Код да Винчи

Глава 26
Несмотря на репутацию величайшего в мире произведения искусства,
«Мона Лиза» была совсем небольшой картиной, размером тридцать один
на двадцать один дюйм, то есть даже меньше репродукций с ее
изображением, продававшихся в сувенирном киоске Лувра. Она висела на
северо-западной стене за пуленепробиваемым стеклом толщиной два
дюйма. Написана она была маслом по дереву, на популярной в те времена
среди живописцев доске из тополя, а словно затягивающая полотно
туманная дымка свидетельствовала об умении да Винчи пользоваться
техникой сфумато, создававшей эффект плавного перехода одной формы в
другую.
Обосновавшись в Лувре, «Мона Лиза» – или «Джоконда», как называли
ее во Франции, – дважды похищалась. Последний раз – в 1911 году, когда
она загадочным образом исчезла из «salle impénétrable»
[35]
Лувра под
названием Ле салон карре. Парижане рыдали прямо на улицах и писали
письма в газеты, умоляя воров вернуть похищенную картину. Два года
спустя «Мону Лизу» обнаружили в гостиничном номере во Флоренции,
спрятанную в сундук с двойным дном.
Лэнгдон, дав Софи ясно понять, что уходить никуда не собирается,
вместе с ней двинулся к картине. «Мона Лиза» находилась ярдах в
двадцати, а Софи уже включила фонарик, и тонкий голубоватый луч
высвечивал пол впереди. Софи, точно минер с миноискателем, водила
лучом, стараясь обнаружить следы люминесцентных чернил.
Шагая рядом с ней, Лэнгдон вдруг ощутил волнение – с ним так всегда
бывало, когда предстояла встреча с выдающимся произведением
искусства. Напрягая зрение, он всматривался сквозь красноватое
освещение. Вот слева мелькнул восьмиугольный диван, издали он
напоминал одинокий островок среди мерцающей глади паркета.
И вот Лэнгдон уже начал различать прямоугольник темного стекла на
стене. Он знал, что за этим стеклом в гордом уединении находится самое
прославленное живописное полотно в мире.
Лэнгдону было известно, что статус «Моны Лизы» как самой
величайшей картины в мире не имеет ничего общего с загадочной улыбкой
изображенной на ней женщины.
Не
связан
он
был
и
с
таинственными
интерпретациями,

---

приписываемыми ей искусствоведами разных времен. Все очень просто:
«Мона Лиза» стала знаменита потому, что являлась наивысшим
достижением Леонардо да Винчи как живописца. Путешествуя, он всегда
возил картину с собой. А когда его спрашивали почему, отвечал, что ему
трудно расстаться с этим самым возвышенным изображением женской
красоты, принадлежавшим его кисти.
И все равно многие искусствоведы подозревали, что такая
привязанность Леонардо да Винчи объясняется чем-то иным, нежели
просто художественным совершенством. В действительности полотно
являлось довольно стандартным портретом, исполненным в технике
сфумато. И привязанность Леонардо к этому своему творению, как
утверждали многие, имела куда более глубокие корни: в слоях краски
крылось тайное послание. «Мона Лиза», по мнению ряда искусствоведов,
являлась скрытой шуткой художника. Игривые аллюзии, которые
вызывало это полотно, описаны во многих книгах по искусству, и тем не
менее подавляющее большинство людей были склонны считать главной
загадкой улыбку Джоконды.
Никакой тайны тут нет, думал Лэнгдон, приближаясь к картине и
наблюдая за тем, как на стене все отчетливее вырисовываются очертания
полотна. Абсолютно никакой тайны.
Не столь давно Лэнгдон объяснял тайну «Моны Лизы» довольно
необычным слушателям – группе заключенных в федеральной тюрьме
Эссекса. Семинар Лэнгдона был частью программы, разработанной в
Гарварде и призванной нести культуру в самые отсталые слои населения,
коими считались обитатели тюрем. «Культура для заключенных» – так
называли эту программу коллеги Лэнгдона.
Лекция проходила в тюремной библиотеке. Лэнгдон демонстрировал
слайды и делился тайнами «Моны Лизы» с группой заключенных-мужчин.
К его удивлению, они слушали с интересом и отпускали хоть и грубоватые,
но остроумные реплики.
– Можно заметить, – говорил Лэнгдон, расхаживая перед увеличенным
изображением картины на стене, – что задний план, фон за ее лицом,
неровный. – И он указал, где именно. – Да Винчи изобразил линию
горизонта, и в левой части она у него значительно ниже, чем в правой.
– Под мухой был, что ли? – спросил один из слушателей. Лэнгдон
усмехнулся:
– Нет. Да Винчи не слишком часто напивался. Это один из его
маленьких фокусов. Понизив линию горизонта с сельским пейзажем в
левой части картины, он зрительно увеличил лицо Моны Лизы. Весьма

---

характерный для него прием. Ученые утверждают, что согласно концепции
женского и мужского начал левая сторона всегда считалась женской, а
правая – мужской. Ну и поскольку Да Винчи по своим взглядам был
поклонником женственности, вот он и изобразил ее лицо более
величественным благодаря искривлению горизонта.
– Я слышал, он пидером был, – сказал низкорослый мужчина с
козлиной бородкой.
Лэнгдон поморщился:
– У историков неоднозначное мнение на сей счет. Но вообще-то вы
правы. Да Винчи был гомосексуалистом.
– Так вот почему он баловался этими феминистскими штучками?
– Не совсем так. Да Винчи старался найти баланс между мужским и
женским началами. Верил, что душу человека можно считать
просвещенной лишь тогда, когда в ней счастливо уживаются оба начала.
– Как член с киской? – спросил кто-то.
Аудитория так и покатилась со смеху. Лэнгдон собрался было
углубиться в этимологию слова «гермафродит», рассказать, что произошло
оно из имен двух богов, Гермеса и Афродиты, но внутренний голос
подсказал ему, что здесь этого делать не стоит.
– Скажите-ка, мистер Лэнгдон, – спросил какой-то мускулистый
парень, – а правду говорят, что «Мона Лиза» – это портрет самого да
Винчи в женской одежде? Так многие считают.
– Вполне возможно, – ответил Лэнгдон. – Да Винчи был большим
шутником, к тому же компьютерный анализ «Моны Лизы» и автопортретов
самого да Винчи подтверждает сходство этих двух лиц по основным
антропометрическим показателям. Но что бы там ни замыслил да Винчи, –
продолжил Лэнгдон, – его «Мона Лиза» не мужчина и не женщина. Она
соединяет в себе противоположные свойства. Это слияние двух начал.
– Может, это вы так интеллигентно выражаетесь, как принято у вас в
разных там гарвардах. Вместо того чтобы просто сказать: урод эта Мона
Лиза и больше ничего!
Теперь уже Лэнгдон расхохотался:
– Возможно, вы правы. Но Леонардо да Винчи оставил нам ключ,
подсказку на то, что в портрете соединяются противоположные свойства.
Вы когда-нибудь слышали о египетском боге по имени Амон?
– Черт, еще бы! Конечно! – воскликнул какой-то здоровяк. – Это же бог
мужской силы!
Лэнгдон был потрясен.
– Так написано на каждой упаковке с презервативами «Амон». –

---

Здоровяк ухмыльнулся. – И на ней еще нарисован парень с бараньей
башкой, а ниже сказано, что это египетский бог плодовитости.
Лэнгдону была неизвестна эта марка, оставалось лишь порадоваться
тому, что производители этого профилактического средства выбрали
удачное название.
– Молодец! Да, Амона действительно изображали в виде мужчины с
головой барана. Известна неразборчивость в связях этого животного, ну а
изогнутые рога лишь призваны подчеркнуть напор и сокрушительную
сексуальную силу. У нас таких мужчин называют на сленге «боец».
– Правда, что ли?
– Правда, – ответил Лэнгдон. – А известно ли вам, кем была партнерша
Амона? Египетская богиня плодородия. Как ее звали?
Аудитория молчала.
– Изис, или Исида, – сказал Лэнгдон и взял кусок мела. – Итак, у нас
имеется бог-мужчина, Амон. – Он написал на доске ото слово. – И богиня-
женщина, Изис. В древности ее имя египтяне отражали пиктограммой,
которую можно прочесть как Л' ИЗА.
Лэнгдон дописал и отступил на шаг от доски.
АМОН Л' ИЗА
– Ну, смекаете, что у нас получилось? – спросил он.
– Мона Лиза… святый Боже! – ахнул кто-то из заключенных. Лэнгдон
кивнул:
– Так что, как видите, джентльмены, не только лицо Моны Лизы
представляет собой загадку. Само ее имя является анаграммой
божественного слияния двух начал, мужского и женского. Это и есть
маленький секрет да Винчи, именно поэтому Мона Лиза так загадочно
улыбается нам. Будто знает нечто особенное, недоступное больше никому.
– Дедушка был здесь! – воскликнула Софи и резко опустились на
колени футах в десяти от картины. И указала на высвеченное фонариком
на паркетном полу пятно.
Сначала Лэнгдон ничего не увидел. Затем, опустившись на колени
рядом с ней, разглядел крошечную капельку высохшей жидкости,
издававшую слабое свечение. Что это? Чернила? И тут он вспомнил, как
обычно используются специальные маркеры. Кровь! Софи права. Перед
смертью Жак Соньер действительно нанес визит «Моне Лизе».
– Он бы сюда просто так не пришел, – прошептала Софи и поднялась. –
Знаю, где-то здесь он оставил мне еще одно сообщение. – Она подбежала к
картине и осветила пол прямо под ней. Потом начала водить лучиком света
по голому паркету. – Здесь ничего!

---

В этот момент Лэнгдон различил на пуленепробиваемом стекле какое-
то слабое свечение. Взял Софи за руку и медленно притянул ее к себе.
Теперь оба они смотрели на картину.
И застыли, точно громом пораженные.
На стекле поперек лица Джоконды высвечивались красным шесть слов.

---