Предмет и задачи курса

Первой грамматикой русского языка на родном языке принято считать «Российскую грамматику» М.В. Ломоносова (1755 г.). Тем самым фактически признается, что описание русского языка появилось на родном языке только 60 лет спустя после появления первой грамматики русского языка, т.е. грамматики Лудольфа.
Это мнение в известной мере поддерживается заявлением самого М.В. Ломоносова, который и сам считал, по-видимому, свою грамматику первой. Понятно, что данный вопрос имеет принципиальное значение: появление грамматики на родном языке знаменует кодификацию норм живой речи и представляет собой тем самым кардинальный этап в истории литературного языка.
Представляется возможным утверждать, что это мнение не соответствует действительности: у Ломоносова были предшественники. Грамматическое описание на родно языке было составлено более чем на 15 лет до появления грамматики Ломоносова.
С другой стороны, обнаружение этого описания, как это ни парадоксально, не увеличивает списка доломоносовских грамматик в силу того обстоятельства, что одна из перечисленных ранее иноязычных грамматик русского языка неожиданно оказалась переводом этой неизвестной доселе русской грамматики.
В отделе рукописей Библиотеки Академии наук под шифром 16.7.3 хранится анонимное грамматическое сочинение, писанное (разным почерком) скорописью, по большей части довольно небрежной. На титульном листе рукописи значится надпись: «Сия книга Ивана Сердюкова. 1738-го года»; запись эта, конечно, владельческая. Иван Михайлович Сердюков, инженерный деятель середины XVIII в., являлся учеником при академической гимназии с 1735 г.
Уже первое знакомство с этой рукописью показало, что дело идет о грамматике именно русского языка, совершенно оригинальной и во многом революционной. Достаточно отметить хотя бы необычайно смелое по тому времени предложение упразднить букву «ер» -- предложение, почти на 200 лет опередившее его практическую реализацию; четкое провозглашение фонетического принципа в орфографии; довольно последовательное различение звука (глас) и буквы (литер), о чем специально говорится в § 3, и т.п.
Эта грамматика характеризуется отчетливым противопоставлением церковнославянских и русских форм и явной ориентацией на собственно русскую языковую стихию.
Ближайшее рассмотрение данного сочинения привело к еще более неожиданному выводу: оказалось, что данная грамматика дословно совпадает с одной из известных науке иноязычных доломоносовских грамматик русского языка – а именно, с упоминавшейся грамматикой Михаила Грёнинга, изданной в Стокгольме в 1750 г. Иными словами говоря, грамматика Грёнинга оказывается не оригинальным сочинением, как это до 1977 г. считалось, а переводом на шведский язык неизвестного русского источника. Автором этой грамматики был В.Е. Адодуров – основной предшественник Ломоносова в деле описания и фиксации русского литературного языка. Замечательно, что так же как и у Ломоносова, научные интересы Адодурова лежали прежде всего в области точных знаний (Адодуров был адъюнктом по кафедре высшей математики; уже в 1728 г. Бернулли в письме к Гольбаху отмечал его математические способности). В обоих случаях это способствовало самостоятельному взгляду на языковые факты, отказу от слепого следования славянской грамматической традиции. С другой стороны, и непосредственный контакт с западноевропейскими языками, несомненно, способствовал научному описанию родного языка.
В вопросах кодификации русского языка Адодуров занимал гораздо более радикальные позиции, чем Ломоносов. Такие его предложения, как устранение из алфавита букв ер, фиты, ижицы, i десятеричного (с оставлением восьмеричного и в качестве общего обозначения), намного опередили свое время и могли быть осуществлены без малого 200 лет спустя.
Адодуров последовательно отстаивал самостоятельные права русского языка. Уже в очерке 1731 г. он провозгласил что «ныне всякий славянизм, особливо в склонениях, изгоняется из русского языка и жесток современным ушам слышится…»; тем же духом проникнута и его рассмотренная грамматика.
Грамматика Адодурова в силу ряда обстоятельств внешнего характера не получила той известности, которую она заслужила, хотя сами идеи этой грамматики не остались неизвестными современникам и в значительной мере стимулировали последующие труды в этом направлении. Вместе с тем данная грамматика представляется замечательным для своего времени явлением. Нельзя не согласиться с Б.А. Успенским, что «наследие этого выдающегося деятеля русской культуры первой половины XVIII в. не должно быть забыто».