Эмма Скотт Зажечь небеса Ефимова Е., перевод на русский язык, 2020 Издание на русском языке, оформление. Ооо «Издательство «Эксмо»

Глава двадцать седьмая
Уэстон
«Всё кончено».
Эта мысль обрушилась на меня, как скала. Не «Возможно, у нас еще есть шанс», или «Я могу всё исправить», или даже «О, черт, ты клятый идиот», хотя всё это пришло мне в голову секунду спустя.
Сердце камнем ухнуло куда-то в нижнюю часть груди, когда я забрал рюкзак из рук Отем. Она обогнула мое кресло, прошла в гостиную, сгорбилась и обхватила себя за плечи. Я развернул кресло и поехал за ней, вспоминая наш первый разговор, состоявшийся в библиотеке Амхерстского университета. Тогда Отем сказала мне, что для нее очень важна честность, что, когда дело касается любви, она ждет искренности.
– Итак? – Она повернулась ко мне и указала на лежащий у меня на коленях рюкзак. – Ты об этом хотел поговорить сегодня вечером?
– Да. – Я сбросил предательский рюкзак на пол. – Да, об этом.
– И почему сегодняшний вечер такой особенный? – Она пыталась говорить ровным тоном, но ее голос то и дело срывался. – Чем были плохи все предыдущие вечера, миновавшие за последние полтора года?
Я проигнорировал ее сарказм и сказал правду. Впервые в жизни я произнес это вслух… и, черт возьми, слишком поздно.
– Потому что я люблю тебя. Я влюблен в тебя до безумия и уже давно…
– Нет. – Она покачала головой, крепко сжав губы. – Не нужно говорить такое, Уэстон. Только не сейчас.
Я придвинул инвалидное кресло ближе к ней.
– Я должен. Мне уже давно следовало… Проклятие, у меня было столько возможностей признаться, но я не смог или думал, что не могу…
– Это был ты, всё это время, – прошептала Отем. – Ты писал мне, а все сливки снимал Коннор.
Я кивнул.
– Почему? Почему ты так со мной поступил?
– Ты понравилась Коннору, – проговорил я, и собственные слова показались мне донельзя глупыми и жалкими. – Ты очень ему нравилась, но он не знал, о чем с тобой говорить.
– Значит, ты всё это делал ради него.
– Поначалу. Вскоре я уже делал это для вас обоих. Я думал… Я хотел помочь ему сделать тебя счастливой, потому что считал, что сам на это не способен.
– И я оказалась легкой целью, – припечатала Отем. – Потому что любила поэзию, романтику и красивые слова. – Она плотнее обхватила себя руками. – Как же это работало? Ты писал стихи и передавал их Коннору, как шпаргалку на школьном экзамене?
– Всё началось с сообщений, – признался я. – И на этом мне следовало остановиться, но первое стихотворение…
– Ты о стихотворении, прочитав которое, я переспала с Коннором? Ты это стихотворение имеешь в виду?
– Я написал его не для Коннора. Я написал его для себя. Для тебя. Но ты его нашла, а Коннор сказал, что это он его написал. Это не оправдание, но так уж получилось. Богом клянусь. Я не сочинял этот стих ради того, чтобы с его помощью Коннор тебя соблазнил. Я разозлился, узнав, что Коннор его украл…
– Ты разозлился на Коннора, – повторила Отем. – И всё же ничего не сделал, чтобы меня остановить. Ты не рассказал мне правду.
– Я подумал, что уже слишком поздно, – сказал я. – Я тебя любил, но Коннора я тоже любил. Мне хотелось, чтобы вы оба были счастливы.
Мгновение Отем смотрела мне в глаза, ее руки безвольно опустились, потом она прижала кончики пальцев к губам.
– Что еще? Стихи. Письма из тренировочного лагеря?
– Телефонный звонок в Небраску.
– Телефонный звонок? После того, как у моего отца случился сердечный приступ? Это был ты?
Я выдержал ее недоверчивый взгляд, потому что это было меньшее, что я сейчас мог сделать.
– Это был я.
Отем пошатнулась, сделала шаг назад и присела на край дивана.
– Господи. Какой же идиоткой ты меня, наверное, считал.
– Нет, я…
– Ты сказал, что у тебя простуда, а я так боялась за отца, так устала, что плохо соображала, а ты этим воспользовался…
– Нет, клянусь, всё было не так, – возразил я, стискивая ободы колес инвалидного кресла. – Мне нужно было с тобой поговорить и мне хотелось, чтобы ты почувствовала себя лучше. Мне хотелось, чтобы ты поняла, что тебя любят, а Коннор, не мог этого сделать, черт возьми.
Она покачала головой, оперлась локтями о колени и запустила пальцы в волосы.
– Боже, я провела столько времени, мучаясь из-за Коннора. Сколько бессонных ночей… Сколько месяцев я ждала, волновалась и сомневалась в наших отношениях. Я провела День благодарения в его доме рядом с его родителями. Я выставила себя полной дурой, мечтая над этими проклятыми письмами.
«Доволен, Носочный Мальчик? Твои худшие страхи стали реальностью».
У меня защемило сердце. Именно этого я больше всего боялся: что, узнав правду, Отем начнет винить себя, хотя никакой ее вины во всём случившемся не было, она просто всем сердцем поверила нам.
– Ты не дура, – сказал я. – Ты поверила нам, и у тебя не было никаких причин нам не верить.
– Верно, потому что мне и в голову не могло прийти, что вы так со мной поступите. И не раз. Вы поступали так очень долго. Даже когда ушли на войну, даже когда попали в больницу… и потом, когда мы с тобой общались…
Она покачала головой, слезы капали ей на колени.
– Знаю, – сдавленно проговорил я. – Прошло слишком много времени, и казалось невозможным отыграть назад. Когда Коннор ушел, я подумал, что не нужно ничего делать. Всё равно в то время я не мог написать ни слова. Все мои слова умерли, и я думал, что уже никогда их не найду. Я думал, что, рассказав тебе правду, причиню тебе еще больше боли.
– Мне больно из-за всего этого! – закричала Отем, вскидывая голову. – Нельзя измерить степень и меру этой боли; есть то, что случилось, и всё случившееся ужасно. Ты заставил меня полюбить Коннора, а потом он ушел, забрав с собой все слова.
– Ты права, – сказал я и попытался взять ее за руку. – Ты права. Я совершил сотню ошибок, и у меня закончились оправдания. Я люблю тебя…
– Перестань это повторять! – Отем отдернула руку и встала. – Ты не имеешь права говорить это сейчас.
– Я должен. – Я повысил голос. – Мне нужно произносить эти слова своим собственным голосом. Последние несколько месяцев были лучшими в моей жизни. Я выжил только благодаря тебе.
– Нет…
– Клянусь Богом, Отем: всё, что я написал, всё, что мы говорили друг другу до сего момента, было правдой.
– Правда, – прошептала она. – Правда – единственное, что мне нужно, но она каждый раз выскальзывает из моих пальцев.
– Твоя любовь была настоящей, просто ты любила не Коннора. – Глаза защипало от слез. – Ты любила меня.
Наши взгляды встретились, и на миг мне показалось, что появилась надежда. Я видел в глазах Отем желание простить меня.
– Та ночь на диване, – проговорила Отем. – Боже, я еще никогда так сильно не хотела мужчину. Я винила текилу и одиночество, но в глубине души знала, что между нами было что-то большее.
– Так и было.
Она покачала головой, посмотрела в потолок.
– Я прямо спросила тебя, написал ли Коннор те письма, а ты ответил «да». Я спросила Коннора, он ли написал те письма, и он ответил «да». Я поверила вам обоим. Я вам доверяла. Но ты не доверил мне свои чувства. Я переспала с Коннором по собственной воле, но после этого осталась с ним и спала с ним снова и снова, из-за затеянной вами игры. Вы водили меня за нос до самого отъезда на фронт. И когда я уже думала, что между мной и Коннором всё кончено, начали приходить письма из тренировочного лагеря. Боже мой, Уэстон, я влюбилась в эти письма всем сердцем.
«Она влюблена в мою душу, а моя душа – это ты».
– Прости меня, Отем. Мне так жаль.
Она покачала головой, взгляд ее был прикован к окну, за которым уже темнела холодная ночь.
– Самое печальное в том, что Коннор замечательный человек. Возможно, нам и не предначертано было быть вместе, но ему не стоило всё это проделывать.
– Он видел в тебе то же, что вижу я, – тихо сказал я. – Он знал, что, получив твою любовь, должен сделать всё, чтобы ее удержать. Только полный дурак смог бы от тебя отказаться.
– Но моя любовь предназначалась тебе, Уэстон. Вся моя любовь. Всё это время. Всё это время я хотела быть с тобой, но теперь…
– Не говори, что уже слишком поздно. Пожалуйста. Я не могу… – Я умолк, не в силах закончить фразу. В глазах стояли слезы.
– Знаешь, – сдавленным от рыданий голосом произнесла Отем. – Я читала те чудесные письма из тренировочного лагеря и думала: «Боже мой, всё это ради меня. Эти невероятные мысли и чувства воплотились в стихи и посвящены мне, они продиктованы любовью… И всё это для меня».
– Они предназначались тебе, – хрипло подтвердил я. – И до сих пор предназначены. Каждое слово в тех письмах – правда.
– Потому что ты меня любил.
Голос девушки сорвался, и мое сердце облилось кровью.
– Да.
– Ты так сильно меня любил, что, вернувшись из тренировочного лагеря, ничего не сказал. – Ее полный боли взгляд рвал мою душу на части. – А мы с Коннором отправились прямиком в постель.
Я закрыл глаза, объятый стыдом и чувством вины, а когда снова открыл, Отем протягивала руку к своей сумочке, лежащей на диване.
– Мне пора.
Когда она проходила мимо моего кресла, я схватил ее за руку.
– Отем, подожди. Могу я?.. Мы можем еще поговорить? Пожалуйста?
«Не может быть, чтобы всё закончилось вот так».
– Не знаю, Уэстон. Сейчас мне нужно побыть одной.
Я прижался губами к тыльной стороне ее ладони, потом заговорил, так что мои губы почти касались ее кожи. Я отчаянно надеялся, что эти слова проникнут в ее кровь и найдут путь к ее великодушному сердцу.
– Ты не заслужила всего этого, а я не заслуживаю второго шанса, но в последний раз побуду эгоистом и попрошу о прощении. Потому что сама мысль о том, чтобы жить без тебя… – Я зажмурился и прошептал: – Это невыносимо, Отем.
Несколько секунд она стояла, не двигаясь.
В молчании.
Потом выдернула руку из моих пальцев и ушла, тихо прикрыв за собой дверь.