергать сомнению все мироустройство, а с другой - лихорадочно искать 
разрешение противоречий в широком спектре ценностей - от Божьей воли до 
слезинки ребенка. 
Но 
даже 
Достоевский 
(как 
показала, 
например, 
Н. 
В. 
Драгомирецкая*346), как и его предшественники, вводит в систему своих 
эстетических координат некую изначальную позицию, заданную религиозной, 
просветительской или какой-либо иной авторитетной "инстанцией". Эта 

---

позиция может лишь мерцать в общей идее, в самом предварительном замысле 
вещи, но все равно автор с нею соотносит творимый им художественный мир. 
Исходная аксиома "позиции": в реальности есть смысл! (Версия 
традиционного реализма.) Или наоборот: в реальности нет смысла! (Версия 
модернизма.) Однако в XX веке многие художники не решились ни 
утверждать, ни отрицать. Они отказались от позиции, заменив ее 
непрерывным вопрошанием: а есть ли смысл в реальности? что есть 
реальность? как сделать смысл реальным, а реальность осмысленной? Именно 
по этому пути пошли и Чехов, Бунин, и еще более радикально - Бабель, 
Замятин, Платонов, Мандельштам. 
Так рождается новая парадигма художественности. В ее основе лежит 
универсально понимаемый принцип относительности, диалогического 
постижения непрерывно меняющегося мира и открытости авторской позиции 
по отношению к нему. Именно этот феномен мы определяем термином 
постреализм. 
Принципиальная новизна постреализма видится в том, что в его основе 
лежит новая эстетика. Наиболее полно эта эстетика была сформулирована М. 
М. Бахтиным. Сегодня уже стали общепризнанной классикой его 
теоретические идеи об амбивалентности народной культуры, о 
полифоническом романе как форме, узаконивающей равноправие всех 
голосов и отсутствие последнего слова о мире; взгляд на роман как на такое 
жанровое образование, которое, в противоположность эпопее, ориентируется 
на живую становящуюся современность и на незавершенный характер ("он 
или больше своей судьбы или меньше своей человечности") - наконец, его 
теория "романного слова" как глубоко диалогизированной структуры и 
хронотопа как материализованного единства определенного пространства и 
времени, обладающего самодостаточностью и формирующего свой тип бытия, 
отличный от бытия в ином хронотопе. Но если рассматривать эти идеи не 

---

порознь, а в единстве (тем более что и разрабатывались они в едином 
хронологическом потоке - с конца 1920-х до начала 1940-х годов), то перед 
нами предстанет целая эстетическая система. В сущности, Бахтин закладывает 
основы новой релятивной эстетики, которая предполагает взгляд на мир как 
вечно меняющуюся текучую данность, где нет границ между верхом и низом, 
своим и "чужим", вечным и сиюминутным. Близкие к бахтинским идеи звучат 
в эссе Мандельштама "Разговор с Данте" (1933). Особенно показательны его 
рассуждения о поэтическом слове ("слово является пучком, и смысл торчит из 
него в разные стороны, а не устремляется в одну официальную точку"), о 
"гераклитовой метафоре", "подчеркивающей текучесть явления"; о 
"кинетически раскаленном сравнении", которое "никогда не диктуется 
нищенской логической необходимостью". Здесь прозреваются принципы 
новой, релятивной поэтики. Речь идет о новом творческом "инструментарии", 
позволяющем осваивать мир как дискретный, алогичный, абсурдный хаос - и 
более того, искать в нем смысл. 
Релятивная эстетика постреализма вместе с тем противоположна 
духовному релятивизму. Она нацелена на "глухонемое осознание связи 
сущего" (слова Вяч. Иванова) вопреки хаосу и из глубины хаоса. Причем для 
художников советской эпохи, как Мандельштам, Платонов, Ахматова, 
Булгаков, ясное, горькое осознание хаоса наполнялось не только 
метафизическим, но и вполне конкретным смыслом - все их творчество было 
ответом на хаос трагической истории, государственного насилия, 
ломившегося "в халтурные стены "московского злого жилья"". 
Стратегия постреализма оказывается близкой постмодернистскому 
диалогу с хаосом. Но в постреализме диалог с хаосом приобретает несколько 
иные очертания и иные цели*347. Во-первых, в постреализме никогда не 
подвергается сомнению существование реальности как объективной данности, 
как совокупности множества разнопорядковых обстоятельств, так или иначе 
влияющих на человеческую судьбу. Во-вторых, постреализм никогда не 

---

порывает с конкретным измерением человеческой личности. Именно через 
человека и ради человека постреализм пытается постигнуть хаос, чтобы найти 
в его глубине нить, опору, за которую человек мог бы держаться, которая 
могла бы стать оправданием и смыслом единственной человеческой судьбы, 
разворачивающейся в "обстоятельствах" хаоса.