Экспрессивные синтаксические конструкции в текстах литературных рецензий

Поначалу кажется – ну зачем о пахлаве (у Степновой – баклеве) писать таким прихотливо-непосредственным, с отчетливой прививкой Джойса и Фолкнера – языком? Но постепенно именно манера изложения играет в пользу автора, стих/стиль – затягивает, а вслед за ним затягивает и история, по которой читатель движется уже семимильными шагами: так, что открыв книгу на ночь, немудрено опоздать на работу.
Безусловная удача книги – сложный и привлекательный главный герой, вдобавок герой с историей и профессией, врач. Над своим Огаревым писательница потрудилась на славу. Ему веришь. Веришь даже тогда, когда он принимает новую пациентку за несовершеннолетнюю, а потом, узнав ее возраст (24) и заведя роман, рассказывает о том, что его, сорокалетнего, привлекли вовсе не прелести юного тела. Веришь герою, веришь роману, но потихоньку магия начинает ослабевать. Совершенно же она развеивается тогда, когда после трагической развязки прекрасный и сложный Огарев переезжает в Италию, обосновывается на ферме, и, выжимая для приблудных славянских гастарбайтеров свежий лимон и базилик в воду, осознает счастье не быть русским. Только-то? – хочется воскликнуть. Все, что было нужно сложному человеку для счастья – это жить в Тоскане, выжимать лимон (призрак возлюбленной) и не быть русским? Боже ж ты мой. Подобных рецептов счастья вволю на страницах глянцевых журналов, обычно они сопровождаются еще рекламой турфирм или агентств по недвижимости. Если бы все было так просто - стоило ли огород городить (рецензия Ксении Венглинской на роман М. Степновой «Безбожный переулок», 2015 год).

Однако попадаются рецензии, в которых конструкции экспрессивного синтаксиса (как одиночные, так и фрагменты) следуют друг за другом и реализуют интенцию автора, связанную с формированием определенного типа повествования – эмоционально насыщенного повествования (3 примера).

Рукопись Ковриги, номинированная Беломлинской, попросту неинтересна, - какое читателю дело до чужих писем (а их всего два), адресованных покойному Летову или здравствующему Гребенщикову, который – могу спорить – читать это не станет, тем более, что к адресатам содержание этих цедулок никакого отношения не имеет? Кому вообще могут быть интересны чьи-то частные мнения? А там еще подробности биографии появляются, и читатель должен почему-то знать, что бабушка автора уехала в Магадан. Почему я должен это знать? И вообще, это, оказывается, никакая не проза, а так – записки на обоях, - потомки автора должны будут гордиться тем, что их предок выпивал с разными знаменитыми артистами. О чем думал номинатор, совершенно не ясно, но имея определенные сведения об ее пристрастиях, можем предположить, что главным аргументом в пользу именно этого текста явились не художественные достоинства, а то, что дедушка автора был евреем, потому что, что еще? На ее взгляд этого достаточно, чтобы признать опус интеллектуальным бестселлером. Ну да, есть тут еще байки про пьяниц-музыкантов, но эти анекдоты уже никого не радуют и тоже неинтересны, как, впрочем, и коммерческая деятельность автора, которой он завершает свою рукопись. Что еще можно сказать об этом мертворожденном уродце? Ничего, - он и сказанного не стоит (рецензия Сергея Коровина на роман О. Ковриги «Что я видел?», 2013 год).
В настоящей работе все вышеописанные примеры называются фрагментами, поскольку они соответствуют по крайней мере одному из трех основных критериев, предложенных для разграничения экспрессивного фрагмента и отдельных конструкций экспрессивного синтаксиса:

1. 
   Структурный:
   

Входящие в состав данного фрагмента конструкции «включены» друг в друга.

2. 
   Семантический:
   

Прослеживается общая тема, один предмет рассуждения или объект описания.

3. 
   Модальный:
   

В этой части текста присутствует один субъект речи.
Обычно авторы включают фрагменты в свое рассуждение и не выделяют их в отдельные абзацы, что создает впечатление органичности фрагмента внутри текста. Фрагмент – одно целое, однако он непосредственно связан и «вытекает» из неэкспрессивной части рецензии.
Я не вижу ничего дурного в жж-литературе: это Бульон Предвечный, тоху-боху, из которого должны появиться и уже появляются новые формы жизни. Однако многие отличные рассказчики в жж (блестящий pesen_net, например) все-таки идут за существующей литературой, стилизуют свои тексты под те или иные формы сказа. В «Поребрике…» нет никакой стилизации, есть только пародирование. Объекты пародии – путеводители, культурно-историческое краеведение, популярная психология, пособия по этикету, «этнические» анекдоты (про пошехонцев, габровцев, шотландцев и т. д.), то есть жанры, лежащие за пределами литературы, лишенные «литературности». Пародия – двигатель литературного развития (так считал Бахтин, и в этом с ним соглашались формалисты), а новое может прийти только с дальней периферии литературной системы или из-за ее пределов (любимая мысль Тынянова). Вот этим, по-моему, и ценен «Поребрик». Эта книга – возможность нового слова в литературе (рецензия Андрея Степанова на роман О. Лукас «Поребрик из бордюрного камня», 2011 год).
В данном примере мы видим соответствие экспрессивного фрагмента всем трем критериям. Вставная конструкция «так считал Бахтин, и в этом с ним соглашались формалисты» входит в лексический повтор с синтаксическим распространением «Пародия – двигатель литературного развития…». Автор говорит о связи жж-литературы с классической литературой, об использовании авторами интернет-произведений классических литературных приемов. Субъект речи во фрагменте один – рецензент, который говорит о литературе вообще и о жж-литературе в частности.

2.