""Трумф" Подщипа И. А. Крылова сатира на самодержавия пародия на жанр трагедия классицизма"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Особый характер литературы конца XVIII - начала XIX века, специфика литературного мышления эпохи, огромная роль литературы в культуре рубежа веков - всё это определило и своеобразие русской драматургии обозначенного периода. Логика развития русской драматургии XVIII века отражает процесс активного усвоения ею опыта западноевропейских театра и драматургии. Основные эстетические постулаты, пришедшие к нам из Франции, Италии, Германии, Англии, стали не только достоянием русской драматургической культуры, но были ею вплетены в литературную культуру XVIII века. Одним из доказательств этого явилось проведённое нами исследование, демонстрирующее эволюцию синтетического драматургического жанра, какими по своей природе являлись «действа», «коми-дии», «малые прохладные сени», трагедокомедии, слёзная комедия, мещанская драма, комическая опера и, наконец, шуто-трагедия, не зафиксированная жанровой системой, но выстроенная Крыловым-драматургом по её законам, точнее, на пародировании этих законов и «правил».
Эстетическое новаторство XVIII века, хотя и ориентировалось на европейские образцы (особенно жанровые), имело свои национальные корни, своё русское национальное мышление, а в итоге -свою русскую литературную культуру. «Осьмнадцатое столетие» стало не только наиболее продуктивной сферой созидания новой национальной идеологии и ретрансляции культурной памяти, но и породило свою национальную традицию, причём это характерно уже для драматургии первой половины XVIII века. Поэтому подчас «занесённые» веяниями западноевропейской драматургии жанры «обрастали» на русской почве сугубо своим, неповторимым, самоценным.
Классицизм, как мы знаем, не отрицал жанровой разнообразности творчества. И творчество русских писателей-классицистов - ярчайшее тому подтверждение: и у Ломоносова, и у Тредиаковского, и у, Сумарокова как теоретиков и практиков классицизма представлены многие жанры всех трёх родов литературы. Другое дело, что классицизм не допускал смешения разных жанров и разных стилей в пределах одного произведения. Однако такое смешение не было чуждо литературному процессу в целом: оно предшествовало классицистической системе и следовало за ней; именно возвращение к практике смешения стилей и жанров разрушило изнутри классицизм и привело к формированию других художественных методов и направлений. Классицизм с его чёткой жанровой и стилистической иерархией и чистотой содержания и формы выполнил свою роль в искусстве и уступил место другим художественным системам. Новые, они явились восстановлением и развитием старых, доклассицистических художественных традиций, но «восстановление» это произошло, естественно, на новом, более высоком и художественно утончённом и совершенном уровне. Общим здесь является сущностная природа искусства как подражания жизни (об этом писал ещё Аристотель, разрабатывая свою теорию «мимезиса» - подражания), а в действительности всегда перетекают одно в другое, совмещаются и взаимодействуют высокое и низкое, серьёзное и смешное, трагическое и комическое. Другое дело, что в разные эпохи и в разных литературных направлениях эта присущая реальной действительности трагикомичность бытия осмысливается и художественно выражается по-разному, в соответствии.
Аристотель и античная литература ветствии с нормами и сознанием того или иного времени. А классицизм, даже когда он активно «преодолевался», продолжал влиять на стремление литературных жанров к упорядоченности, «правилам», системности - срабатывала «память жанра», требующая неукоснительного соблюдения неких основных, конституирующих черт, по которым произведения foro или иного жанра можно было «узнать», классифицировать, характеризовать. И эта «память жанра» актуальна не только в классицистической системе, а на протяжении всей истории жанра, от античности до сегодняшнего дня (и будет актуальна далее).
В классицизме, с его строгой нормативностью и «правилами», жанр трагедокомедии не был возможен, поэтому-то он и исчез к середине XVIII в.2, когда классицизм окончательно укрепился в литературе. При разрушении эстетики классицистической драматургии вновь проявляется и у западноевропейских, и у русских драматургов интерес к среднему, синтетическому жанру - к «слёзной комедии», мещанской драме и вновь к трагикомедии.
Трагикомическое начало вновь стало востребованным в русской драматургии «постклассицистического» периода, отражая процесс разрушения, переосмысливания и пародирования жёстких и однозначных по своей сути классицистических литературных мотивов, образов, идей и форм. И вновь, как в эпоху предклассицизма, комизм трагикомедий проявился в сатирико-обличительном пафосе, сформировалась социально-политическая комедия («Недоросль» Д.И. Фонвизина, «Трумф» И.А. Крылова).
О.М.Буранок показал, что эволюция жанра шла по нисходящей линии: лучшим, вершинным произведением этого жанра был «Владимир» Феофана Прокоповича, другие авторы ему следовали, подражали, но превзойти не могли. См.: Буранок О.М. Жанр трагедокомедии в Синтетические драматургические жанры явились теми культурными феноменами эпохи, которые обогатили русский театр. Они не просто воссоздали на русской почве европейскую жанровую модель, а определили эволюцию всей жанровой системы русской драматургии. В пределах русской культуры нового времени эти жанры во второй половине XVIII века породили уникальное «прелагатель-ное направление» (Лукин, юный Крылов, молодой Фонвизин, Елагин и др.). Активно размышлявшие над эстетическими проблемами своего времени Крылов и его современники узаконили синтетический жанр. Нельзя согласиться с теми исследователями (особенно последнего времени), которые утверждают, будто бы Крылов разрушил литературную условность, порвал с традициями, ориентировался лишь на западную смеховую культуру, в частности карнавальность. Всё это можно усмотреть в творчестве Крылова и даже выстроить свою концепцию, «наложив» на его текст эту схему, «матрицу» карноваль-но-раблезианской поэтики. Что-то совпадёт, но не потому, что он точно соответствует заданным параметрам, а потому, что, на самом деле, он шире этой схемы, что замечательно почувствовал Н.В. Гоголь (прекрасно, кстати, знавший эту карнавальную стихию!): «Всюду у него Русь и пахнет Русью»3.
И.А. Крылов переработал всё известное ему о трагикомедии и раскрылся в новом для русской литературы жанре шуто-трагедии. Сам Иван Андреевич в письме к Я.Б. Княжнину писал, что нужно «осмеивать пороки, а не достоинства»4. Крылов всегда в своих драматических произведениях придерживался сказанного, не исключение и его шуто-трагедия. На характер восприятия и интерпретации эпохи Павла I Крыловым указал В.И. Коровин: «То, что для многих воспринималось как трагедия, для Крылова открылось шутовством»5. Таким образом, и сам Крылов как автор, и его зрители в определённой степени были готовы воспринять некий синтетический жанр.
Особенность крыловской пьесы заключается в том, что это ещё и пародия. П.Н. Берков'подчёркивает, что нельзя пьесу Крылова рассматривать только как пародию на Павла I и его окружение или только как пародию на жанр трагедии (такие крайности присутствовали в литературоведении, причём однолинейность принципов анализа ставила исследователей в тупик)6. Мы, разделяя точку зрения П.Н. Беркова, считаем, что анализировать пьесу синтетического жанра, да ещё и пародию при этом, необходимо одновременно с разных позиций. «Трумф» относится к сложному типу пародии: Крылов пародирует и жанр трагедии, и жанровую систему классицизма, и павловскую эпоху.
С развитием передовой русской общественной мысли к концу XVIII в. в шуто-трагедии молодого Крылова «Трумф» нашла свое воплощение и антифеодальная сатирическая тенденция народного театра, осмеивавшего вельмож и царей в «игрищах» о царе Соломоне, в комедии о царе Максимилиане. В объединении принципов народной театральной сатиры с литературной пародией - глубокое своеобразие и творческая смелость И.А. Крылова.
Крылов-драматург работал в русле русской драматургической традиции, поэтому и параллельно с ним и чуть позже него в русской драматургии бытовал синтетический жанр, например, в драматургическом наследии Г.Р. Державина.
Историки драматургии и театра определяют трагедии Державина «Ирод и Мариамна», «Евпраксия», «Тёмный», «Атаболибо, или Разрушение Перуанской Империи», написанные в начале XIX в. как поздние трагедии и связывают их «с эволюцией и неизбежным разрушением прежнего классицистского порядка в трагедии», «поздняя трагедия стояла на пороге качественных литературных изменений, .появились сентиментальные и романтические мотивы и мотивации», осуществлялся переход к новому типу драмы7, т.е. опять-таки к синтетическому жанру.
Синтетические драматургические жанры явились теми культурными феноменами эпохи, которые обогатили русский театр. Они не просто воссоздали на русской почве европейскую жанровую модель, а определили эволюцию всей жанровой системы русской драматургии. В пределах русской культуры нового времени эти жанры во второй половине XVIII века породили уникальное «прелагатель-ное направление» (Лукин, юный Крылов, молодой Фонвизин, Елагин и др.). Активно размышлявшие над эстетическими проблемами своего времени Крылов и его современники узаконили синтетический жанр. Нельзя согласиться с тисследователями (особенно последнего времени), которые утверждают, будто бы Крылов разрушил литературную условность, порвал с традициями, ориентировался лишь на западную смеховую культуру, в частности карнавальность. Всё это можно усмотреть в творчестве Крылова и даже выстроить свою концепцию, «наложив» на его текст эту схему, «матрицу» карноваль-но-раблезианской поэтики. Что-то совпадёт, но не потому, что он точно соответствует заданным параметрам, а потому, что, на самом деле, он шире этой схемы, что замечательно почувствовал Н.В. Гоголь (прекрасно, кстати, знавший эту карнавальную стихию!): «Всюду у него Русь и пахнет Русью»3.
И.А. Крылов переработал всё известное ему о трагикомедии и раскрылся в новом для русской литературы жанре шуто-трагедии. Сам Иван Андреевич в письме к Я.Б. Княжнину писал, что нужно «осмеивать пороки, а не достоинства»4. Крылов всегда в своих драматических произведениях придерживался сказанного, не исключение и его шуто-трагедия. На характер восприятия и интерпретации эпохи Павла I Крыловым указал В.И. Коровин: «То, что для многих
Крылов И.А. Сочинения: В людей воспринималось как трагедия, для Крылова открылось шутовством»5. Таким образом, и сам Крылов как автор, и его зрители в определённой степени были готовы воспринять некий синтетический жанр.
Особенность крыловской пьесы заключается в том, что это ещё и пародия. П.Н. Берков'подчёркивает, что нельзя пьесу Крылова рассматривать только как пародию на Павла I и его окружение или только как пародию на жанр трагедии (такие крайности присутствовали в литературоведении, причём однолинейность принципов анализа ставила исследователей в тупик)6. Мы, разделяя точку зрения П.Н. Беркова, считаем, что анализировать пьесу синтетического жанра, да ещё и пародию при этом, необходимо одновременно с разных позиций. «Трумф» относится к сложному типу пародии: Крылов пародирует и жанр трагедии, и жанровую систему классицизма, и павловскую эпоху.