Эхо во тьме

О Господи, неужели настал час испытаний ? В следующее мгновение Хадассе стало стыдно. Сколько раз в прошлом она так и не говорила ничего, пока не настал тот последний вечер с Юлией? Господи, прости меня. Каждый раз, когда я молчала, когда не использовала возможность проповедовать о Тебе, я отвергала Тебя.
– Я верю в то, что Иисус есть Христос, Сын живого Бога.
Над балконом нависла напряженная тишина. Даже ветер, казалось, затих от таких слов. И только слова веры Хадассы эхом отдались в воздухе.
Юлия задрожала и снова отвернулась, она сильно побледнела и вся напряглась.
– Скажу тебе откровенно, Рафа. Твой Бог не посылал тебя ко мне.
– Почему ты так считаешь?
– Потому что я знаю это.
– Откуда ты это знаешь, госпожа Юлия?
Юлия снова повернулась и посмотрела на Хадассу широко раскрытыми и полными страдания глазами.
– Потому что, если у какого‑то бога и были причины проклясть меня, так это у твоего Бога.
Услышав такой ответ, Хадасса почувствовала надежду.
– Я хочу попросить тебя только об одном, – сказала Хадасса, когда убедилась, что не заплачет.
– Так, вот и настал важный момент, – саркастически сказала Юлия. – Пожалуйста. Что ты от меня хочешь? Договориться о цене?
– Я прошу тебя не называть меня Рафа.
На лице Юлии отразилось удивление.
– И это все?
– Да.
Юлия сощурила глаза.
– А почему?
– Потому что это только прозвище, которого я к тому же недостойна. Его мне дали из добрых, но все же ошибочных побуждений.
Юлия растерянно смотрела на нее.
– И как же ты хочешь, чтобы я тебя называла?
Сердце Хадассы бешено заколотилось. Она хотела было назвать ей свое подлинное имя, но что‑то ее удерживало от этого. О Господи. Я совершенно не похожа на Хадассу‑Есфирь, которая спасала людей. Я совершенно недостойна ее. Отец, покажи мне, кто я для Юлии. Дай мне то имя, с которым я могла бы остаться с Юлией. И которым Юлия могла бы меня достойно назвать.
И такое имя пришло к Хадассе, как будто кто‑то прошептал его ей на ухо. Она улыбнулась.
– Я бы хотела, чтобы ты называла меня Азарь.
Азарь. Помощница.
– Азарь, – повторила Юлия. – Симпатичное имя.
– Да, – сказала Хадасса, испытав внезапную легкость на сердце и возблагодарив за это Бога. – Азарь.
– Хорошо, буду звать тебя так, – согласилась Юлия.
– И теперь останусь я здесь, или нет – решать тебе, моя госпожа. Я сделаю так, как ты скажешь.
Юлия долго сидела и молчала. Испытывая сомнения и недоверие, она боялась ответить согласием. Зачем это какая‑то христианка собирается ей помогать? Какая ей в этом выгода? Если бы Рафа… Азарь узнала обо всех похождениях и деяниях Юлии, она бы тут же ушла отсюда. А Юлия не сомневалась, что рано или поздно ей кто‑нибудь все расскажет.
– Не думаю, что тебе есть смысл оставаться здесь, – сказала она наконец. – Зачем тебе это нужно? Тебя знает весь Ефес. К тебе приходят люди. – Никто не согласился бы отказаться от славы и богатств ради тяжелого труда и одиночества в обществе умирающей женщины. И эта Азарь не захочет. В этом просто нет никакого смысла.
Хадасса подошла ближе и опустилась на стул, лицом к Юлии.
– Я останусь.
– На несколько дней? Недель? На месяц или два?
– До конца.
Юлия внимательно всматривалась в покрывало, пытаясь разглядеть скрывающееся под ним лицо. Наверное, эта Рафа… Азарь… как бы там ее ни звали, уже стара. Наверное, она всю жизнь трудилась, и ее странный скрипучий голос говорит о том, что ей уже немало лет. Может быть, это и так. Она устала, и ей нужно отдохнуть, заботясь не о многих людях, а о ком‑то одном. И что с того, что Рафа‑Азарь поклянется ей в верности?
– Ты обещаешь? – спросила Юлия дрожащим голосом, жалея о том, что у нее не оказалось под рукой пера, чтобы составить договор в письменном виде.
– Клянусь тебе.
Юлия глубоко вздохнула. Странно это все‑таки. Женщина, которую она даже не знает, сказала всего два слова, и теперь Юлия почему‑то не сомневается в том, что ей можно верить. Юлия может ей доверять. Все дело, наверное, в том, как именно Рафа‑Азарь сказала эти слова.
И тут Юлия внезапно ощутила необъяснимую боль. «Клянусь тебе». Она вдруг отчетливо услышала другой голос, говорящий эти слова, увидела смеющиеся темные глаза, в которых отражалась чистая любовь к ней.