Традиция — текст — фольклор

отца царевны сам В.Я. Пропп замечает следующее: «Отцу чаще всего 
приписывается задавание трудных задач, как действие, вытекающее из 
враждебного отношения к жениху» [Пропп 1928, с. 88]. По этому своему 
действию отец невесты может быть отнесен к типу II (испытатель). Са-
ма же царевна («искомый 
61 

---

персонаж», по определению В.Я. Проппа) совпадает с нашим классом ко-
нечная сказочная ценность. 
Все операции, производимые выше по выделению групп и классов, ос-
новываются на идее противопоставленности одних семантических и функ-
циональных элементов другим и имеют своим результатом дробное чле-
нение типа классификационной схемы, в которой распределяется матери-
ал. На самом же деле распределение действующих лиц в конкретных ска-
зочных текстах носит не дискретный, а непрерывный характер. Это отчас-
ти связано с некоторым расхождением между статической сказочной мо-
делью мира и динамическим функционированием элементов этого мира в 
сюжете. Подобное расхождение в сказке — с ее «героецентричностью» и 
распределением всего и вся по принципу дружественности и недружест-
венности, помощи и вражды к герою — гораздо больше, чем в мифе. 
Когда мы пытаемся установить четкие границы между различными груп-
пами персонажей и реалий (не только между помощниками и дарителями, 
но и вредителями, а также классом сказочных ценностей и объектов), 
мы сталкиваемся с тем, что все эти группы не имеют раз и навсегда уста-
новленного статуса по отношению к герою и могут выступать в самом раз-
ном качестве. 
Разнообразные элементы враждебного мира могут быть нейтрализова-
ны и даже использованы героем в своих целях — т. е. могут выступить в 
роли помощников. И наоборот, некоторые волшебные средства (безраз-
личные к обладателю) похищаются у героя и используются против него. 
Вредитель может выступить под маской дарителя и даже в действитель-
ности оказаться вынужденным дарителем («волшебный вор») и т. д. Эта 
многовалентность и изменчивость элементов сказочного мира позволяет 
распределить противопоставленных герою действующих лиц в опреде-
ленной последовательности без четкого разделения их на группы. На ее 
противоположных концах окажутся, с одной стороны, вредитель и, с дру-
гой, конечная сказочная ценность, причем эти полярные точки в извест-
ном смысле тоже смыкаются в фигуре невесты-вредителя (колдуньи и т. 
д.), являющейся одновременно объектом и вредителем. 
Изобилие промежуточных случаев в реальных сказочных текстах и соз-
дает основные сложности при попытке полного функционального опреде-
ления персонажа. В известном 
 
62 

---

смысле сказка не знает, например, дарителя, вредителя или помощника 
в «чистом виде». Почти для каждого персонажа может быть допущена 
возможность выполнения им каких-либо иных, зачастую противоположных 
функций. Рассматривать такие случаи как механическое наложение или 
ассимиляцию — неправильно. Это рождает сложности при структурном 
описании сказки и дает ложные представления о самом существе явления. 
Правильнее представить себе его как плавный переход от одного функ-
ционального поля к другому, центрами которых будут «идеальные слу-
чаи»: 
[вредитель]
 
 
 
[даритель] 
I___________________________I 
Размещение действующего лица в какой-либо точке этого функцио-
нального поля будет указывать, таким образом, на наличие у него одного 
признака в большей степени, чем другого. Так, враждебный даритель (на-
пример, Мужичок-с-ноготок, невольно указывающий герою путь в подзем-
ный мир) займет место ближе к вредителю, а вынужденный даритель 
(вроде волшебного вора), враждебность которого по отношению к герою 
явно ослаблена, а идея дарения доминирует, окажется ближе к дарителю.