1. Социокультурная ситуация 1980-2000х гг особенности литературного процесса на современном этапе

10. Л-сть и тоталитаризм в «Колымских рассказах» В.Шаламова.
Цикл «КР-ов» состоит из 137 произв-й и подразделяется на 5ть сборников: «Колымские рассказы», «Левый берег», «Артист лопаты», «Воскрешение литственницы», «Перчатка, или КР-12». К ним примыкают преимущественно публицистич-е «Очерки преступного мира», содержащие, в частности, оригинальное критич-е осмысление опыта изображ-я преступного, лагерного мира в лит-ре – от Достоевского, Чехова, Горького до Леонова и Есенина («Об одной ошибке худ-ной лит-ры», «Сергей Есенин и воровской мир» и др.). Очерковое, дркументально-автобиографич-е начало становится в цикле основой масштабных худ-ных обобщений. Здесь нашли творческое воплощение размышления Ш о «новой прозе», кот-я, по его мнению, должна уйти от излишней описательности, от «учительства» в толстовском духе и стать «прозой живой жизни, кот-я в то же время – преображенная действительность, преображенный док-т», заявить о себе в кач-ве «док-та об авторе», «прозы выстраданной как док-т». Эта будущая «проза бывалых людей» утверждает особое понимание худ-ной роли автора-повествователя: «Писатель – не наблюдатель, не зритель, а участник драмы жизни, участник и не в писательском обличье, не в писательской роли». При этом лагерная тема трактуется Ш-вым как путь к широкому осмыслению историч-го опыта индивид-го и народного бытия в 20 столетии: «Разве уничтожение ч-ка с пом гос-ва – не главный вопрос нашего времени, нашей морали, вошедший в психологию каждой семьи?». Резко полемизируя с А. Солженицыным, для кот-го чрезвычайно значимыми были раздумья об «устоянии» ч-ка п-д Системой, способном явиться сердцевиной позитивного опыта, вынесенного из лагерной жизни, Ш в письме к Солженицыну от 15нояб 1964г назвал подобное «желание обязательно изобразить устоявших» - «видом растления духовного», поскольку, с его т.з., лагерь порождает необратимые, разрушительные изменения сознания и выступает исключительно «отрицательным опытом для ч-ка – с 1го до последнего часа».
В лагерном эпосе Ш эти исходные представл-я в значительной степени уточняются и корректируются в процессе худ-го исследования действительности и хар-ров персонажей. Главн жанром цикла стала новелла, в предельно динамичном сюжетном рисунке передавшая остроту стремительно накладывающихся друг на друга, зачастую абсурдистских обстоятельств жизни заключенного на грани небытия. Ш-ву удалось «в структурированных худ-ных формах новеллы запечатлеть то, что в принципе не м/б структурировано, - ч-ка, оказавшегося в сверхэкстремальных ситуациях». Выделяются различные проблемно-тематич-е уровни, важнейшей «срезы лагерной жизни, осмысляемые в «Колымских рассказах». Центр-м предметом изображ-я становится лагерная судьба рядовых советских граждан, отбывающих заключение по политич-я обвинениям: фронтовиков, инженеров, тво-кой интеллигенции, крестьян и др. Чаще всего худ-но исследуется мучительный процесс разложения, окаменения личности, ее нравственной капитуляции как п-д лагерными «блатарями», для кот-х она превращается в услужливого «чесальщика пяток» («Заклинатель змей», «Тифозный карантин»), так и п-д большим и малым начальством («У стремени»), п-д разрушающей душу и тело логикой лагерной действительности («Одиночный замер»). С др стороны, автором постигаются как правило в лагерной среде проявления простой человечности, искренности («Сухим пайком», «Хлеб», «Плотники»), связанные иногда с теплящимся религиозным чувством («Апостол Павел»), а также выражаемое с различной степенью осознанности инстинктивное, соц-ное, интеллектуальное, духовно-нравственное сопротивление лагерю («На представку», «Июнь», «Сетенция», «Последний бой майора Пугачева»).
Ш-вым подробно выведена и среда лагерных воров, «блатарей», отбывающих сроки за уголовные преступления и становящихся в руках Сис-мы действенным инструментом уничтожения ч-ка в лагере, в осо-ти оказавшихся здесь предствителей интеллигенции, презрительно именуемых «Иванами Ивановичами» («На предствку», «Заклинатель змей», «Тифозный карантин», «Красный крест»). Многопланово представлено в «КЛ-ах» лагерное начальство разных уровней, обладающее гротескной, чудовищной логикой мышления, формирующее болезненную псевдореальность заговоров, доносов, обвнений, разоблачений и подчас неожиданно оказывающееся среди жертв этой деформированной действительности («Заговор юристов», «Галстук», «Почерк», «У стремени»). Как важное звено лагерной действительности показана у Ш-ва медицина, создана примечательная типология хар-ров врачей, фельдшеров, кот-е по долгу призвания выступают в кач-ве «единственных защитников заключенного», могут дать ему временное прибежище на больничной койке, согреть его хотя бы отдаленным подобием человеч-го участия (« Красный крест», «Перчатка», «Тифозный карантин», «Домино»), глубоко прозреть его обреченность («Аневризма аорты»). Вместе с тем врач вольно или невольно оказыв-ся нередко заложником, жертвой и «блатной» прослойки лагерной среды, и собственного медицинского окружения, а т/ж Сис-мы, превращающей больницу в свое подобие («В приемном покое», «Мой процесс», «Начальник больницы», «Вечная мерзлота», «Подполковник медицинской службы», «Прокуратор Иудеи»). Сквозным сюжетом «КЛ-ов» становится изображ-е судеб ку-ры и тво-кой личности в условиях лагеря. По горестному заключ-ю автора, ис-во, наука бессильны в деле «облагораживания» личности: «Учительной» силы у ис-ва никакой нет. Ис-во не облагораживает, не «улучшает». Жизнь в ис-ве учит только смерть». Как показано в ряде произв-й, в лагере «цивилизация и ку-ра слетают с ч-ка в самй короткий срок, исчисляемый неделями», различные проявления подобного «крушения гуманизма» исследуется в рассказах «На представку», «Галстук», «Домино», «У стремени», «Красный крест». Изображ-е подробностей лагерного быта и бытия становится у Ш-ва основой панорамного обобщения народной судьбы («По лендлизу», «Надгробное слово», «Перчатка»). Так, в рассказе «По лендлизу» (1965г) лагерное пространство проецируется на окружающий мир, осознается как средоточие язв: «Высотные здания Москвы – это караульные вышки…Кремлевские башни – караулки…Вышка лагерной зоны – вот была главн идея времени, блестяще выраженная архитектурной символикой». Ресурсы худ-ных обобщений заключены и в объемном изображении северной, колымской природы, сопряженной с людскими судьбами. С одной стороны, это природа, «ненавидящая ч-ка», «мстящая всему миру за свою изломанную Севером жизнь». С др – неустанно, вопреки «полной безнадежности» цепляющаяся за жизнь посреди «каменистой, оледенелой почвы» природа являет в образном мире шаламовского цикла почти недоступную для ч-ка силу памяти, физич-го, духовного самосохранения и сопротивления небытию («Воскрешение лиственницы», «Стланник», «Сухим пайком», «Кант», «Последний бой майора Пугачева»).