Случалось участливо заглянуть в лицо беспомощного, подавленного горем бедняка

Глава LV
В последующие год или два деловые и светские круги Чикаго, Цинциннати, Кливленда и других
городов были свидетелями своеобразного возрождения Лестера Кейна.
За время связи с Дженни он отдалился от многих людей и начинаний и, казалось, потерял к ним
всякий интерес; теперь же, расставшись с нею, он вновь появился на сцене во всеоружии своих
огромных средств, стал вникать в любое дело как человек, уверенный в своей силе, и быстро был
признан авторитетом в области коммерции и финансов.
Правда, он постарел.
В некоторых отношениях это был уже не прежний Лестер.
До встречи с Дженни его отличала самоуверенность, свойственная всякому, кто не знал поражений.
Когда ты воспитан в роскоши, когда ты видишь общество только с его приятной стороны, такой
убедительно-обманчивой, когда имеешь дело с крупными предприятиями не потому, что ты их создал,

---

а потому, что ты сам являешься частью их и они при тебе от рождения, как воздух, которым ты
дышишь, — тогда, естественно, создается иллюзия нерушимости бытия, способная затуманить самый
светлый ум.
Трудно иметь представление о том, чего мы не видели, почувствовать то, чего самим не пришлось
пережить.
Подобно вселенной, которая кажется нам вечной и незыблемой только потому, что мы ничего не
знаем о создавших ее силах, мир Лестера казался ему и незыблемым и вечным.
Лишь когда сгустились грозовые тучи и налетел ураган, когда на него пошли войной все силы
общественных условностей — лишь тогда он понял, что, возможно, переоценил себя, что его личные
желания и взгляды — ничто перед мнением общества, что он не прав.
Ему представлялось, что дух времени — Zeitgeist, как называют его немцы, — стоит на страже некой
системы, что наше общество организовано по какому-то загадочному, недоступному для
человеческого понимания образцу.
Он не мог вступить в единоборство с этим обществом.
Не мог отмахнуться от его велений.
Его современники считали такое общественное устройство необходимым, и Лестер убедился, что,
нарушив его законы, легко оказаться за бортом.
Все отвернулись от него — отец, мать, сестры, знакомые, друзья.
Боже милостивый! Какую бурю вызвал его поступок!
Сама судьба словно решила его покарать.
Его операция с недвижимостью окончилась неслыханным провалом.
Почему?
Неужели боги стоят на страже законов общества, которыми он хотел пренебречь?
Очевидно.
Так или иначе его вынудили сдать позиции, и вот он снова в своем прежнем мире, полный энергии и
решимости, несколько помятый после всего пережитого, но все же достаточно крупная и влиятельная
фигура.
Эта сдача после долгой борьбы не прошла для него безнаказанно — он сильно ожесточился, Он
чувствовал, что его толкнули на первый в его жизни некрасивый и жестокий поступок.
Дженни заслуживала лучшей доли.
Позорно было бросить ее, получив от нее так много.
Что и говорить, она превзошла его в благородстве.
А главное — нельзя оправдать себя безвыходностью положения.
Он мог бы прожить на десять тысяч в год; мог бы обойтись без полутора миллионов, которыми теперь
владеет.
Мог бы обойтись и без светского общества, которое, оказывается, не потеряло для него своей
притягательной силы.

---

Мог бы, но не захотел и еще усугубил свою вину мыслью о другой женщине.
Чем она лучше Дженни?
Вот вопрос, постоянно встававший перед Лестером.
Добрая ли она?
Разве не делала она самых откровенных попыток отнять его у женщины, которую обязана была
считать его женой?
И разве это похвально?
Разве женщина с большим сердцем поступила бы так?
В конце концов достаточно ли она хороша для него?
Может, ему не следует на ней жениться?
Может, ему вообще не следует жениться, поскольку он если не юридически, то морально еще связан с
Дженни?
Какой из него выйдет муж?
Эти мысли не давали ему покоя, и он не мог отделаться от сознания, что идет на бессердечный и
неблаговидный поступок.
Он сделал ложный шаг, следуя материальным соображениям, а теперь готов поступиться
соображениями нравственными.
Второй ошибкой он пытается исправить первую.
Но даст ли это ему удовлетворение, окупится ли с материальной и моральной точки зрения, принесет
ли ему душевный покой?
Он упорно думал об этом, пока перестраивал свою жизнь применительно к прежним, вернее, к новым
условиям, но покоя не было.
Скорее ему становилось хуже, им овладело мрачное, мстительное чувство.
Порою он думал, что если женится на Летти, так только для того, чтобы при помощи ее денег жестоко
расправиться со своими врагами, и тут же начинал презирать себя за такие мысли.
Он жил в отеле «Аудиториум», ездил в Цинциннати на заседания правления, где держал себя
надменно и вызывающе; мучился от внутреннего разлада и собственного равнодушия ко всему на
свете.
Но с Дженни он по-прежнему не встречался.
Само собой разумеется, миссис Джералд с живым интересом приняла известие о новом повороте в
жизни Лестера.
Немного выждав для приличия, она написала ему на его адрес в Хайд-Парк, словно не зная, что он
переехал.
«Где вы скрываетесь?» — спрашивала она.
Лестер в это время только-только стал привыкать к происшедшей с ним перемене.
Он говорил себе, что нуждается в понимании и сочувствии — разумеется, женском.

---

В гости его стали приглашать, как только выяснилось, что он живет один и его финансовое положение
восстановлено.
Он уже побывал в нескольких загородных домах в сопровождении одного только слуги-японца —
лучший признак того, что он снова стал холостяком.
О его прошлом никто не упоминал ни словом.
Получив письмо миссис Джералд, Лестер решил, что нужно навестить ее.
Он перед ней виноват — последние месяцы до отъезда Дженни он даже не заглядывал к ней.
Но и сейчас он не стал спешить. Через некоторое время она по телефону пригласила его на обед, и
тогда он, наконец, поехал.
Миссис Джералд была великолепна в роли гостеприимной хозяйки.
Среди ее гостей были пианист Альбони, скульптор Адам Раскевич, английский ученый сэр Нельсон
Киз, а также, к удивлению Лестера, мистер и миссис Берри Додж, с которыми он не встречался,
кроме как мимоходом, уже несколько лет.
Лестер и хозяйка дома весело обменялись приветствиями, как люди прекрасно понимающие друг
друга и радующиеся случаю провести время вместе.
— И не совестно вам, сэр? — сказала она, чуть Лестер появился в дверях. — Разве можно забывать
старых друзей?
Выбудете за это наказаны.
— Я был страшно занят, — ответил он. — А какое меня ждет наказание?
Надеюсь, девяносто плетей хватит?
— Девяносто плетей — как бы не так — возразила она.
— Вы хотите легко отделаться.
Я забыла, как это наказывают преступников в Сиаме?
— Наверное, бросают в кипящее масло.
— Вот это скорей подойдет.
Я уж придумаю для вас какую-нибудь страшную казнь.
— Ну, когда придумаете — сообщите мне, — засмеялся он, но тут миссис де Линкум, помогавшая
хозяйке принимать гостей, увела его, чтобы представить знатным иностранцам.
Завязался оживленный разговор.
Лестер, который всегда чувствовал себя в такой обстановке, как рыба в воде, ощущал необыкновенный
прилив бодрости.
Обернувшись, он вдруг увидел рядом с собой Берри Доджа.
Додж расплылся в любезнейшей улыбке.
— Где ты обретаешься? — спросил он.
— Мы тебя не видели не помню сколько лет.

---

Пойдем к миссис Додж, она хочет с тобой поговорить.
— Да, давненько не видались, — беззаботно подтвердил Лестер, вспомнив их последнюю встречу и тон
Доджа, так непохожий на его сегодняшнее обхождение.
— Живу я в «Аудиториуме».
— А я только на днях о тебе справлялся.
Ты Джексона Дюбуа знаешь?
Ну, конечно, знаешь.
Так вот, мы с ним собираемся махнуть в Канаду, поохотиться.
Ты нам не составишь компанию?
— Сейчас не могу, — ответил Лестер.
— Я очень занят.
Как-нибудь в другой раз — с удовольствием.
Додж не отходил от него.
Совсем недавно он прочел, что Лестер избран в правление еще одной компании, — видимо, человек
опять пошел в гору.
Но тут доложили, что обед подан, и Лестер оказался по правую руку от миссис Джералд.
— Вы не собираетесь побывать у меня с менее официальным визитом? — спросила она вполголоса,
пользуясь минутой, когда беседа за столом стала особенно оживленной.
— Собираюсь, — отвечал он, — и в самом скором времени.
Право же, я давно хотел к вам зайти.
Но вы знаете, как сейчас обстоят мои дела?
— Знаю.
Я многое слышала.
Поэтому я и хочу, чтобы вы пришли.
Нам нужно поговорить.
Через десять дней он к ней пришел.
Ему хотелось повидать ее; он скучал, не находил себе места; после долгих лет, проведенных под одним
кровом с Дженни, жизнь в отеле казалась ему невыносимой, нужно было излить кому-то душу, а где
же искать сочувствия, как не здесь?
Летти только о том и мечтала, чтобы его утешить.
Будь ее воля, она обняла бы его и стала гладить по голове, как ребенка.
— Ну-с, — сказал он, после того как они по привычке обменялись шутками, — никаких объяснений вы
от меня не ждете?
— Вы сожгли свои корабли? — спросила она?

---

— Ох, не знаю, — ответил он задумчиво.
— И вообще не могу сказать, чтобы все это меня особенно радовало.
— Я так и думала, — вздохнула миссис Джералд.
— Я же вас знаю.
Могу представить себе все, что вы перечувствовали.
Я следила за каждым вашим шагом и хотела только одного — чтобы вы обрели душевный покой.
Такие вещи всегда даются трудно, но я сейчас убеждена, что это к лучшему.
То было не для вас.
И все равно вы бы не выдержали.
Нельзя вам жить, как улитке в своей раковине.
Вы не созданы для этого, так же как и я.
Вы жалеете о том, что сделали, но если бы вы этого не сделали, то жалели бы еще больше.
Нет, продолжать такую жизнь вам было невозможно — разве вы не согласны со мной?
— Право, не знаю, Летти.
Я ведь давно хотел к вам прийти, но считал, что не имею права.
Внешне борьба окончена — вы меня понимаете?
— Понимаю, — сказала она ласково.
— Но внутри она продолжается.
Я еще не во всем разобрался.
Мне не ясно, насколько меня связывает мое финансовое положение.
Скажу вам откровенно, я даже не знаю, люблю ли я ее. Но мне ее жаль, а это уже немало.
— Она, разумеется, хорошо обеспечена. — Это прозвучало не как вопрос, а как мимолетное
замечание.
— Конечно.
Но Дженни — человек особого склада.
Ей много не нужно.
Она по натуре домоседка, внешний блеск ее не привлекает.
Я снял для нее коттедж в Сэндвуде, это на озере, к северу от Чикаго; но она знает, что может жить
где ей угодно; денег в ее распоряжении вполне достаточно.
— Я понимаю, каково ей, Лестер.
И понимаю, каково вам.
Первое время она будет жестоко страдать — все мы страдаем, когда лишаемся того, что любим.

---

Но все проходит, а жизнь течет своим чередом.
И с ней так будет.
Сначала будет очень тяжело, а потом она успокоится и не затаит на вас обиды.
— Дженни меня никогда не упрекнет, это я знаю, — возразил он.
— Я сам буду упрекать себя, и еще долго.
Таков уж я человек.
Сейчас я, хоть убей, не могу сказать, вызвана ли моя теперешняя тревога силой привычки или более
глубоким чувством.
Иногда мне сдается, что я самый тупой человек на свете.
Я слишком много думаю.
— Бедный Лестер! — сказала она нежно.
— Я-то вас понимаю.
Тоскливо вам жить одному в гостинице?
— Очень, — отвечал он.
— Почему бы вам не уехать на несколько дней в Вест-Баден?
Я тоже туда еду.
— Когда? — спросил он.
— В будущий вторник.
— Минутку, — сказал он.
— Сейчас посмотрим.
— Он перелистал записную книжку.
— Я мог бы приехать в четверг, на несколько дней.
— Вот и отлично.
Вам нужно побыть с людьми.
Мы там погуляем, поговорим.
Так приедете?
— Приеду.
Она подошла к нему, волоча за собой шлейф бледно лилового платья.
— Нельзя так много думать, сэр, — сказала она беспечно. — Обязательно вам нужно докопаться до
корня.
Зачем это?
Впрочем, вы всегда были такой.

---

— Что ж поделаешь, — ответил он.
— Я не умею не думать.
— Ну, одно я знаю. — Она легонько ущипнула его за ухо.
— Второй раз ваши добрые чувства не заставят вас совершить ошибку. Я этого не допущу, — добавила
она смело.
— Вы должны быть свободны, пока не обдумаете все как следует и не решите, что вам нужно.
Иначе нельзя.
А я хочу вас попросить взять на себя управление моими делами.
Вы могли бы давать мне куда более ценные советы, чем мой поверенный.
Он встал, отошел к окну и исподлобья посмотрел на нее.
— Знаю я, что вам нужно, — сказал он хмуро.
— А почему бы и нет? — спросила она, снова подходя к нему.
В ее взгляде была и мольба и вызов.
— Почему бы нет?
— Вы сами не знаете, что делаете, — проворчал он, но не отвел от нее взгляда; она стояла перед ним
во всем обаянии зрелой женщины, умная, настороженная, полная участия и любви.
— Летти, — сказал он, — напрасно вы хотите выйти за меня замуж.
Я этого не стою, уверяю вас.
Я человек холодный, безнадежный скептик.
Ничего из этого не выйдет.
— А по-моему, выйдет, — не сдавалась она.
— Я знаю, какой вы человек.
И мне все равно.
Вы мне нужны.
Он взял ее за руки, потом притянул к себе и обнял.
— Бедная Летти! — сказал он.
— Я этого не стою.
— Смотрите, пожалеете.
— Нет, не пожалею, — возразила она.
— Я знаю, что делаю.
Мне все равно, какого вы мнения о себе.
— Она приникла щекой к его плечу.

---

— Вы мне нужны.
— Так вы, чего доброго, меня добьетесь, — сказал он и, наклонившись, поцеловал ее.
— Ах! — воскликнула она и спрятала лицо у него на груди.
«Нехорошо, — думал он, обнимая ее, — не следовало мне этого делать».
Но он все держал ее в объятиях, и когда она, подняв голову, снова потянулась к нему, он целовал ее
еще много раз.