35. «Религиозное литературоведение» как проблема. "Литература и миф" в современном литературоведении

36. Судьба жанров в эпоху становления поэтики индивидуальных стилей.
Oдним из важнейших способов определения специфики текста является умение оценить его жанровую природу. Эта проблема получает особое значение на материале ренессансной литературы по крайней мере в силу двух обстоятельств. Во-первых, возрождение аристотелевой поэтики и признание за ней нормативной силы начинается в период позднего Ренессанса. Во-вторых, именно ренессансная литература, отмеченная явлением жанра, неизвестного античности, – романа, предсказывает рождение жанрового мышления, предполагающего в будущем создание поэтики принципиально ненормативной. Таковой будет система исторической поэтики А. Н. Веселовского, лежащая в основе всего сделанного русской филологической школой в XX в.
Нередко современный историк литературы устало отмахивается от слова "жанр". Мысль о жанровой поэтике кажется приглашением вновь сесть за парту, поскольку это именно то, что предлагают "французские авторы учебника для первокурсников"^[1].
Эта усмешка есть свидетельство того, что для усредненного литературоведческого сознания целое столетие русской филологической науки пролетело, оставив после себя только горсть хотя и влекущих воображение, но плохо понятых терминов (синкретизм и мотив, карнавализация и амбивалентность). О жанре запомнилось лишь старое, что он представляет собой "параграф школьной поэтики". Однако новая поэтика сохранила верность этому понятию и тем самым признала, что поэтика – всегда явление жанровое:
"Большие органические поэтики прошлого – Аристотеля, Горация, Буало – проникнуты глубоким ощущением целого литературы и гармоничности сочетания в этом целом всех жанров"^[2].
Жанр – путь выхода на уровень целого, способ художественного завершения, соотносящий каждое отдельное произведение с традицией и определяющий его место в той реальности, в которой оно бытует. Как бы далеко в пространстве исторической поэтики ни расходились последователи А. Н. Веселовского, но и Μ. М. Бахтин, и формалисты мыслят жанром, объявляют его "ведущим героем <...> больших и существенных судеб литературы... а направления и школы – героями только второго и третьего порядка"^[3].
Несмотря на предупреждения классиков, сегодняшние авторы учебников и академических трудов по-прежнему предпочитают межевать границы периодов, направлений, вымерять процент содержания в произведении маньеризма или реализма. В пространстве исторической поэтики жанр – слово ключевое, хотя сам Веселовский им почти не пользовался, и не потому, что не продвинулся далее "долитературного периода сюжета и жанра". Он крайне редко прибегал к этому слову, даже говоря о конкретных жанрах. Все же иногда прибегал, например, там, где формулировал свое мнение о романе (забегающее вперед – к Бахтину): "Роман водворял в литературе новый жанр и интересы к обыденному, хотя бы и опоэтизированному"^[4]. Но это не отменяет общего правила: слово "жанр" в словаре А. Н. Веселовского – редкое.