Герой нашего времени

4-го июня.
Нынче я видел Веру. Она замучила меня своею ревностью. Княжна
вздумала, кажется, ей поверять свои сердечные тайны: надо признаться,
удачный выбор!
– Я отгадываю, к чему все это клонится, – говорила мне Вера, – лучше
скажи мне просто теперь, что ты ее любишь.
– Но если я ее не люблю?
– То зачем же ее преследовать, тревожить, волновать ее воображение?..
О, я тебя хорошо знаю! Послушай, если ты хочешь, чтоб я тебе верила, то
приезжай через неделю в Кисловодск; послезавтра мы переезжаем туда.
Княгиня остается здесь дольше. Найми квартиру рядом; мы будем жить в
большом доме близ источника, в мезонине; внизу княгиня Лиговская, а
рядом есть дом того же хозяина, который еще не занят… Приедешь?..
Я обещал – и тот же день послал занять эту квартиру.
Грушницкий пришел ко мне в шесть часов вечера и объявил, что
завтра будет готов его мундир, как раз к балу.
– Наконец я буду с нею танцевать целый вечер… Вот наговорюсь! –
прибавил он.
– Когда же бал?
– Да завтра! Разве не знаешь? Большой праздник, и здешнее
начальство взялось его устроить…
– Пойдем на бульвар…
– Ни за что, в этой гадкой шинели…
– Как, ты ее разлюбил?..
Я ушел один и, встретив княжну Мери, позвал ее на мазурку. Она
казалась удивлена и обрадована.
– Я думала, что вы танцуете только по необходимости, как прошлый
раз, – сказала она, очень мило улыбаясь…
Она, кажется, вовсе не замечает отсутствия Грушницкого.

---

– Вы будете завтра приятно удивлены, – сказал я ей.
– Чем?
– Это секрет… на бале вы сами догадаетесь.
Я окончил вечер у княгини; гостей не было, кроме Веры и одного
презабавного старичка. Я был в духе, импровизировал разные
необыкновенные истории; княжна сидела против меня и слушала мой
вздор с таким глубоким, напряженным, даже нежным вниманием, что мне
стало совестно. Куда девалась ее живость, ее кокетство, ее капризы, ее
дерзкая мина, презрительная улыбка, рассеянный взгляд?..
Вера все это заметила: на ее болезненном лице изображалась глубокая
грусть; она сидела в тени у окна, погружаясь в широкие кресла… Мне
стало жаль ее…
Тогда я рассказал всю драматическую историю нашего знакомства с
нею, нашей любви, – разумеется, прикрыв все это вымышленными
именами.
Я так живо изобразил мою нежность, мои беспокойства, восторги; я в
таком выгодном свете выставил ее поступки, характер, что она поневоле
должна была простить мне мое кокетство с княжной.
Она встала, подсела к нам, оживилась… и мы только в два часа ночи
вспомнили, что доктора велят ложиться спать в одиннадцать.