Бесприданница

Огудалова, Карандышев, Иван, потом Евфросинья Потаповна.
Карандышев. Я, господа… (Оглядывает комнату.) Где ж они? Уехали? Вот это учтиво,
нечего сказать! Ну, да тем лучше! Однако когда ж они успели? И вы, пожалуй, уедете? Нет, уж
вы-то с Ларисой Дмитриевной погодите! Обиделись? — понимаю! Ну, и прекрасно. И мы
останемся в тесном семейном кругу… А где же Лариса Дмитриевна? (У двери направо.)
Тетенька, у вас Лариса Дмитриевна?
Евфросинья Потаповна(входя). Никакой у меня твоей Ларисы Дмитриевны нет.
Карандышев. Однако что ж это такое, в самом деле! Иван, куда девались все господа и
Лариса Дмитриевна?
Иван. Лариса Дмитриевна, надо полагать, с господами вместе уехали… Потому как
господа за Волгу сбирались, вроде как пикник у них.
Карандышев. Как за Волгу?
Иван. На катерах-с. И посуда, и вина, все от нас пошло-с; еще давеча отправили; ну, и
прислуга — все как следует-с.
Карандышев(садится и хватается за голову). Ах, что же это, что же это!
Иван. И цыгане, и музыка с ними — все как следует.
Карандышев(с горячностью). Харита Игнатьевна, где ваша дочь? Отвечайте мне, где
ваша дочь?
Огудалова. Я к вам привезла дочь, Юлий Капитоныч; вы мне скажите, где моя дочь!
Карандышев. И все это преднамеренно, умышленно — все вы вперед сговорились… (Со
слезами.) Жестоко, бесчеловечно жестоко!
Огудалова. Рано было торжествовать-то!
Карандышев. Да, это смешно… Я смешной человек… Я знаю сам, что я смешной
человек. Да разве людей казнят за то, что они смешны? Я смешон — ну, смейся надо мной,
смейся в глаза! Приходите ко мне обедать, пейте мое вино и ругайтесь, смейтесь надо мной
— я того стою. Но разломать грудь у смешного человека, вырвать сердце, бросить под ноги и
растоптать его! Ох, ох! Как мне жить! Как мне жить!