Вслед за нашумевшей концепцией эмоционального интеллекта Дэниел

Валовое национальное счастье
Маленькое гималайское королевство Бутан очень серьезно относится к
валовому национальному счастью, которое там считают не менее важным
показателем, чем валовой национальный продукт – стандартный индикатор
состояния экономики
[750]
. Государственная политика, заявил король,
должна быть направлена на формирование у народа ощущения
благополучия, а не только на улучшение экономических показателей.
Конечно, к столпам национального счастья в Бутане относят и финансовую
самостоятельность,
и
неиспорченную
окружающую
среду,
и
здравоохранение, и образование, сберегающее местные культурные
традиции, и демократию. Но сам по себе экономический рост – лишь одна
из переменных в этом уравнении.
Концепция валового национального счастья пригодна не только для
Бутана: идею придания человеческому счастью и удовлетворенности
жизнью как минимум такого же значения, как экономическому росту, взяла
на вооружение небольшая, но неуклонно растущая международная группа
экономистов. Они считают ошибочным повсеместно распространенное в
политических кругах убеждение, что чем больше люди потребляют товаров
и услуг, тем лучше они себя чувствуют. Эти экономисты разрабатывают
новые способы измерения благосостояния, учитывающие не только доход и
занятость, но и удовлетворенность персональными взаимоотношениями и
даже ощущение цели жизни
[751]
.
Даниэль
Канеман
отмечал,
что
уже
накоплено
достаточно
доказательств
независимости
ощущения
счастья
от
финансовых
достижений (если не считать рывка с самого дна, когда люди выбираются

---

из полной нищеты и обретают возможность жить экономно, но терпимо)
[752]
. Недавно экономисты наконец осознали, что их чрезмерно
рациональные модели игнорируют работу нижнего пути – да и вообще
эмоции – и потому не могут с высокой точностью предсказывать, какой
выбор сделают люди и уж тем более что сделает их счастливыми
[753]
.
Термин
“технологические
решения”,
означающий
инженерно-
технические вмешательства в человеческие дела, ввел Элвин Вайнберг,
многолетний директор Ок-Риджской национальной лаборатории и
учредитель Института энергетического анализа. Становление Вайнберга
как ученого происходило в 1950–1960-х, в эпоху утопических
представлений о грядущих технологиях как панацее от множества
телесных и социальных недугов
[754]
. Одно такое ожидание касалось
строительства грандиозной системы атомных электростанций, призванных
радикально снизить стоимость энергии, а в случае их размещения на
океаническом побережье еще и обеспечить целые страны питьевой водой,
повысив тем самым их благосостояние. (В последнее время многие экологи
видят в ядерной энергетике одно из решений проблемы глобального
потепления).
Взгляды 90-летнего Вайнберга стали более философскими и
осторожными. “Технологии все легче и легче удается отрывать людей друг
от друга и от самих себя, – сказал он мне. – Цивилизация оказалась в
уникальном положении. То, что когда-то считалось значительным, было
сметено. Жизни проживают перед компьютерными экранами, контактируя
с другими людьми дистанционно. Мы живем в метамире, и наше внимание
поглощено последними технологиями. Но ведь самое важное – это семья,
общество и социальная ответственность”.
Будучи советником президента по науке, Вайнберг в 1960-е
опубликовал авторитетную статью о том, что он назвал “критерии научного
выбора”. В статье он представил концепцию, которая обосновывала выбор
направлений финансирования науки на основании их полезности,
определяемой в рамках актуальной философии науки.
Почти полвека спустя Вайнберг продолжал размышлять над тем, что
считать “полезным” или достойным внимания при выборе приоритетных
государственных расходов, и как-то сказал мне: “По общепринятому
мнению,
капитализм
–
это
единственный
эффективный
способ
распределения ресурсов. Однако ему явно недостает сострадания. Меня
интересует, не исчерпались ли возможности наших экономических моделей
и не может ли высокий уровень безработицы, который мы наблюдаем

---

сейчас по всему миру, быть глубокой структурной проблемой, а
не преходящим феноменом. Возможно, людей, которые просто не могут
найти хорошую работу, всегда будет немало, а вероятно, их станет еще
больше. Но тогда меня интересует вот что: как модифицировать нашу
систему, чтобы она была не только эффективной, но и гуманной?”
Пол Фармер, борец за справедливую систему здравоохранения,
прославившийся своей работой на Гаити и в Африке, тоже порицает
“структурное насилие” со стороны экономической системы, которая делает
так много бедных во всем мире слишком слабыми и больными для того,
чтобы они могли выбраться из своего бедственного положения
[755]
. Одно из
решений, по мнению Фармера, заключается в том, чтобы отнести
медицинскую помощь к правам человека и перевести ее доступность из
второстепенных в главные задачи государства. В том же направлении
мыслит и Вайнберг: “Сострадательный капитализм потребует от нас смены
приоритетов и выделения большей части государственного бюджета на
добрые дела. Модифицируя экономическую систему так, чтобы она стала в
должной мере гуманной, мы сделаем ее к тому же гораздо более
устойчивой политически”.
Однако
экономические
теории,
направляющие
сейчас
государственную политику разных стран, почти не принимают в расчет
человеческие страдания (хотя обычно учитывают экономические издержки
от таких бедствий, как наводнения или голод). Одним из самых наглядных
результатов стала политика, которая обременяет беднейшие страны такими
огромными долгами, что у них практически не остается средств для
обеспечения собственных детей едой и медицинской помощью.
Такие экономические отношения отличаются ментальной слепотой,
они лишены способности учитывать чужие реалии. Эмпатия – необходимая
составляющая гуманного капитализма – капитализма, небезразличного к
человеческим страданиям и их облегчению.
Это говорит о необходимости построения общества, способного к
сочувствию. Например, экономисты могли бы сделать благое дело, если бы
изучили благотворное влияние на общество семейного воспитания,
наращивающего социальный интеллект, или учебных курсов по развитию
социальных и эмоциональных навыков – как в образовательных, так и
в исправительных учреждениях
[756]
. Всеобщие усилия по оптимизации
работы
социального
мозга
могут
бесконечно
окупаться
благоприобретениями как для детей, так и для целых сообществ, в которых
они проживают. Как мне думается, эти преимущества будут варьировать от

---

повышения школьной успеваемости и производительности труда до
воспитания более счастливых и социально адаптированных детей, а также
укрепления общественной безопасности и здоровья населения всех
возрастов. А, как известно, образованные, здоровые и ощущающие себя в
безопасности люди вносят максимальный вклад в экономику любой
страны.
Однако оставив в стороне грандиозные гипотезы, скажем проще: от
более теплых социальных отношений незамедлительно выиграли бы все.