Басни Книга первая I. Ворона и Лисица

XXIII. Лягушка и Юпитер
Живущая в болоте под горой,
Лягушка на гору весной
Переселилась;
Нашла там тинистый в лощинке уголок
И завела домок
Под кустиком, в тени, меж травки, как раёк:
Однако ж им она не долго веселилась.
Настало лето, с ним жары,
И дачи Квакушки так сделалися сухи,
Что, ног не замоча, по ним бродили мухи.
«О боги! – молится Лягушка из норы, —
Меня вы, бедную, не погубите
И землю вровень хоть с горою затопите,
Чтобы в моих поместьях никогда
Не высыхала бы вода!»
Лягушка вопит без умолку
И, наконец, Юпитера бранит,
Что нету в нём ни жалости, ни толку.
«Безумная! – Юпитер говорит
(Знать, не был он тогда сердит), —
Как квакать попусту тебе охота!
И чем мне для твоих затей
Перетопить людей,
Не лучше ль вниз тебе стащиться до болот».
На свете много мы таких людей найдём,
Которым всё, кроме себя, постыло,
И кои думают, лишь мне бы ладно было,
А там весь свет гори огнём.
1813-1814
XIV. Лиса-строитель
Какой-то Лев большой охотник был до кур;
Однако ж у него они водились худо:
Да это и не чудо!
К ним доступ был свободен чересчур.
Так их то крали,
То сами куры пропадали.
Чтоб этому помочь убытку и печали,
Построить вздумал Лев большой курятный двор
И так его ухитить и уладить,
Чтобы воров совсем отвадить,
А курам было б в нём довольство и простор.
Вот Льву доносят, что Лисица
Большая строить мастерица.
И дело ей поручено,
С успехом начато и кончено оно;
Лисой к нему приложено
Всё: и старанье и уменье.
Смотрели, видели; строенье – загляденье!
А сверх того, всё есть, чего ни спросишь тут:
Корм под носом, везде натыкано насесток,
От холоду и жару есть приют,
И укромонные местечки для наседок.
Вся слава Лисаньке и честь!
Богатое дано ей награжденье
И тотчас повеленье:
На новоселье кур немедля перевесть.
Но есть ли польза в перемене?
Нет, кажется, и крепок двор,
И плотен и высок забор —
А кур час от часу всё мене.
Отколь беда, придумать не могли.
Но Лев велел стеречь. Кого ж подстерегли?
Toe ж Лису-злодейку.
Хоть правда, что она свела строенье так,
Чтобы не ворвался в него никто, никак,
Да только для себя оставила лазейку.
1815