Особенности изучения рассказов л. Н. Толстого в узбекской школе

Глава 2. Изучение творчества Льва Толстого в школе.
2.1. Уроки по Толстому в начальных классах
Для начальной школы разработаны специальные программы и учебники на базе толстовской Азбуки и Новой азбуки. Поэтому, прежде чем предложить некоторые соображения о работе с толстовскими рассказами в начальной школе, нельзя не процитировать хотя бы несколько строк из ценного пособия Мир "Азбуки Льва Толстого". Книга для учителя: "Привычно считать, что школа - служанка государственной системы, болезни последней приводят к кризису первой: каково общество - такова школа. Но школа, отражая противоречивость общественного развития, должна иметь автономность своего существования, должна идти несколько впереди общественного развития. Только тогда она будет формировать личность, созидающую жизнь и творчески работающую на будущее"⁵. Поэтому закономерен и выбор рассказов Толстого для детского чтения. Те же авторы убедительно обосновывают этот выбор: "Как показывает опыт, сами дети не относятся к произведениям Азбуки... как к канону: их пересказы бывают далеки от оригинала, иногда ими придумываются собственные истории по мотивам произведений Л. Толстого, причём самодеятельные авторы могут весьма аргументированно объяснить, почему их не устраивает та или иная концовка, тот или иной поворот сюжета... Уроки по Азбуке должны быть уроками творчества, на которых дети не просто изучали бы тексты произведений, но учились на образцах фантазировать, облекать мысли в слова, воплощать свои собственные идеи в художественные образы".⁶ Всё это совершенно справедливо и вполне в духе педагогики Толстого, считавшего, что "если ученик в школе не научится сам ничего творить, то и в жизни педагогики Толстого, считавшего, что "если ученик в школе не научится сам ничего творить, то и в жизни он всегда будет только подражать, копировать".
О концепции Школы Толстого можно прочитать в Учительской газете (1994. № 13); газете Первое сентября (1994. № 41; 1994. № 44; 2002. № 58). А в этой статье мне, как учителю старших классов, хочется поразмыслить и о том, почему из любящих выдумывать младшеклассников вырастают старшеклассники, равнодушные к чужому творчеству и лишённые потребности в собственном. Радостный процесс сочинениясочинения (простите за неизбежную тавтологию) превращается у них в скучнейший процесс воспроизведения чего-то им совершенно чуждого. Изучаемое произведение предстаёт не Процессом радостного и мучительного творческого поиска, предпринятого автором этого произведения, А готовым набором идей. Вот и приходит в голову мысль, что, может быть, напрасно мы так скептически относимся к педагогике Толстого в младших классах и уж совсем не внедряем её в старших. А ведь Толстой в своей яснополянской школе сочинял рассказы вместе со своими учениками. Сотворчество, соавторство! Куда же оно исчезает на уроках литературы в старших классах?
Конечно, для такой работы в начальной школе лучше брать Азбуку Толстого в полном объёме, как это предлагают педагоги Школы Толстого. Но если этой возможности нет, приходится ограничиться несколькими рассказами. Можно посоветовать отобрать для работы с детьми следующие: Котёнок, Мышь-девочка, Русак, Как ходят деревья (о природе, о единстве всего живого, о бережном отношении ко всему окружающему); Косточка, Слон, Архиерей и разбойник, Поликрат Самосский, Как тётушка рассказывала бабушке о том, как ей разбойник Емелька Пугачёв дал гривенник, Камыш и маслина (пожалуй, эту группу рассказов можно объединить скрытым в них парадоксальным содержанием: они написаны о принципе ненасилия или о том принципе, который лучше всего выразил Платон Каратаев пословицей "Не нашим умом, а Божьим судом"). Наконец, можно выбрать хрестоматийно известные: Филипок, Акула, Прыжок, рассказы о Бульке и так далее. Однако традиционно включались в буквари и хрестоматии как раз наиболее простые по смыслу рассказы, содержание которых исчерпывалось сюжетом. О предложенных нами Котёнке, Косточке, Слоне, Поликрате, Архиерее и разбойнике и так далее этого не скажешь. Так, Косточка таит в себе некий скрытый смысл, почти навязчивую идею Толстого, пронесённую им через всю жизнь, какую- то квинтэссенцию его творений (пожалуй, роль мифологемы "косточка" в творчестве Толстого можно сравнить лишь с ролью мифологемы "Святой Георгий" в творчестве А. П. Чехова). Возможно, подсознательно Толстой вложил в рассказ своё детское восприятие новозаветной притчи о сеятеле или новозаветного же упоминания о горчичном зерне. Есть здесь и отголоски ветхозаветного "запретного плода" (вспомним девочек со сливами из Войны и мира или Серёжу из Анны Карениной, тайно полакомившегося персиком). В жизни, например, нечто подобное произошло с племянником А. А. Фета Петей Борисовым, в одиночку съевшим все конфеты, предназначавшиеся не только ему, но и другим детям. Сам Толстой рассказывал, какой он испытал ужас в детстве, проглотив косточку чернослива и вообразив, что из-за этого умрёт. Но не будем искать конкретную жизненную прототипическую ситуацию, ведь ещё в Евангелии сказано, что тайное всегда становится явным, а в творчестве Толстого немало примеров того, что Бог правду видит, да не скоро скажет. Почему же не скоро? Да потому, что он, подобно отцу (Отцу) из рассказа Косточка, ждёт нашего свободного покаяния. Можно ли эту мысль донести до малышей? Почему бы и нет? Очень кстати было бы и прочитать с детьми после Косточки притчу о сеятеле, и рассказать им о древе познания...
Смысл рассказа Котёнок прекрасно раскрывается в упомянутой выше книге педагогов Школы Толстого. Детям предлагается вопрос: можно ли сказать, что, спасая котёнка, Вася совершил подвиг? Нет, потому что "настоящий подвиг есть преодоление беды, которую нельзя было предотвратить". Дети же сами виноваты в создавшейся ситуации, потому что "забыли про котёнка".
На уроке по Котёнку здесь можно поставить точку, а можно предложить ребятам нарисовать иллюстрации к рассказу, нарисовать своего любимца - кошку, собачку и т. п. Иногда ребята с удовольствием придумывают продолжение рассказа. Можно, если рассказ впервые читает учитель в классе, прервать чтение и предложить ребятам придумать концовку (после слов: "Катя испугалась собак..."). После того как ребята выскажут свои версии, читаем рассказ до конца. Очень интересной бывает работа с рассказами при чтении их по предложениям или абзацам с обсуждением каждого прочитанного абзаца или эпизода. Так можно читать Котёнка, Поликрата, Архиерея и разбойника, словом, всё остросюжетное. Безусловно, нужно сказать ребятам, что многие рассказы представляют собой переработки и пересказы басен, сказок, исторических сюжетов и т. п. Эта мысль (Толстой собрал всё лучшее в литературе и устном народном творчестве) должна быть неоднократно подчёркнута на уроках, иначе впоследствии первый учитель, познакомивший малыша с Азбукой, будет выглядеть чуть ли не обманщиком. Итак, Толстой - и автор, и рассказчик, собиратель всего интересного для детей, что было рассказано до него. Недаром Толстой писал в одном из писем к А. А. Толстой: "Эта азбука одна может дать работы на 100 лет. Для неё нужно знание греческой, индийской, арабской литератур, нужны все естественные науки..." (1872 г. Апреля 6...8?). Источники рассказов Азбуки названы в 21-м томе Полного собрания сочинений (в комментариях В. С. Спиридонова). Так, сюжет о Поликрате заимствован у Геродота, Архиерей и разбойник представляет собой переделку эпизода из Отверженных В. Гюго и так далее. Можно прочитать вслед за этим рассказом и рассказ Епископ Мириель из Круга чтения. Если оба рассказа заинтересуют ребят, можно предложить им сравнить финал того и другого. И после этого самостоятельно или вместе с учителем ребята придумывают свой рассказ о доброте, о милосердии - к людям или к животным. Может быть, они выдумают всё от начала до конца, а может быть, расскажут или напишут о случае из жизни. Пусть представят себя писателями, сочинителями. По-моему, для такой работы с детьми мы не имеем в русской, да и во всей мировой литературе лучшего материала, чем толстовская Азбука.
Возвращаясь к Котёнку, нельзя добросовестности ради не упомянуть возможный буддийский источник этого рассказа - один из самых знаменитых и самых загадочных коанов - Коан о котёнке.
Коан - в дзен-буддизме притча, апория, парадокс или вообще на первый взгляд бессмысленная история, "своего рода интеллектуальная задача", "с помощью которой пресекают привычку ума пользоваться интеллектуальным способом восприятия". В широком смысле слова коан - особая система дзенских духовных упражнений.
Разумеется, детям об этом знать не обязательно, но что-то подсказывает мне, что у талантливого учителя именно семилетки могли бы сочинять коаны не хуже дзенских.
Трудно предположить, что он не был известен Толстому, хотя увлечение восточной философией наступило позже периода создания Азбуки. Сюжет коана прост, содержание же неисчерпаемо. Монахи двух монастырей, выйдя погулять на лужайку, заметили очень красивого котёночка и стали спорить и ссориться, так как каждый монастырь желал взять котёнка себе. Дзенский учитель Нансэн поймал котёнка и сказал, обращаясь к монахам: "Я убью животное, если никто из вас не сможет сказать ничего мудрого". Все доводы показались Нансэну неубедительными, и он разрубил котёнка пополам. (Напоминает библейскую ситуацию спора двух женщин о ребёнке перед Соломоном, не правда ли?) Но у истории о котёнке типично дзенский конец. Другой мудрец, по имени Дзесю, появился в это время на лужайке. Монахи обратились к нему с жалобами и вопросом, что же они должны были сказать в защиту котёнка. Ни слова не говоря, Дзесю снял свои старые грязные сандалии, положил их себе на голову и удалился. "О, если бы Дзесю был тогда здесь, он бы спас этого котёнка!" - с горечью воскликнул Нансэн.
"Что же всё это означает? Зачем нужно было приносить в жертву бедное, ни в чём не повинное животное? - пишет Дайсэцу Тайтаро Судзуки, современный японский исследователь восточных религий. - Какое отношение к спору имели положенные на голову Дзесю старые сандалии?
Не успел ли Нансэн, убивая живое существо, подчеркнуть своё пренебрежение к религии и к гуманности? Не является ли то, что сделал Дзесю, простым дурацким трюком?.. Следует заметить, однако, что оба актёра, Дзесю и Нансэн, чертовски искренне сыграли свои роли. Пока вы этого не поймёте, дзен останется для вас простым фарсом. Конечно, кошка не была убита просто так. Если низшим тварям когда-нибудь только будет суждено достичь совершенства Будды, то эта кошка непременно будет первой".⁷
В XX веке коан о котёнке включил в свой роман Золотой храм уже ставший классиком японской литературы Ю. Мисима, в своём творчестве ориентировавшийся на традиции Льва Толстого. Мисима, по-видимому, даёт этому коану своё истолкование в том духе, что красота в этом мире мимолётна, но страшна, так как пересиливает любую нравственную проповедь (монахи забыли о непротивлении и стали спорить о том, кому будет принадлежать котёнок). В толстовском варианте дети тоже сначала забывают о долге, но проявленное мальчиком самоотвержение спасает котёнка. В коане же о необходимости самоотвержения напоминает весьма экстравагантным способом Дзесю, но это напоминание приходит слишком поздно.
Прочитав сказку Мышь-девочка, сочиняем свою сказку или басню о животных. У каждого учителя, конечно, найдутся примеры поразительного детского творчества. Приведу записанный мною, хотя и не на уроке: "Летит ворона, держит хомяка в зубах (sic!). Навстречу лиса, хочется ей испугать ворону, а хомяка отнять и самой съесть. Лиса ка-ак закричит:ГАВ!!! (sic!). Ворона испугалась и уронила хомяка. Лиса говорит: Эх ты, ворона! А хомяк нашёл в земле норку, спрятался в неё и оттуда кричит:
Сама ты, лиса, ворона!" (Никита, 6 лет). Не знаю, может быть, у этой басни существует какой-нибудь источник, из которого ребёнок её и почерпнул (кроме, конечно, весьма отдалённого, крыловской басни).
Чтобы активизировать работу над пересказом, я бы раздала малышам индивидуальные задания: каждый читает свою сказку, а потом всем её рассказывает. Слушать пересказ уже знакомого текста скучно. Сознаю, что вовсе не открываю Америку, просто хочется подчеркнуть неисчерпаемые возможности толстовской азбуки. Сюжетов там на всех хватит.
Прочитав рассказ Русак, размышляем, чем отличается от сказки этот рассказ. Спросим ребят, согласны ли они, что именно так, как у Толстого, думают зайцы. Пусть добавят, что ещё может думать заяц. Только не будем спрашивать: "Что мы узнали из этого рассказа?" У детей впереди вся жизнь и вся литература: сказки, рассказы, повести, романы, эпопеи и так далее. "Но азбуку читательской культуры человек осваивает, именно читая сказки. Бесконечная цепочка других миров (миров, порождённых вдохновением писателя) проходит перед ним; навык восприятия этого вторичного мира, его прихотливые контуры, его законы, родившиеся под солнцем сказочной страны (а имя этому солнцу - Чудо), - всё это требует подлинного читательского соучастия", - прекрасно сказано в статье Т. Ветровой под названием Культ: запас прочности. Между тем школа вовсе не формирует этот замечательный навык восприятия, умение не только прочитать, а, как говорил Ю. М. Лотман, прожить книгу. А если начальная школа формирует, то куда всё исчезает в средних и старших классах? Получается, что, чем больше литературной образованности, тем меньше понимания специфики художественного творчества. И приходит ко мне на урок унылый старшеклассник, твёрдо уверенный в том, что Тургенев в лице Базарова "отобразил" революционера- демократа шестидесятых годов. Что он Гекубе...
То есть я хочу сказать: "Что старшеклассник демократу шестидесятых годов, что демократ старшекласснику?" А он не то чтобы рыдает (если бы!), а просто не понимает, что в романе это не самое главное. Процитируем ещё несколько слов из статьи Ветровой: "Литературный текст в лучшем случае продолжает оставаться источником знаний (каких знаний, Господи? Неужто ещё надо кого-то убеждать, что Дюма-отец и Л. Н. Толстой, несмотря на общую, так сказать, несовместимость, безусловно, едины в одном - в своей удалённости от подлинной истории; не копирование действительности, но создание новых миров - удел подлинного писателя, указывал В. Набоков)".
А вот картинка из собственной практики автора этих строк: "проходим" Мёртвые души, на доске - схема дантовского ада, на стендах - иллюстрации к Божественной комедии; дети в тетрадях на одной странице чертят маршрут Данте, на другой - рисуют карту скитаний Чичикова и сопоставляют с маршрутом Данте. Приходит методист: "Что это у вас? У вас ведь Гоголь по программе, а не Данте". Объясняю, что не могу справиться с Гоголем без Данте. Мне напоминают, что в поэме Гоголь представил "широкую панораму Руси: Русь народная, помещичья, чиновничья"стало быть, я как учитель не выполняю программу.
Я оправдываюсь словами Герцена, Мережковского, Набокова, Бахтина и так далее о том, что прогулка Чичикова - весёленькое путешествие по преисподней, что захоти Гоголь показать "панораму Руси", он написал бы не поэму, а путевые очерки, что судить о России на основе Мёртвых душ так же нелепо, как судить о Дании на основе происшествий в замке Эльсинор, так впечатляющих нас в изображении Шекспира... Нет, мне бы не хотелось, чтобы мои ученики увидели в Мёртвых душах только "широкую панораму" крестьян, помещиков, чиновников и жуликов... Да и как читатель может представить себе широкую панораму, скажем, "Руси чиновничьей", прочитав, к примеру, такое: "Шум от перьев был большой и походил на то, как будто бы несколько телег с хворостом проезжали лес, заваленный на четверть аршина иссохшими листьями"?
"Сновидческое" (Набоков) произведение "самого причудливого человека во всей России"-"широкая панорама" страны?
Схоластическая мелкая нарезка в таблицах новых Стандартов тоже, конечно, не предполагает обращения к Данте ни в одном из разделов Зарубежная литература. Но дело, разумеется, не в этом (мало ли какие причудливые вкусы отражены в "стандартах", вплоть до Кобо Абэ), а в убеждении авторов программ и "стандартов" (слово-то какое!), что литература и вообще искусство - это не цель, а средство. "Темы" и "проблемы" как были, так и остались в представлении авторов программ и "стандартов" главными в изучении художественной Но мы отвлеклись от Азбуки. Чтобы вернуться к ней, ещё раз подчеркнём, что с самого начала знакомства ребёнка с литературой важно сберечь детское правильное восприятие художественного текста как виртуальной реальности, как мира, в который читатель погружается. Вот, например, рассказ Как ходят деревья. Казалось бы, даже в заглавии отражена чисто познавательная цель рассказа. Но главное в нём то, что человек не понял дерево, а ведь мы все должны друг друга понимать и любить, как поняли друг друга дуб и князь Андрей в Войне и мире. Черёмуха "почуяла", "подняла голову", "перешла" - нельзя не обратить внимание детей на то, что дерево у Толстого - мыслящее существо. В рассказе Черёмуха дерево умирает, и причиной этого тоже человек. Пусть дети расскажут о своих любимых деревьях, как рассказывали они о своих питомцах-зверюшках.
Как понять язык дерева? Волшебники, добрые герои сказки понимают животных и растения. Поэтому лес и звери помогают добрым героям. А сейчас есть такие люди? Вы понимаете свою кошку, собаку?
"Да, - говорят ребята, - потому что мы их любим". Вот и весь секрет. Надо любить всех, представлять себя на месте другого. Если это как-то отложится в памяти ребёнка, то, читая Войну и мир в старших классах, он лучше поймёт эту книгу.
Может быть, рассказ о Толстом можно начать уже после прочтения некоторых текстов Азбуки и сказать малышам примерно следующее: "Есть люди, у которых очень большой талант понимания других существ, потому что эти люди очень добрые. Сказки, которые мы прочитали, написал писатель Лев Толстой. Он очень хорошо понимал животных и растения. У него даже имя было такое, как у царя зверей, - Лев. Фамилия - Толстой. Не толстый, а Толстой, потому что он был большой и, главное, очень сильный. А самым сильным может быть только тот, кто самый добрый. Он жил в лесу на поляне. Она называлась Ясная Поляна. Там у него был большой дом, около которого было большое дерево, а на дереве висел колокол. Это дерево называлось Дерево бедных. К нему мог прийти любой бедный человек или просто грустный, и Толстой всем помогал и всех защищал. Ещё он устроил школу для окрестных детей, да и своих детей у него было много. Он сам их всех учил, а после уроков играл с ними в разные игры, гулял в лесу или работал в саду. Звери в Ясной Поляне были такие: собаки, кошки, лошади, коровы, свиньи, овцы. В ульях жили пчёлы. В лесу вокруг Поляны бегали зайцы и пели птицы. Но самое главное - это то, что в Ясной Поляне была зарыта на краю оврага, отделяющего Поляну от Большого Леса, волшебная Зелёная палочка. На ней была написана тайна, как сделать всех людей счастливыми. Найти палочку очень трудно, потому что она откроется только тому, кто совершит путешествие на Фанфаронову гору. Где эта Фанфаронова гора и как на неё взойти, не знает никто. Но для того чтобы попасть на Фанфаронову гору, надо сделаться муравейными братьями. Это значит любить друг друга, как братья, всё делать сообща, как муравьи, и всем желать счастья. Если все люди так сделают, Фанфаронова гора откроется и Зелёная палочка найдётся". с ангелом по небу полуночи летел? Я вспоминаю с благодарностью свою учительницу по истории, которая своим ученикам задавала на дом сочинения (!). "Напишите рассказ об одном дне, который вы провели в древнегреческой школе", - говорила нам она. Или предлагала сочинить повесть (!), герой которой рассказывает, как он участвовал в восстании Болотникова. Вот это была Учительница! Кстати, она же приохотила нас, несмышлёных и хулиганистых пятиклашек нерусской (!) школы, читать гекзаметры Гомера. Мы сдвигали потри парты, садились вокруг единственной книжки и пели, завывали, вопили, не понимая половины, но испытывая какой-то "восторг внезапный". Вера Андреевна (имя Вера ей подходило), кажется, не очень заботилась о том, что мы в свои одиннадцать лет не совсем понимали, что в Древней Греции не было Сциллы и Харибды, а Одиссей вовсе не так достоверен, как Перикл и Фемистокл. Зато все герои её уроков в средних и даже старших классах, будь то Спартак, Колумб, Робеспьер, Багратион или хоть Василиса Кожина, остались в моей памяти какими- то живыми. Казалось, что Вера Андреевна уж точно с ними встречалась, и не далее как на прошлой неделе.
Какие же тогда огромные возможности у учителя литературы! Для старшеклассников Лев Толстой, конечно, не останется сказочным отшельником на поляне, но может стать Львом (Леоном) - победителем Напо-Леона в Войне и мире и т. д., и т. п.
Толстой вообще отчаянный парадоксалист, остающийся таковым и в Войне и мире, и в Анне Карениной, и в публицистике, и в религиозных трактатах, и в маленьких детских рассказах.
Взять хотя бы его притчево-парадоксальные миниатюры Слон, Архиерей и разбойник, Поликрат Самосский. Знакомство с историей о Поликрате пригодится ребятам в старших классах. Вариации легенды о Поликратовом перстне распространены в русской литературе. Это та архетипическая ситуация, которая поможет школьнику "узнать" и полюбить "бабью притчу" о рыбе, проглотившей ключи от счастья в некрасовской поэме Кому на Руси жить хорошо. Далее - символика ключей, которые чеховский горе-апостол Петя Трофимов предлагает бросить в колодец. Да и весь смысл легенды о Поликрате выражен в пословице Платона Каратаева: "Наше счастье, как вода в бредне: тянешь - надулось, а вытащишь - ничего нету". Но всё это ребята прочитают ещё не скоро. А вот Конёк- Горбунок и сказки с рыбами и заветными перстнями малышам, может быть, уже знакомы.
Загадочное поведение жены индийца в рассказе Слон на первый взгляд представляется детям то ли безрассудным, то ли бессердечным. На самом деле здесь "характерно и обострённо представлена ситуация, когда слабый побеждает сильного... Кажущаяся алогичность поступка женщины оборачивается мудростью, разумом сердца: ведь попытка силой усмирить рассердившегося слона могла повлечь новые жертвы, а убив слона, семья лишилась бы и второго кормильца. Это мысль Толстого о парадоксальной, диалектической, обратной логике насилия, приводящей к бумерангу зла... нейтрализовать зло и успешно противоборствовать ему можно только противоположным началом: зло уничтожается добром, гнев - кротостью, ненависть - любовью".⁸ Но дзенская или даосская медитация -для взрослых. Толстой же незаметным образом заставляет детей быть мудрецами и при этом не терять детской остроты восприятия. Вряд ли какой- нибудь профессионал - детский писатель – рискнул бы так просто в двух словах рассказать такой ужас: мать бросает слону под ноги своих детей, чтобы он убил их. Хорош же на первый взгляд и архиерей, пустивший в дом разбойника и не пустивший полицейских, да ещё растворивший "все двери", чтобы разбойнику было удобнее бежать, когда он закончит грабить! А индеец, отпустивший врага англичанина (Индеец и англичанин)! Алогизм здесь не только выражение этики ненасилия (зло всегда разумно, самопожертвование, любовь бессмысленны, как говорил Толстой, как бы подчёркивая противопоставление ума и сердца). Алогизм этих притч противостоит занудству, скучной нравоучительности.
Интересно сравнить Архиерея и разбойника с переложением эпизода Епископ Мириель из Отверженных В. Гюго (в Круге чтения). В финале Архиепископа... раскаяние разбойника подчёркнуто. Каково отношение детей к тому и другому рассказу? Почему бы при обсуждении рассказа не познакомить детей и с евангельским сюжетом о раскаянии разбойника? Снова имеем дело с архетипической ситуацией, которая, будем надеяться, позже станет для ребят узнаваемой и в Капитанской дочке, и в поэзии Некрасова, и в Войне и мире.
Обсуждая рассказ Архиерей и разбойник с малышами, не забудем, конечно, разъяснить им значение слова "архиерей". Пусть не думают, однако, что поступить так, как в рассказе, может только какой-то таинственный архиерей. Каждый добрый человек может поступить так, потому что добрый, как мы уже говорили, сильнее злого. Почему архиерей не испугался разбойника? Почему архиерею было жаль его? Только ли потому, что разбойник "холоден и голоден"? Можете ли вы пожалеть драчуна, своего обидчика? Кто обычно затевает драку, сильный или слабый? С кем сравнивает автор разбойника? Почему разбойник не воспользовался выходом, подсказанным ему архиереем (не подтвердил слова архиерея о подарке)? Почему в доме архиерея "ворота были открыты", а потом архиерей "растворил все двери"? (Душа человека должна быть открыта другим живым существам, должна желать им добра. Дети могут и не догадаться ответить так, надо им помочь. А в старших классах они будут читать в Войне и мире сон князя Андрея о двери; вспомнят ли рассказ из Азбуки?)
Прочитав все рассказы, спросим ребят: чему надо научиться в первую очередь? Понимать друг друга. Все рассказы Толстого - Про это. Конечно, учиться этому мы будем всю жизнь. Но главное начало положено, если рассказы пережиты и прочувствованы. "Добрые дела дольше помнятся" - таков вывод рассказа о Пугачёве. Кого вспоминает рассказчица, когда достаёт пугачёвский гривенник? Как вела себя Анна Трофимовна, когда пришёл Пугачёв? Почему она не боялась Пугачёва и казаков? (Вспомним, что и архиерей не побоялся разбойника.) Что бы было, если б Пугачёв узнал правду о детях? (Тут, конечно, появятся разные версии, хотя все согласны, что гривенник он тогда бы не подарил.) Что такое "вольная" и почему Анна Трофимовна не захотела покинуть детей, воспользовавшись свободой? Какое название ещё можно было бы дать рассказу? Разумеется, эта история имеет много общего с сюжетом Капитанской дочки Пушкина. Возможно, ребята вспомнят это, когда прочитают пушкинский роман. Можно обратить внимание ребят на подзаголовок рассказа (Быль) и сказать, что из истории известны подобные случаи. Не только Толстой, но и Пушкин написали произведения о Пугачёве, хотя, конечно, писатели не только рассказывают, что было на самом деле, но и многое дополняют и придумывают, а иногда меняют.
Можно предложить ребятам рассказать о каком- нибудь интересном или опасном случае. Потом, выбрав один из понравившихся классу рассказов, дополняем и изменяем его. Делаем вывод: сообщение о случившемся на самом деле - рассказ; придуманное и написанное писателем - рассказ или повесть
О своей любимой в детстве игре рассказывает Толстой в воспоминаниях: "...Я помню, что слово муравейные особенно нравилось, напоминая Муравьёв в кочке. Мы даже устроили игру в муравейные братья, которая состояла в том, что садились под стулья, загораживали их ящиками, завешивали платками и сидели там в темноте, прижимаясь друг к другу. Я, помню, испытывал особенное чувство любви и умиления и очень любил эту игру... Это состояние было первым опытом любви, не любви к кому-нибудь, а любви к любви, любви к Богу, чувство, которое я впоследствии только редко испытывал; редко, но всё-таки испытывал, благодаря тому, я думаю, что след этот был проложен в первом детстве... Очень, очень хорошо это было, и я благодарю Бога за то, что мог играть в это. Мы называли это игрой, а между тем всё на свете игра, кроме этого". А что если попробовать объявить себя муравейными братьями- рассказчиками? Сочинить коллективный рассказ, как это делал Толстой со своими учениками в яснополянской школе, или даже из урока в урок придумывать повесть всем классом - кто-то записывает, кто-то иллюстрирует, кто-то подаёт идеи... мудрец Конфуций, живший две с половиной тысячи лет назад, учил восьмилеток. Он сказал им: "Прежде чем научиться читать и писать, вы должны научиться уважать и понимать друг друга". Вот и Азбука Толстого учит этому в первую очередь.