Девушка в поезде

Воскресенье, 18 августа 2013 года
Раннее утро
Я со всей силы швыряю телефон за забор, и он приземляется где-то
на щебенке возле путей. Мне кажется, я слышу, как он скатывается вниз,
и из него до сих пор доносится ее голос: «Привет, это я, оставьте
сообщение». Наверное, эти слова будут звучать у меня в ушах еще очень
долго.
Когда я возвращаюсь в дом, он уже спустился по лестнице и, не до
конца проснувшись, смотрит на меня, сонно моргая.
– Что происходит?
– Ничего, – отвечаю я и слышу, как у меня дрожит голос.
– Что ты там делала?
– Мне показалось, там кто-то ходит. Я отчего-то проснулась и не
могла заснуть.
– Звонил телефон, – сообщает он, потирая глаза.
Я с силой сцепляю пальцы, чтобы унять их дрожь.
– Что? Какой телефон?
– Наш телефон. – Он смотрит на меня, как на ненормальную. – Звонил
наш телефон. Кто-то набрал наш номер, а потом повесил трубку.
– А-а. Не знаю. Я не знаю, кто звонил.
Он смеется.
– Конечно, не знаешь. С тобой все в порядке? Ты какая-то странная.
Он подходит ближе, обнимает меня за талию и прижимает мою голову
к своей груди.
– Тебе надо было разбудить меня, если что-то услышала. И не
следовало туда отправляться одной. Это – мое дело.
– Все в порядке, – говорю я, стискивая зубы, чтобы они перестали
стучать.
Он целует меня в губы, проталкивая язык мне в рот.
– Пойдем в постель, – говорит он.
– Думаю, что сначала выпью кофе, – говорю я, стараясь освободиться.
Но он меня не отпускает и крепко прижимает к себе, придерживая
одной рукой за талию, а другой за шею.
– Пойдем со мной, – повторяет он. – Никаких отказов я не принимаю.

---

Рейчел
Воскресенье, 18 августа 2013 года
Утро
Яне знаю, как лучше поступить, поэтому просто звоню в дверь.
Наверное, следовало сначала позвонить по телефону. Не очень-то вежливо
заявляться нежданно-негаданно с утра пораньше в воскресенье. Я начинаю
хихикать. Это наверняка от нервов. Я не знаю, что делаю.
Дверь никто не открывает. Чувствуя, как нарастает напряжение,
я прохожу по боковому проходу. И снова испытываю сильнейшее ощущение
дежавю. В то утро, когда я проникла к ним в дом и забрала малышку,
я точно не хотела сделать ей ничего плохого. Теперь у меня нет никаких
сомнений.
Я иду вдоль стены дома в прохладной тени, слышу голос Анны
и думаю, не мерещится ли мне. Но нет, Анна действительно сидит
во внутреннем дворике. Я окликаю ее по имени и приподнимаюсь
на цыпочках, чтобы заглянуть через забор. Она смотрит на меня. Я ожидаю
увидеть на ее лице выражение шока, но она, похоже, даже не удивлена.
– Привет, Рейчел, – говорит она, поднимаясь, берет девочку на руки
и прижимает к себе. Она смотрит на меня спокойно и серьезно. Глаза
красные, на бледном чистом лице ни следа макияжа.
– Чего тебе надо?
– Я звонила в дверь, – отвечаю я.
– Я не слышала. – Она устраивает ребенка у себя на боку
и отворачивается, будто собирается войти в дом, но на пороге
останавливается.
Я не понимаю, почему она не кричит на меня.
– Где Том, Анна?
– Его нет. Он ушел на встречу со своими армейскими приятелями.
– Нам надо уходить, Анна, – говорю я, и она начинает смеяться.

---

Анна
Воскресенье, 18 августа 2013 года
Утро
По какой-то причине меня вдруг разбирает смех. Бедная толстая
Рейчел стоит в саду, красная и потная, и говорит, что нам надо уходить.
Именно «нам».
– И куда мы пойдем? – спрашиваю я, когда приступ смеха проходит.
Она смотрит меня потерянным взглядом, не зная, что сказать. – Я никуда
с тобой не пойду.
Эви ерзает и капризничает, и я спускаю ее на землю. Кожа у меня все
еще горит после утреннего душа, когда я нещадно ее скребла, а рот, щеки
и язык болят, как от укусов.
– Когда он вернется? – спрашивает она.
– Думаю, не скоро.
На самом деле я понятия не имею. Иногда он может провести целый
день, карабкаясь по стенке для скалолазания, – или я считала, что он
проводит там весь день. Теперь я не знаю.
Я знаю лишь, что он забрал с собой сумку с вещами для тренажерного
зала и скоро выяснит, что телефона в ней нет.
Я подумывала, не переехать ли нам с Эви на какое-то время к сестре,
но меня смущает телефон. Что, если его найдут? Там постоянно крутятся
ремонтники, телефон могут найти и передать в полицию. А на нем мои
отпечатки.
Потом я подумала, что смогу отыскать его сама, но для этого надо
дождаться вечера, когда меня никто не увидит.
Наконец до меня доходит, что Рейчел продолжает говорить и задает
мне вопросы. Я не слушала ее. Я так устала.
– Анна, – говорит она, подходя ближе и пытаясь поймать мой взгляд
своими большими черными глазами, – ты когда-нибудь встречалась хоть
с одним из них?
– С кем?
– С его армейскими приятелями. Тебя знакомили хоть с кем-то
из них?
Я качаю головой.
– Тебе не кажется это странным?
Вообще-то я только сейчас понимаю, насколько странно ее появление

---

у нас в саду в такой ранний воскресный час.
– Да нет, – отвечаю я. – Они – часть его другой жизни. Одной из его
жизней. Как и ты. Какой должна была стать и ты, но мы никак не можем
от тебя избавиться.
Она вздрагивает от обиды.
– Что ты здесь делаешь, Рейчел?
– Ты знаешь, почему я здесь, – отвечает она. – Ты знаешь…
чувствуешь, что происходит нечто странное…
Она смотрит так серьезно и с таким пониманием, будто
действительно за меня переживает. При других обстоятельствах это
было бы даже трогательно.
– Хочешь кофе? – спрашиваю я, и она кивает.
Я варю нам кофе, и мы молча сидим в саду, и наше молчание совсем
не враждебное.
– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я. – Что армейских приятелей
Тома не существует? Что он их выдумал? А сам сейчас с другой женщиной?
– Я не знаю, – отвечает она.
– Рейчел?
Она поднимает на меня взгляд, и я вижу в ее глазах страх.
– Ты хочешь мне что-то рассказать?
– Ты встречалась с родными Тома? – спрашивает она. – С его
родителями?
– Нет. Они не разговаривают. Они перестали разговаривать с Томом,
когда он ушел ко мне.
Она качает головой:
– Это неправда. Я их тоже никогда не видела. Они даже не знакомы
со мной, так с чего им меня жалеть?
У меня в голове, где-то у затылка, прячется черный ком.
Он образовался, когда я услышала по телефону ее голос. Я пыталась
упрятать этот ком подальше, но сейчас он начинает разбухать
и разрастаться.
– Я тебе не верю, – говорю я. – Зачем ему это придумывать?
– Потому что он постоянно лжет.
Я встаю, собираюсь уйти. Мне неприятно, что она это говорит. И я
злюсь на себя, потому что, похоже, ей верю. Мне кажется, я всегда знала,
что Том лжет. Просто раньше его ложь меня вполне устраивала.
– Он умеет лгать, – соглашаюсь я. – Ты понятия не имела про нас,
верно? Мы столько месяцев встречались, трахались как заведенные в доме
на Крэнхэм-стрит, а ты ни о чем и не догадывалась.

---

Она с трудом сглатывает и кусает губу.
– Меган, – говорит она. – Как насчет Меган?
– Я знаю. Они были любовниками.
Мне странно, как звучат эти слова, которые я впервые произнесла
вслух. Он изменил мне. Изменил мне!
– Не сомневаюсь, что тебе это приятно слышать, – говорю я, –
но теперь ее нет, так что это не важно.
– Анна…
Черный ком уже разросся так, что ему тесно в черепе,
он обволакивает глаза, и я с трудом различаю предметы.
– Они были любовниками. И это все! Больше ничего! Это совсем
не означает…
– Что он убил ее?
– Не смей так говорить! – кричу я вне себя. – Не смей так говорить
при моем ребенке!
Я усаживаю Эви за второй завтрак, который она послушно начинает
есть без всякого скандала впервые за многие недели. Она как будто
понимает, что сейчас меня тревожат другие заботы, и я обожаю ее за это.
Я чувствую себя гораздо спокойнее, когда мы выходим в сад, хотя Рейчел
по-прежнему там – стоит в самом конце у забора, провожая взглядом
уходящий поезд. Немного погодя она замечает, что мы вернулись,
и подходит ближе.
– Тебе они нравятся, верно? – говорю я. – Поезда? А я их ненавижу!
На дух не переношу!
На ее губах появляется полуулыбка. Я замечаю, что на левой щеке
у нее образуется глубокая ямочка. Я никогда ее раньше не видела.
Наверное, потому, что редко видела, как она улыбается. А точнее, не видела
никогда.
– Вот и еще одна ложь, – говорит она. – Он рассказывал, что ты
обожаешь этот дом, обожаешь в нем все, даже поезда. Он говорил, что ты
даже думать не хочешь о том, чтобы сменить жилище, что настаивала
на переезде сюда, к нему, несмотря на то, что раньше здесь хозяйничала я.
Я качаю головой:
– Зачем ему такое говорить?! Это полная чушь! Я два года уговариваю
его переехать в другое место.
Она пожимает плечами:
– Потому что он постоянно лжет, Анна. Во всем.
Темнота в голове сгущается. Я сажаю Эви на колени, и та послушно
устраивается поудобней – на солнце ее разморило, глазки закрываются.

---

– Значит, все эти телефонные звонки…
Теперь, похоже, все встает на свои места – Значит, это звонила не ты?
То есть я знаю, что были звонки и от тебя, но…
– В основном от Меган? Думаю, да.
Удивительно, но и теперь, когда я знаю, что ненавидела не ту
женщину, мое отношение к Рейчел ничуть не меняется. Сейчас, когда она
такая спокойная, уверенная в себе и трезвая, я начинаю понимать, какой
Рейчел была раньше. И меня это бесит, потому что теперь мне понятно,
что он в ней в свое время нашел. И за что любил.
Я смотрю на часы. Чуть больше одиннадцати. Он уехал, по-моему,
около восьми, может, даже раньше. Про телефон ему уже наверняка
известно. Причем уже некоторое время. Может, он подумал, что где-то
случайно его выронил? И захочет посмотреть под кроватью?
– Как давно ты знаешь? – спрашиваю я. – Про их роман?
– Я не знала. В смысле, узнала только сегодня. Не имею понятия, как и
что там было. Я только знаю…
Она не заканчивает фразу, и я ей благодарна. Не знаю, как бы я
выдержала ее рассказ о неверности Тома. Сама мысль о том, что я теперь
в одинаковом положении с ней – толстой неудачницей Рейчел, – сводит
меня с ума.
– Думаешь, ребенок был от него? – спрашивает она. – Ее ребенок?
Я смотрю на нее и ничего не вижу – глаза застилает черная пелена, а в
ушах стоит рев, как бывает во время шторма или когда над головой низко
пролетает реактивный самолет.
– Что ты сказала?
– Я… извини. – Она смущается и краснеет. – Мне не следовало…
Она была беременна, когда умерла. Я имею в виду Меган. Мне ужасно
жаль.
Я уверена, что ей вовсе не жаль, но я не собираюсь перед ней
расклеиваться и впадать в истерику. Я опускаю глаза, вижу Эви и чувствую
такую невыразимую боль, какой не могла даже представить. Я не могу
больше дышать. Братик Эви или ее сестренка. Их больше нет. Рейчел
садится рядом и обнимает меня за плечи.
– Мне очень жаль, – снова повторяет она, и мне хочется ее ударить.
От ее прикосновения по коже у меня бегут мурашки. Я хочу оттолкнуть ее,
накричать, но не могу. Она дает мне немного поплакать, а потом говорит
спокойно и твердо:
– Анна, я думаю, нам лучше уйти. Тебе надо взять кое-какие вещи
для себя и Эви, а потом мы уйдем. Вы можете пока остановиться у меня.

---

Пока… пока все не разрешится.
Я вытираю глаза и отстраняюсь.
– Я никуда от него не уйду, Рейчел. У него был роман, он… Это же
не в первый раз, верно? – Я начинаю смеяться, и Эви смеется вместе
со мной.
Рейчел вздыхает и поднимается.
– Ты сама знаешь, что дело не просто в романе, Анна. Я уверена,
что ты знаешь.
– Мы ничего не знаем, – возражаю я, но произношу это едва слышно.
– Она села с ним в машину. В тот вечер. Я ее видела. Я не знала,
потому что сначала приняла ее за тебя. Но теперь я все вспомнила.
– Нет!
Эви маленьким липким пальчиком закрывает мне рот.
– Мы должны сообщить в полицию. – Она делает шаг в мою сторону. –
Пожалуйста! Ты не можешь с ним оставаться.
Несмотря на жаркое солнце, я вся дрожу. Я пытаюсь вспомнить
последнее появление Меган в нашем доме, когда она сказала, что нашла
другую работу. Я пытаюсь вспомнить, как он это воспринял: был доволен
или разочарован? Но в голове роятся другие, незваные воспоминания:
о том, чему я была свидетельницей в один из первых ее визитов в качестве
няни. Я должна была поехать на встречу с подругами, но почувствовала
себя слишком уставшей и поднялась наверх, чтобы немного поспать. Том,
должно быть, пришел, когда я была в спальне, потому что, спустившись
вниз, я увидела их вместе. Она стояла, опираясь на стол, а он находился
рядом, причем ближе, чем позволяли приличия. Эви сидела на высоком
стульчике и плакала, но никто из них не обращал на нее внимания.
Меня бьет озноб. Знала ли я, что он хотел ее? Меган была очень
и очень привлекательной блондинкой, похожей на меня. Поэтому да,
я понимала, что он ее хочет, как понимаю по взглядам мужчин, проходящих
мимо меня с женами и с детьми на руках, что они думают об этом. Так что,
наверное, я знала. Он хотел ее и взял ее. Но не это! На такое он
не способен!
Только не Том. Любовник, а затем и муж, отец. Хороший отец
и надежный глава семьи.
– Ты любила его, – напоминаю я ей. – И любишь до сих пор, ведь так?
Она качает головой, но не очень убедительно.
– Любишь. И сама знаешь… что этого просто не может быть!
Я встаю с Эви в руках и подхожу к ней ближе.
– Он не мог, Рейчел. Ты знаешь, что он не мог этого сделать. Ты же

---

не смогла бы любить человека, способного на такое!
– Но любила! – возражает она. – Мы обе любили.
По ее щекам текут слезы. Рейчел вытирает их, и вдруг выражение ее
лица меняется, и она смертельно бледнеет. Она смотрит не на меня, а куда-
то мне за плечо. Я поворачиваюсь, желая проследить за ее взглядом,
и вижу, что из окна на нас смотрит Том.

---

Меган