Настоящей выпускной квалификационной работы «Поэтика имени в творчестве И. А. Бунина». Количество страниц работы: 136. Список использован

4.2. Имя героя и метатекст: рассказ «Ночной разговор» 
Аналитическим приемом, традиционно применяемым для анализа име-
ни героя, является «генерирующий миф или мифопоэтическая основа имени» 
[Мароши, 2000: 8]. В связи с этим тезисом приведем еще раз слова 
О.М. Фреденберг о мифологическом и фольклорном сюжетосложении:
«<…> значимость, выраженная в имени персонажа и, следовательно, в его 
метафорической сущности, развертывается в действие, составляющее мотив: 
герой делает только то, что семантически сам означает» [Фрейденберг, 1997: 
223]. Свойственное архаическому сознанию отождествление имен и его но-
сителя в художественном произведении проявляется как зависимость форми-
рования личности и судьбы героя от семантики внутренней формы личного 
имени. Примеры возрождения этой архаической традиции повсеместно 
встречаются в прозе Бунина. 

---

90 
В рассказах Бунина слишком «говорящие» фамилии, обладающие пре-
дельно ясной семантикой, встречаются крайне редко. Возможности же имени 
и отчества автор мог считать недостаточными, или неоднозначными в плане 
их расшифровки читателем, так как внутренняя форма имени с течением 
времени перестает восприниматься носителями культуры как прозрачная, за-
темняется. Однако часто Бунин наделяет героя не только именем, но и про-
звищем, кличкой. Именно кличка часто является тем семантическим ядром, 
определяющим суть персонажа. Такое прочтение делает имя уже не знаком-
символом, связанным с обозначаемой вещью на основании некоей догово-
ренности, но знаком-иконой, полной копией означаемого. 
В этом аспекте проблемы имени интересен рассказ «Ночной разговор» 
(1911) – один из самых ярких рассказов Бунина о крестьянской, мужицкой 
России и русской деревне. 
Один из работников, участвующий в ночном разговоре, назван просто 
Хомут, настоящее имя его неизвестно. Хомут – часть узды, надеваемая на 
лошадь, и эта кличка сопровождается автокомментарием и героя и рассказ-
чика: «Чистая беда эти блохи, хомут! — сказал он, употребляя слово, кото-
рым постоянно определял и всю жизнь свою, и всю тяготу ее, все неприятно-
сти» (курсив наш. – Я.Б.) [III, 229].
Но более примечателен другой мужик, тезка Бунина – Иван. Имея од-
носторонние сведения о жизни Бунина как потомственного дворянина, по-
стоянно подчеркивавшего свое происхождение, как интеллигента и бывшего 
толстовца, читатель может сопоставить его с образом молодого гимназиста в 
рассказе, пришедшего в чуждую ему среду, наблюдающего поведение мужи-
ков, как нечто экзотическое. Однако в рассказе своим именем Бунин наделя-
ет другого персонажа – мужика-работника Ивана, который настойчиво начи-
нает описываться Буниным в системе координат так называемого смехового 
мира русской культуры. Уже в первом изображении Ивана выделяются не-
сколько характерных доминант, которые в дальнейшем повествовании про-
должают повторяться и подчеркиваться автором: Иван «очень глупый, но 

---

91 
считавший себя изумительно умным, хитрым и беспощадно-насмешливым 
человеком», «презирал всякую работу, кроме работ на земледельческих ма-
шинах, <…> и всем внушал, что он прирожденный машинист, хотя все знали, 
что он ни бельмеса не смыслит в устройстве даже простой веялки» (курсив 
наш. – Я.Б.) [III, 229]. Итак, имя Ивана-мужика соотносится не только с име-
нем Бунина, но и с архетипическим образом сказочного Иванушки-дурачка. 
Общие их черты – глупость, хитрость, нелюбовь к работе и, что особенно 
важно для «дурацкого» мира, разыгрывание роли, лицедейство. Причем эти 
черты в Иване заявлены намного более жестко, чем в его сказочном тезке: 
«<…> он решительно надо всем глумился — над умом и глупостью, над про-
стотой и лукавством, над унынием и смехом, над богом и собственной мате-
рью, над господами и над мужиками» [III, 228]. То же подчеркивается и в 
немногочисленных репликах героя, который в общем разговоре больше 
«молчал <…> строго и серьезно потому, что считал ниже своего достоин-