Биография Вольфганга Артура Рейнхольда Кеппена

1.2 Творчество писателя при жизни и созданныеим произведения
Работа Рота впервые появилась в печати в Chicago Review, когда он учился, а позже преподавал в Чикагском университете.Его первая книга "Прощай, Колумб" содержит повесть "Прощай, Колумб" и четыре коротких рассказа. Книга получила Национальную книжную премию в 1960 году. Он опубликовал свой первый полнометражный роман "Отпуская в 1962 году. В 1967 году он опубликовал книгу "Когда она была хорошей", действие которой происходит на ОСНОМ Среднем Западе в 1940-х годах. Фильм частично основан на жизни Маргарет Мартинсон Уильямс, на которой Рот женился в 1959 году.
Публикация в 1969 году его четвертого и самого противоречивого романа "Жалоба Портного" принесла Роту широкий коммерческий успех и успех у критиков, в результате чего его репутация значительно возросла. В 1970-х годах Рот экспериментировал в различных жанрах, от политической сатиры "Наша банда" (1971) до кафкианской Груди" (1972). К концу десятилетия Рот создал свое альтер-эго Натана Цукермана. В серии романов и повестей, содержащих ссылки на самого себя, которые последовали в период с 1979 по 1986 год, Цукерман появился либо в качестве главного героя, либо в качестве собеседника.
В Театре Шабаша (1995), возможно, самый развратный герой Рота, Микки Саббат, бывший кукловод, опозоренный. Она получила его вторую Национальную книжную премию. В отличие от этого, Американская пастораль (1997), первый том его так называемой Американской трилогии, фокусируется на жизни добродетельного спортсмена-звезды Ньюарка Шведа Левова и трагедии, которая постигает его, когда дочь-подросток Левова становится домашней террористкой в конце 1960-х годов. Он получил Пулитцеровскую премию за художественную литературу. Я вышла замуж за коммуниста (1998) посвящен эпохе Маккартизма.The Human Stain исследует политику идентичности в Америке 1990-х годов.
Умирающее животное (2001) - короткий роман об эросе и смерти, в котором вновь обращается к профессору литературы Дэвиду Кепешу, главному герою двух произведений 1970-х годов "Грудь" и "Профессор желания" (1977). В заговоре против Америки (2004) Рот представляет себе альтернативную американскую историю, в которой Чарльз Линдберг, герой-авиатор и изоляционист, избирается президентом США в 1940 году, а США договариваются о взаимопонимании с нацистской Германией Гитлера и приступают к реализации собственной программы антисемитизма.³
Рота романа обывателя, размышления о болезни, старение, желание, и смертная, была опубликована в мае 2006 года. Это была третья книга Рота, получившая премию ПЕНА / Фолкнера, что делает его единственным человеком, удостоенным такой чести. Exit Ghost, в котором снова фигурирует Натан Цукерман, был выпущен в октябре 2007 года. Это был последний роман Цукермана. Возмущение, 29-я книга Рота, была опубликована 16 сентября 2008 года. Действие происходит в 1951 году, во время Корейской войны, после отъезда Маркуса Месснера из Ньюарка в колледж Уайнсбурга в штате Огайо, где он начинает свой второй курс. В 2009 году была опубликована 30-я книга Рота "Смирение". В нем рассказывается о последних выступлениях Саймона Экслера, знаменитого театрального актера. 31-я книга Рота "Немезида" была опубликована 5 октября 2010 года. Согласно примечаниям к книге, "Немезида" является последней в серии из четырех "коротких романов" после "Обывателя", "Негодования" и "Смирения". " В октябре 2009 года, во время интервью с Тиной Браун из The Daily Beast, посвященного продвижению The Humbling, Рот рассмотрел будущее литературы и ее место в обществе, высказав свое убеждение, что в течение 25 лет чтение романов будет рассматриваться как "культовое" занятие:
Я был оптимистичен в отношении 25 лет на самом деле. Я думаю, это будет культовый фильм. Я думаю, что люди всегда будут их читать, но это будет небольшая группа людей. Возможно, латинскую поэзию читает больше людей, чем сейчас, но где-то в этом диапазоне. Чтение романа требует определенной концентрации, сосредоточенности, преданности чтению. Если вы читаете роман более чем за две недели, вы не читаете роман по-настоящему. Поэтому я думаю, что такую концентрацию, сосредоточенность и внимательность трудно достичь — трудно найти огромное количество людей, большое количество людей, значительное количество людей, которые обладают этими качествами.
Когда его спросили о перспективах печатных книг по сравнению с цифровыми, Рот был столь же пессимистичен:
Книга не может конкурировать с экраном. Это не могло конкурировать, начиная с киноэкрана. Он не мог конкурировать с экраном телевизора, и он не может конкурировать с экраном компьютера. ... Теперь у нас есть все эти экраны, так что со всеми этими экранами книга не смогла бы сравниться.
Это был не первый раз, когда Рот выражал пессимизм по поводу будущего романа и его значимости за последние годы. В 2001 году в беседе с обозревателемThe Observer Робертом Маккрамом он сказал: "Я не умею находить "обнадеживающие" черты в американской культуре. Я сомневаюсь, что у эстетической грамотности здесь большое будущее ". В октябре 2012 года в интервью французскому журналу Les Inrockuptibles Рот объявил, что уходит из писательской деятельности и подтвердил впоследствии в Le Monde, что он больше не будет публиковать художественную литературу. В мае 2014 года в интервью Алану Йентобу для Би-би-си Рот сказал: "Это мое последнее выступление на телевидении, мое абсолютно последнее выступление на любой сцене в любом месте".
Большая часть художественной литературы Рота вращается вокруг полуавтобиографических тем, в то же время он сознательно и в шутку обращается к опасностям установления связей между Ротом и его вымышленными жизнями и голосами. Примерами такой тесной взаимосвязи между жизнью автора и его персонажей являются рассказчики и главные герои, такие как Дэвид Кепеш и Натан Цукерман, а также персонаж "Филип Рот", который появляется в Заговоре против Америки и которого двое участвуют в операции Шейлок. Критик Жак Берлинерблау отметил в The Chronicle of Higher Education, что эти вымышленные голоса создают сложный и коварный опыт для читателей, обманывая их, заставляя поверить, что они "знают" Рота.⁴
В художественной литературе Рота вопрос авторства переплетается с темой идеалистического, светского еврейского сына, который пытается дистанцироваться от еврейских обычаев и традиций и от того, что он воспринимает как иногда удушающее влияние родителей, раввинов и других лидеров общины. Художественная литература Рота была описана критиками как проникнутая "своего рода отчуждением, которое оживляется и усугубляется тем, что ее связывает".
Первая работа Рота, Прощай, Колумб, была непочтительно юмористическим описанием жизни американских евреев среднего класса и вызвала споры среди рецензентов, которые были весьма поляризованы в своих суждениях; один критиковал ее как проникнутую чувством ненависти к себе. В ответ Рот в своем эссе 1963 года "Пишу о евреях" (собранном в Reading Myself and Others) утверждал, что хотел исследовать конфликт между призывом к еврейской солидарности и своим желанием свободно подвергать сомнению ценности и мораль американских евреев среднего класса, не уверенных в своей идентичности в эпоху культурной ассимиляции и восходящей социальной мобильности:
Крик "Берегитесь гоев!" временами кажется скорее выражением бессознательного желания, чем предупреждением: о, если бы они были там, чтобы мы могли быть здесь вместе! Слух о преследовании, привкус изгнания могут даже принести с собой старый мир чувств и привычек — что-то, что заменит новый мир социальной доступности и морального безразличия, мир, который соблазняет все наши беспорядочные связи, и где не всегда можно понять, что такое еврей и чем не является христианин.
В художественной литературе Рота важную роль играет исследование "беспорядочных влечений" в контексте еврейской жизни, главным образом с мужской точки зрения. По словам критика Гермионы Ли:
Художественная литература Филипа Рота стремится сбросить бремя еврейских традиций и запретов. ... Освобожденное еврейское сознание, выпущенное на волю в результате распада Американской мечты, оказывается лишенным корней и бездомным. К концу шестидесятых американское общество и политика представляли собой гротескную пародию на то, к чему стремились еврейские иммигранты: к свободе, миру, безопасности, достойной либеральной демократии.
Хотя художественная литература Рота имеет сильное автобиографическое влияние, в ней также присутствуют социальные комментарии и политическая сатира, наиболее очевидные в "Нашей банде" и "Операции Шейлок". Начиная с 1990-х годов в художественной литературе Рота часто сочетались автобиографические элементы с ретроспективными инсценировками послевоенной американской жизни. Рот описал американскую пастораль и два последующих романа как слабо связанную "американскую трилогию". Каждый из этих романов рассматривает аспекты послевоенной эпохи на фоне ностальгически вспоминаемого еврейско-американского детства Натана Цукермана, в котором отчетливо проявляется опыт жизни в американском тылу во время Второй мировой войны.
В большей части художественной литературы Рота 1940-е годы, включающие детство Рота и Цукермана, отмечают высшую точку американского идеализма и социальной сплоченности. Более сатирическая трактовка патриотизма и идеализма военных лет очевидна в юмористических романах Рота, таких как "Жалоба Портного" и "Театр субботы". В Заговоре против Америки в альтернативной истории военных лет драматизируется распространенность антисемитизма и расизма в Америке в то время, несмотря на продвижение все более влиятельных антирасистских идеалов во время войны. В своей художественной литературе Рот изобразил 1940-е годы и предшествовавшую им эпоху Нового курса 1930-х годов как героический этап в американской истории.

Новый философский роман Филипа Рота «Людское клеймо» в контексте постмодернизма
2.1 Античные образы в романе Филипа Рота «Людское клеймо»

Филип Рот – современный американский писатель, лауреат Национальной книжной премии (1995), Пулитцеровской премии (1998), премии ПЕН/Фолкнер (2001). Его роман «Людское клеймо» (2000) – последняя часть трилогии (в нее также входят романы «Американская пастораль» и «Я вышла замуж за коммуниста!»), объединенной фигурой рассказчика, писателя Натана Цукермана.
В центре романа «Людское клеймо» – судьба профессора античной литературы Коулмена Силка – светлокожего негра, с самого детства стремящегося стать своим в благополучном мире белых. Сначала обман призывной комиссии в годы второй мировой войны, когда Коулмен назвался евреем, затем – женитьба на белой женщине. Так вчерашний черный боксер превращается в белого профессора. Но судьбу обмануть невозможно: профессора неожиданно обвиняют в расизме, и он уходит из колледжа. За иллюзорное, выстроенное на лжи «белое счастье» негр Коулмен расплачивается еще и горем, которое он принес семье. После смерти жены в свои семьдесят один Коулмен находит последнюю любовь, Фауни Фарли. Эта любовь закончилась трагической смертью обоих героев.
Композиция романа Рота нелинейна. Эпизоды биографии главного героя, Коулмена Силка, если можно так выразиться, перетасованы, как колода карт. Действие романа начинается летом 1998 года, как сообщает рассказчик Натан Цукерман, друг главного героя и профессиональный писатель. Постепенно рассказчик переносит нас в прошлое Коулмен Силка, в первые послевоенные годы, как называет их сам Коулмен – «четыре-пять лет песен и девушек».
Повествователь дает два портрета Коулмена Силка: первый – в пожилом возрасте, незадолго до смерти героя. «Сзади в свои семьдесят один он выглядел самое большое на сорок – поджарый, крепкий, залюбуешься»¹. Натан отмечает мелкокурчавую коротко подстриженную шевелюру, мальчишеский вздернутый нос и зеленовато-карие глаза своего друга. И сразу же с убедительностью, свойственной хорошему писателю, рассказчик смог представить себе молодого Коулмена: «он был юношей не только усидчивым, но еще и обаятельным, соблазнительным. Легко возбудимым. Озорным. Чуточку даже демоническим – этаким козлоногим Паном со вздернутым носом». Именно таким и изображается Пан в классических мифах. Больной, увядающий Натан остро чувствует звериное начало в своем друге: «мой танец – танец безвредного евнуха по сравнению с этим все еще полным жизни, горячим самцом».
Подобно Пану («бегуну и плясуну»), Коулмен в молодости – великолепный атлет. Как и Пан, Коулмен не признает никакого ограничения его личной свободы.
Одно из любимых занятий фаллического божества – охота на нимф; Коулмен так говорит о своей привычке в студенческие годы: «мне только и дело было, что спуститься в метро. Такая рыбалка: спускаешься – и наверх выходишь уже с девчонкой». Возлюбленная его молодости, Стина Палссон – женщина, наделенная истинным нимфическим началом, даже спустя шесть лет после разрыва она не может забыть, как он «замечательно «пикировал», совсем как хищная птица, которая, пролетая над сушей или морем, вдруг видит что-то движущееся, что-то полное жизни, мгновенно нацеливается, камнем падает вниз и – хвать!». Однако Стина недаром названа Волюптас: она видит только телесную раскрепощенность Коулмена, Стина-Волюптас бежит от открывшейся ей правды о самой себе: она только восхитительное тело, «лежачее изваяние», она способна только на участие в охоте-игре.
Следующий жизненный этап героя – преподавание в Афина-колледже. На посту декана Коулмен выступает как «мастер перемен». Афина-колледж из «уютного гнездышка» для посредственностей он превратил в превосходно структурированный процветающий научный центр. Теперь в Коулмене проявляются черты бога Аполлона – преобразователя, законодателя и победителя чудовищ. Аполлон никогда не сочувствует хитрости, это бог прямолинейный, карающий за малейшую ошибку или неповиновение. Ирония же судьбы состоит в том, что колледж назван в честь богини Афины, которая покровительствует и уверткам, и отговоркам, и притворству.
Скандал с «духами» повлек за собой смерть жены Силка. И через два года Коулмен Силк освобождается от маски «благовоспитанного профессора» и снова становится «Силки Силком». Этот этап отмечен новой и последней любовью героя – к Фауни Фарли. После знакомства с Фауни, как замечает повествователь, «это был даже не другой человек. Это была другая душа. Юношеская, если хотите».
Имя героини, несомненно, восходит к имени римской богини Фауны, дочери Фавна. В Риме ее почитали как богиню плодородия, здоровья и невинности, это богиня женщин. Важнейшей для понимания характера Фауни мотив телесности, «телесной проницательности», «зрячей плоти» подчеркнут тем, что, как и Стину в свое время, Коулмен именует Фауни своей Волюптас. Однако не стоит думать, что Фауни – это простое повторение в судьбе героя: между Фауни и Стиной есть принципиальное различие. В Стине поверх «дикого всплеска страстей» проявляется «ее американское вспыхивающее электрической лампочкой девическое сияние». В Фауни же принципиально отсутствует всякое «сияние», она с героической последовательностью играет роль «неграмотной деревенской бабы».⁵
В эпизоде дойки коров на ферме, когда Коулмен и Натан наблюдают за работающей Фауни, оба главных героя – Коулмен и Фауни – явно ощущают себя артистами на сцене, воплощая образы «пожилого почтенного мыслителя» и неотесанной деревенщины, делают они это с блеском и немалым удовольствием. Радость Коулмена и Фауни от игры, шокирующие откровения («Она знала, что он на нее смотрит, зная, что она знает, он смотрел еще пристальней – и то, что они не могут тут, в грязи, совокупиться, не имело ни малейшего значения») – это еще и вызов худосочной современности и возвращение к истокам, к «предельной реальности жизни». Так снова в романе возникает архетип Пана, которому город чужд (противопоставленность городского и природного всячески подчеркнута), но Пану чужды и обработанные поля, так сказать, «нивы Деметры». Соединение Пана и Деметры, на первый взгляд кажется странным, однако всякое возделывание и выращивание, всякий уход основывается на диком произрастании, на свободном росте.
Так, осмысляя мифологическую «подкладку» образа Фауни, ее соотнесенность с архетипом Деметры, можно выявить важную авторскую мысль об угрозе самой плодоносящей силе современной жизни, а не только изображение трагической судьбы Фауни. Однако автор не создает пафосное и хитроумно усложненное сатирическое изображение упадка общества. Его цель – показать судьбы смертных, на каждом из которых стоит неуничтожимое «людское клеймо» грешников, за каждым поступком которых стоит Немезида. Поэтому совершенно не случайно судьба сводит Фауни с Лесом Фарли, еще одним проявлением панического архетипа. Это Пан, в котором фаллическое выражено чрезмерно (недаром совокупление в коровнике, возможность которого предполагает Натан, наблюдая за Фауни и Коулменом, происходит в действительности между Фауни и Лесом, и это был лучший момент их совместной жизни). Божественные дикость и веселость, свойственные Пану, в Лестере проявляются как страшная суровость и разрушительная сила.
Сходство между Коулменом и Лесом Фарли автор подчеркивает их страстью к рыбалке, только у молодого Коулмена это веселая, легкая, артистическая игра – погоня за «нимфами», Лестера же Натан застает за подлинной рыбалкой угрюмым морозным днем, и Натан прекрасно сознает, что для этого убийцы он в любой момент сам может оказаться «рыбой». Натан Цукерман – еще один панический вариант; он пять лет провел в глуши, скрываясь от людей, втайне даже от самого себя оплакивая потерю фаллического начала. Этот герой также принадлежит к архетипу Пана, прекрасно понимает жажду Коулмена и истоки темной страсти Леса. Осложняет образы Коулмена и Натана то, что они равно принадлежат и к архетипу Аполлона.
Оригинальность и значительность проблематики романа Ф.Рота – результат очень тонкого и глубокого проникновения автора в смысл древнегреческих мифов. Так, совершенно не случайно в Коулмене соединяются паническое и аполлоническое: Пан – учитель Аполлона, он наделил своего ученика искусством прорицания. Сила ясновидения у Пана проистекает из стихийного знания природы, у Аполлона – из понимания, растворенного в духовности. Однако эта сила неотделима от проникновения в дух природы.
Молодому Коулмену казалось, что в выборе жены он руководствовался «глупейшим критерием на свете»: наличие у Айрис «неукротимых» волос объяснит кучерявые шевелюры его будущих детей. Рассказчик меж тем подчеркивает внутреннее сходство Коулмена и Айрис – оба бунтари, оба прирожденные актеры. Натан Цукерман обладает мощным воображением истинного мифотворца, поэтому осмысляет момент выбора героем спутницы жизни как выбора судьбы и момент прозрения: Коулмен осознал, что и в реальной жизни, а не только в античной драматургии «судьбу творит случайность… и, с другой стороны, кажущаяся случайность может быть проявлением непреложной судьбы», но для человека «менее великого, чем Софокл», эти рассуждения о судьбе и случайности «бесполезны».
Эпизод консультации Коулмена с молодым юристом Праймусом, «слугой Локсия», выражаясь языком Софокла, весьма знаменателен. Вспоминается сцена с Тиресием в «Царе Эдипе», когда Эдип просит «зрящего все» прорицателя указать преступника, т.е. открыть правду. Разумеется, Рот не «переписывает» трагедийный эпизод на современный лад, но, по сути, воспроизводит в романной сцене тот же тип конфликта: герой требует сказать правду, но не желает переменять своего «нрава», не желает видеть главного своего врага.
Если сначала в герое Ф.Рота много от заносчивого, ошибающегося Эдипа («Глумись над тем, чем возвеличен я», – бросает он Тиресию), но затем все более проступает сходство с Тиресием («Но твой успех тебе же на погибель», – вещает прорицатель негодующему царю). Такая двойственность образа Коулмена (он одновременно и ошибающийся Эдип, и знающий истину Тиресий) объясняется тем, что, в отличие от несчастного Эдипа, Коулмен знал всегда, кто он и кто его отец, читатель же только с этого момента повествования узнает, что Коулмен Силк – негр.
Рот размышляет над вечной трагедией человеческого духа – дерзком своеволии смертного вопреки предостережению богов. В романе «гласом богов» для героев становится оформленное «слово» – логос, в котором проявляется «сквозная смысловая упорядоченность бытия и сознания». Слово-логос в контексте романа – это прежде всего великая литература: Гомер, Софокл, Еврипид, Шекспир. Для отца, Кларенса Силка, «слово» несомненно является «логосом», хотя он и не употребляет это понятие; для его сына Коулмена, который, по собственному признанию, десятилетиями обдумывал каждое слово великих греческих трагедий, «слово» – это содержание, «смысл», в котором ум должен «отдавать отчет», и даже сама эта «отчитывающаяся» деятельность ума, но никак не «смысловая упорядоченность бытия и сознания». Представление о великой литературе как слове-логосе – одна из важнейших составляющих проблематики, а на сюжетном уровне – одна из главных коллизий романа.⁶
Рассказ о прошлом героя высвечивает ключевую для романа фигуру отца – человека исключительного мужества и благородства: «отец никогда не выходил из себя. У него был способ побеждать. Словами. Речью. Английским языком, который он называл «языком Чосера, Шекспира и Диккенса». Второе имя каждому из своих детей он взял из шекспировского «Юлия Цезаря», т.к. эту пьесу считал вершиной английской литературы и «самым поучительным исследованием предательства из всех, что когда-либо были написаны»: старший сын звался Уолтер Антоний, другой – Коулмен Брут. Отец «одной лишь силой своей речи непреднамеренно привил Коулмену желание достичь чего-то колоссального», и сын решил, что этого можно достичь, переступив, нарушив все границы и запреты. Подобно и Эдип получил от оракула прорицание, но не понял его («Пошел я в Дельфы. Но не удостоил Меня ответом Аполлон, лишь много Предрек мне бед, и ужаса, и горя»).
Наличие двух отцов у героя Рота так же, как и у героя Софокла, сыграло самую пагубную роль в их судьбе. В романе «два отца» – это, конечно, метафора двух начал в герое: чувства меры, определенности, цельности и стихийного, дерзкого, своевольного.
Долгие годы судьба предстает перед Коулменом в образе Тихэ и Фортуны, счастливого или злого случая, по своей прихоти возвышая или ниспровергая. Коулмену, как и Эдипу, кажется, что «кто в деле смел, тот не боится слов»⁵. Однако оракул давно известен: «Остерегись ид мартовских», т.е. остерегайся своей склонности к предательству и, в отличие от Эдипа, Коулмен прекрасно понял смысл прорицания. Различие между героями в том, что, «зная волю богов», Коулмен не верит в эту «волю», а верит в свою дерзкую силу. Только после катастрофы (скандала с «духами», смерти жены, отчуждения детей, узнавших о связи отца с Фауни) героя посещает «иррациональное подозрение», что мрачная злость одного из сыновей, Марка, и равнодушие трех других связано с его «секретом» – ложью о своем происхождении, отречении от родных.
Подобно тому, как у Платона древние мифологемы наполняются новым разумным смыслом и становятся живой формой истинного, разумного познания, современный художник, обращаясь все к тем же древним мифологемам, приближается к познанию тайн бытия на примере судьбы обыкновенных героев. Истории Коулмена, Фауни, Леса, Натана объясняются не только социально и психологически, но и на символическом уровне, т.к. автор видит в природе этих современных американцев вечные, архетипические начала.
Так на символическом уровне объясняется встреча Коулмена и Фауни и трагическая обреченность обоих героев в лицемерном и трусливом мире Америки, которая утратила свою основу.
В одном из ключевых эпизодов романа – на выступлении симфонического оркестра – у рассказчика Натана Цукермана возникает стойкая ассоциация, что весь зрительный зал, он сам и Коулмен с Фауни находятся на корабле и плывут «в некое таинственное водное неведомое». Настойчиво звучит мотив старости и обреченности. Это объясняется не только почтенным возрастом слушателей, но и тем, что Америка, уподобившись кораблю, уже давно стоит на якоре: «мы все куда-то вместе плывем, и не только отправились уже, но и приплыли, оставив прежнее позади».
Сразу вспоминается миф, возвестивший конец язычества и начало христианства, когда на корабле, проплывшем мимо острова Пана, греческий матрос услышал таинственный голос: «Великий Пан умер!» Недаром герой Рота в прошлом моряк, недаром в нем отмечено паническое начало, и обреченность этого американского Пана приобретает в романе символический смысл.

2.2 Этническое своеобразие романов Филипа Рота

США со дня основания было свойственно отсутствие единообразия - как расово-этнического и языкового, так и религиозного. Возникала необходимость создания единой национальной культуры. На первый план вышла проблема самоидентификации и, в частности, вопрос о национальном самоопределении. К началу XX века тенденции к созданию единой американской нации оформились в ассимиляционную концепцию «плавильного котла». Однако в середине XX века начала вырабатываться новая концепция мультикультурализма, которая на сегодняшний день наиболее полно соответствует американской действительности. В основе теории мультикультурализма лежит стремление каждого этноса к сохранению своих традиций и особенностей в рамках единой национальной американской культуры.
Писатели, которых мы относим к мультикультурной американской литературе, независимо от этнического происхождения и религиозной принадлежности, создают свои произведения на английском языке, который является для них родным.
Особое место среди других этнических литератур США занимает еврейская литература. Само понятие «еврейская литература» остается дискуссионным из-за многообразия субэтнических культур внутри еврейской культуры.
Большинство еврейского населения США составляют выходцы из стран Восточной Европы, родным языком которых был идиш. Первоначально еврейская литература в США была представлена именно такими писателями-эмигрантами. Среди них были Шолом-Алейхем и Исаак Башевис-Зингер. Эти авторы не могут быть отнесены к американской литературе, так как писали не на английском языке. Они оставались представителями еврейской
литературы на идише, живущими в США. Постепенно в США появилось новое поколение авторов еврейского происхождения, пишущих на английском языке.
В связи с этим возникает вопрос о том, кого можно считать еврейским писателем вообще и еврейским писателем в США в частности. Наиболее верными, на наш взгляд, являются такие определения, как, например, «литература на иврите», «литература на идише» или «американская еврейская литература». Последний термин вписывается в современную концепцию американского мульгикультурализма. Он ставит на первое место принадлежность писателя к общенациональной американской культуре, и в тоже время оговаривает его этническую специфику. Принадлежность к этнической литературе в рамках общенациональной определяется особенностями мировоззренческой позиции писателя, уровнем этнической самоидентификации, что отражается в его творчестве.⁷
Наиболее значительный вклад в американскую еврейскую литературу внесли Бернард Маламуд и лауреат Нобелевской премии Сол Беллоу. Их последователем принято называть одного из ведущих современных американских писателей Филипа Рота, который начал свой творческий путь в 1959 году и продолжает активно работать и сегодня. Исследованию его творчества посвящена данная диссертация.
Российский читатель долгое время не был знаком с творчеством «живого классика американской литературы», как часто называют Ф. Рота в прессе. Однако только лишь в последнее десятилетие семь его романов были переведены на русский язык и изданы в России. Интерес к творчеству Ф. Рота можно объяснить несколькими причинами. Международный престиж писателя в настоящее время подкреплен номинациями на Нобелевскую премию. Он популярен у массовой читательской аудитории во многом из-за эпатажных эротических подробностей своих текстов. При этом Ф. Рот является серьезным литератором и интересен интеллектуальным читательским кругам.
В отечественном литературоведении на сегодняшний день не существует монографических и значительных критических работ по творчеству Филипа Рота. В советский период его имя было известно только ученым и критикам (неоднократно произведения Рота упоминались в работах А. Зверева и А. Мулярчика), которые вписывали его творчество в современный культурный контекст и определяли его место в литературном процессе США. Только спустя десятилетия уже «постсоветскому» читателю стали доступны сами произведения в переводе на русский язык.
Актуальность нашего исследования определяется возросшим в последние годы интересом к проблемам идентичности и в частности этнического самоопределения личности. Они освещаются и исследуются специалистами в области социологии, культурологии и литературоведения. В США как в мультикультурном государстве расовое и этническое самоопределение всегда являлось одной из наиболее актуальных проблем. К ней постоянно обращается в своих романах и Филин Рот. В поисках идентичности его персонажи проходят через этническое, профессиональное и творческое самоопределение как наиболее важные этапы становления личности.
На сегодняшний день Ф. Рот является одним из ведущих писателей США. Его произведения отражают современные тенденции развития общества и мирового литературного процесса. Он известен и популярен в Европе.
Свидетельством актуальности проблем, поднимаемых писателем, является и возникший сравнительно недавно интерес к творчеству Филипа Рота и в нашей стране. В течение последних десяти лет были переведены на русский язык и изданы семь романов писателя, последний из которых был опубликован в 2005 году.
Научная новизна данной диссертационной работы заключается в том,
Что:
• впервые в отечественном литературоведении представлен анализ романного творчества современного американского писателя Филипа Рота;
• впервые в нашей стране исследуются романы Филипа Poia с точки зрения их этнической специфики;
• выявляются устойчивые традиции и характерные черты развития еврейской литературы как одного из этнических компонентов современной мультикультурной американской литературы на примере произведений одного из наиболее значительных ее представителей.
Целью работы является рассмотрение проблемы идентичности в романах Филипа Рота, самого известного современного еврейскою писаю ля США.
Цель работы определила задачи исследования-
• проследить эволюцию Рота-романиста с начала его творческой биографии и до настоящего момента;
• дать развернутый идейно-художественный анализ конкретных произведений автора, наиболее полно отражающих этническую специфику творчества;
• определить критерии принадлежности писателя к еврейской литературе;
• проследить развитие еврейской тематики в романах писателя и проанализировать основной круг связанных с ней проблем;
• рассмотреть проблему самоидентификации на примере персонажей-писателей.
Предметом нашего исследования является романное творчество Филипа Рота как наиболее яркого представителя современной американской еврейской литературы.
Объектом исследования стали проблемы этнической, профессиональной и творческой самоидентификации как проявления этнической специфики романов Филипа Рота.
Описывая жизнь евреев Америки в «Случае Портного», Филип Рот использует приемы прямого комического шаржирования, которые превращают роман в сатирическое произведение. Искаженными в романе предстают реалии как американской жизни в целом, так и жизни еврейской общины юрода Ныоарка. Действительность кажется автору странной и необъяснимой, следовательно, ее изображение стремится к абсурду. Здесь ирония предстает как способ существования в мире и как принцип интерпретации всего, что происходит. Автор пародирует стереотипы, использует гротеск и смеется над страшным и отталкивающим. С одной стороны, это традиционный еврейский юмор. С другой стороны, автор использует приемы американского «черного» юмора, где предметом насмешек становятся табуированные явления, над которыми традиционно не принято смеягься.
В романе «Случай Портного» автор часто доводит ситуации до абсурда, что является неотъемлемым признаком сатирического произведения. На протяжении всего монолога главного героя появляются контрастные
сочетания правдоподобия и карикатуры, трагичности и комичности. Фактически, любой персонаж романа, оставаясь правдоподобным и даже типичным для той среды, которую описывает автор, в то же время превращается в карикатуру на самого себя. В традиционную еврейскую проблематику в ее сатирическом восприятии Ф. Рот привносит новые, физиологические детали, что более свойственно американскому национальному юмору.
В романе «Случай Портного» мы обнаруживаем черты, свойственные восточноевропейскому еврейскому юмору - «смеху сквозь слезы». Его основной функцией является преодоление страха и конфликтное ги человеческого существования. Здесь «смех» лежит на поверхности, а «слезы» зачастую скрыты вместе с истинным смыслом. Это г юмор основан на поисках собственной идентичности, неопределенности положения еврея в обществе (что в полной мере относится к Алексу Поргному), страхе быть гонимым и остаться чужим.
Этническое своеобразие «Случая Портного» проявляется в раскрытии образов персонажей-евреев, а также в описаниях быта, традиций, уклада жизни семьи и еврейской диаспоры США в целом и ее о iлиний от «настоящей» еврейской жизни в государстве, которое предстает в качестве своеобразной «еврейской» мечты.