Редакцонная коллегия: И. Л. Гринберг

С Т И Х О Т В О Р Е Н И Я

С Т Р О К И П Е Р В О Й Л Ю Б В И

Как можешь ты сомневаться в горячей моей любви? Ведь мне полюбились даже в саду твоем воробьи.

И кошка на подоконнике стала мне дорога, Хоть и черна, как хумган² она, стоящий у очага.

И даже три черных тала, что твой осеняют дом,

С любовью я вспоминаю с тех пор, как с тобой знаком. И только в одном повинен перед тобою я:
Собаку твою не люблю я, собаку, душа моя!
1950

Ч Е Р Н Ы Й Т А Л

Там, где шумит арык, растешь ты, черный тал. По берегам живой стеной кустарник встал.

Твой каждый куст и каждый листик мне сродни — Родился я под этим небом в их тени.

Не раз, подвесив колыбель к твоим ветвям, Меня качала мать, и ты склонялся к нам.

Когда шумел ты возле юрты — шум ветвей Звучал в душе, как сказки матери моей.

В густой листве шныряющие воробьи Мне озорство и живость отдали свои.

К земле в раздумье ветви тонкие клоня, Учил ты вдумчивости, строгости меня.

² Хумган – металлический сосуд для приготовления чая.

Здесь я узнал любовь: на этих берегах Являлись мне не раз и Пушкин и Бердах.

Здесь, над водой, что с тихим лепетом лилась, Любовь к земле отцов в те годы родилась...

То ты примолкнешь, точно сказочник седой, То расшумишься, беспокойный, молодой.

Мне не забыть твоих речей, мой черный тал,

«О, будь поэтом!» —не однажды ты шептал...

Когда пришло мне время из дому уйти, Ты провожал, желал мне доброго пути.

Осталось детство там, где песни пел арык, Я вырос и окреп, как молодой тальник.

Открылась мне такая даль, такой простор: Леса над Волгой и стена Кавказских гор.

Я видел море, кипарисы, много дней

Я наслаждался тенью пальмовых аллей.

Но я всегда в своих мечтах летел к тебе, Я полон дум о молодой твоей судьбе.

А ты себе шумишь, подставив солнцу грудь, Зовешь прохожих в знойный полдень отдохнуть.

Вокруг тебя текут счастливой жизни дни, И мой родной аул растет в твоей тени...

О, берег мой, мечта моя, цвети, шуми листвой, Я преданный твой сын, певец, мечтатель твой!

1955