Учебное пособие 4-е издание, стереотипное Москва Издательство «флинта» 2016

Контенсивная лингвистика опирается, скорее, на номиналистическую точку зрения и апеллирует к англо-германской философской традиции, а не к романскому концептуализму, но и тяготение к реализму заметно. Такая лингвистика — «содержательная, ориентированная на содержание языковых форм» (С. Д. Кацнельсон) — предполагает изучение содержательных форм языка в их речемыслительной функции, с движением от образа первосмысла через символ к современной понятийной структуре слова (что совпадает с позицией реалистов), но утверждение, что «логика ведет», сближает эту точку зрения с позицией номиналистов. Здесь подчеркивается автономность грамматики и логики, их параллельное развитие, утверждается становление языковых форм в синтаксическом контексте и совершенно справедливо обосновывается, что в процессе «мужания мысли» «этап логического мышления — последний», пятый по счету (ему предшествуют «первобытнообразное» и «предпонятийное» (символическое) мышления).
Это типично ленинградское направление поиска концептов, с 1930-х годов изучавшее «понятийные категории», а ныне в рамках функциональной грамматики рассматривающее грамматические категории вроде «темпоральность», «модальность», «персональность» и др. Это, скорее, объективация понятийных категорий в действительности, максимально объективно. В отличие от когнитивной лингвистики, которое толкует знание, данное направление объясняет познание. Руководитель темы А. В. Бондарко называет подобные категории «прототипами», которые в типологическом их изучении способны завести к утверждению «общечеловеческих ценностей» мысли, воли и чувства. В отличие о концептуалистов, утверждающих единство «концептуальных схем» всех без исключения людей (что основано, конечно, на общности представлений вещного мира), питерские номиналисты понимают ментальность как целостную систему ценностей (т.е. идей), воплощенных в языке (т. е. в слове) (В. А. Михайлов, В. Б. Касевич, С. В. Лурье и др.). К сожалению, это направление разрабатывается слабо, как из-за малочисленности работников, так и вследствие малотиражности изданий; прекрасная монография В. А. Михайлова, представившая методику исследования, по существу недоступна. Согласно автору, знак не обозначает понятия, а служит орудием его образования; смысл — это форма речемыслительной деятельности, а слово — алгоритм операции обозначения и квант речемыслительной деятельности. Знание действительно требует понятия, но co-знание (предмет интереса реалистов) довольствуется представлением-образом. Совмещение образа и понятия синтезирует символ. Сюда же следует отнести новаторские книги Г. П. Щедровицкого с его операционально-деятельностным подходом к содержательной логике в ее связи с мышлением и языком (своего рода психологические основания логического знания, которое и обозначено как языковое мышление); к сожалению, усложненное изложение мешает проникновению его идей в лингвистическую среду. В конечном счете это направление наиболее философично из числа наличных, а это отпугивает невинных в области философии языковедов.
Знаменательно, что все нефилологи избегают говорить о языке как носителе ментальности; так психолог В. Е. Семенов полагает, что ментальность — это «исторически сложившееся долговременное умонастроение, единство сознательных и несознательных ценностей, норм, установок в их когнитивном, эмоциональном и поведенческом воплощении, присущее той или иной социальной группе (общности) и ее представителям».