Как иностранного

Приехал Игорь (Игорь уже вернулся домой, и поэтому за него можно не беспокоиться),

Игорь приехал (а не пришел),

Приехал Игорь (а не Андрей),

• 
  Приехал Игорь (несмотря на то, что его уже никто не ждал, он все-таки нашел время и приехал),
  

• 
  Приехал Игорь (хотя большинству из присутствующих этого вовсе не хотелось).
  

Причем это далеко не полный перечень смысловых комбинаций, которые потенциально может иметь данное предложение. В определенных ситуациях оно может приобретать такие смысловые оттенки, предвидеть и предсказать которые вообще невозможно, если не знать все существенно значимые для данной ситуации факторы. Например: – Ты же говорила, что машина не заводится. И как же ты ее завела? – Приехал Игорь (т. е. Игорь мне помог).
Приведенные выше примеры показывают, что для правильного понимания речевых единиц необходимо обязательное соотнесение их с речевой ситуацией, с коммуникативным замыслом речевого сообщения, а в ряде случаев и с более широким контекстом, т. е. выходом за текст, возвращением к началу текста, к предыдущим и к начальным репликам. Чаще всего подобные процедуры неизбежны, если учащийся сталкивается с так называемыми «несамодостаточными» предложениями, которые содержат эксплицитную или имплицитную отсылку к антецеденту или к содержанию всего текста. Подобные предложения достаточно часто можно встретить в газетных публикациях. Особенно широко представлены они в заголовках газет (к числу таковых можно отнести заголовки типа: «И это еще не все»; «А что жедальше?»; «Будет ли у них будущее?»; «Так дальше жить нельзя» и т. п.). Уяснить смысл этих заголовков зачастую удается только лишь после детального знакомства с содержанием всей газетной публикации.
Такой сдвиг лингвистики в сторону изучения речи, конкретных коммуникативных актов привел к консолидации всех наук о человеке и человеческой деятельности и зарождению на их стыке новых научных дисциплин – психолингвистики, нейролингвистики, социолингвистики, этнолингвистики, лингвосоциопсихологии. Стало очевидным, что невозможно изучать речь в отрыве от говорящего человека как носителя данного языка, представителя определенной культуры, социального коллектива и как индивида, имеющего свои субъективные черты.
Одним из важнейших результатов наблюдений, проводимых в разных языковы коллективах, стала идея о том, что, несмотря на единство законов логики и познания мира, различные народы обладают определенным специфическим «видением» мира, отражают в языке окружающую их действительность по-разному, и что сама действительность может не полностью совпадать для разных народов. На основе этого наблюдения в лингвистике зачастую делались идеалистические выводы о том, что якобы язык способен формировать общественное сознание (например, гипотеза американских лингвистов Э. Сэпира и Б. Уорфа). Однако в действительности дело обстоит иначе. Национальное своеобразие не только формальных, но и семантических структур различных языков объясняется не тем, что язык доминирует над мышлением, а тем, что язык каждого народа формируется в процессе познавательной деятельности этого народа, а следовательно, «картина мира» создается не языком, а познанием.
Любой язык складывается и изменяется как под влиянием внутренних, системных, так и внешних, экстралингвистических, факторов. История народа, его культура, окружающий его материальный мир, социальные, географические, этнические условия, контакты с другими народами влияют на развитие языка. Специфика разных языков, их национальное своеобразие заключаются в том, что они могут описывать один и тот же предмет, одно и то же явление реальной действительности по-разному, через разные признаки, отдавая предпочтение какому-то одному из них. В качестве наиболее яркого примера национального своеобразия языков выступают слова с зоосемической семантикой. Подобного рода слова обычно возникают на основе свойственного всем народам приписывания животным (и неодушевленным предметам) человеческих черт и качеств, которые затем как бы «обратно» переносятся на человека. При этом следует иметь в виду, что далеко не у всех народов одним и тем же животным приписываются одинаковые качества. Именно поэтому «внутренняя форма» такого рода сравнений в разных языках может быть различной. Так, например, если в русском языке человека, который любит много говорить, болтуна, называют «сорокой», то в китайском языке это понятие ассоциируется с другой птицей – вороной. Смелого, бесстрашного, решительного человека в русском языке называют «тигром», тогда как в английском языке слово tiger имеет сразу несколько метафорических значений – «жестокий человек», «опасный противник», «задира», «хулиган». Русское слово «жук» метафорически может использоваться в значениях «нечестный человек», «жулик», «мошенник». В английском же языке соответствующее слово beetle метафорических значений не имеет. В русском языке словом «свинья» обозначается нечистоплотный, неопрятный человек (или же употребляется как бранное слово с общей отрицательной эмоциональной окраской), в китайском же языке соответствующее слово употребляется для обозначения порочного, похотливого человека. Для узбеков «паук» – символ хитрости; в русском языке это слово используется в метафорическом значении «хищный, злой, скользкий, неприятный человек». Для обозначения же хитрого человека в русском языке, как и в большинстве других европейских языков, используется слово «лиса».
Особую роль в формировании понятийно-языковой базы языков играют географические и климатические факторы. Так, например, существенные различия в географических и климатических условиях разных стран явились причиной того, что в некоторых южных и экваториальных странах красивую девушку или женщину обычно сравнивают с январским цветком, в то время как в странах с более умеренным климатом, например в большинстве стран Европы, – с майской розой.
Слова с одним и тем же предметным значением нередко имеют в разных языках неодинаковую коннотацию, т. е. вызывают у членов разных языковых коллективов разные ассоциации (или не вызывают никаких ассоциаций). Так, например, слово «черемуха» инициирует у русского человека воспоминание о весне, природе, в то время как английское слово bird cherry, имеющее то же предметно-понятийное значение, для англичанина или американца остается только названием малоизвестного растения и не вызывает никаких эмоций.
Практика перевода дает большое количество примеров выпадения тех или иных смысловых оттенков, нюансов и лакун в силу неполного соответствия лексики оригинала и того языка, на котором осуществляется перевод. Так, например, некомпенсированную смысловую лакуну при переводе с русского языка на английский дает различие в русском языке личных местоимений ты и вы, которые в английском языке выражаются недифференцированно, одним словом you.
К числу наиболее ярких примеров неполного совпадения по семантическому наполнению и широте отнесенности соэквивалентных для сопоставляемых языков понятий можно отнести слово друг. Понятие, именуемое этим словом, существует во всех без исключения языках. Однако социальная и психологическая дистанция между субъектом и человеком, которого называют другом, например, в немецком языке значительно короче, чем это зафиксировано в русском или английском эквивалентах этого слова, и ряд лиц, которых русский, англичанин или американец непременно назвал бы друзьями, для немца попали бы в разряд приятелей или просто знакомых.
Проводя сопоставительный анализ соэквивалентной в переводе лексики разных языков, практически для любых слов можно выделить их неполное семантическое, коннотативное или ассоциативное соответствие, обусловленное культурными различиями. Еще более удивительные языковые различия дает сопоставление грамматической структуры некоторых языков. Рассмотрим в качестве иллюстрации пример известного американского лингвиста Э. Сэпира. В одной из своих работ, описывая сцену восприятия различными языковыми коллективами одного и того же фрагмента действительности, он пишет, что, когда мы наблюдаем объект, принадлежащий к классу «камни», который летит во время извержения вулкана на землю, мы непроизвольно анализируем это явление и разлагаем его на два конкретных понятия – понятие камня и понятие акта падения. Связав эти понятия вместе с помощью формальных приемов, присущих английскому языку, мы говорим: the stone falls. В немецком и французском языках необходимо выразить в слове камень еще и категорию рода. В языке индейского племени чиппева нельзя построить это выражение, не указав, что камень является неодушевленным предметом, хотя нам этот факт представляется совершенно несущественным. Если мы, англоговорящие, считаем категорию рода абсолютно несущественной, русский может спросить, почему мы думаем, что необходимо в каждом случае специально указывать, понимаем ли мы этот камень или вообще какой-то объект определенно или неопределенно, почему для нас имеет значение различие между the stone и a stone. Индеец племени кватиутл из Британской Колумбии выскажет недоумение по поводу того, что мы не считаем нужным специально отразить факт видимости или невидимости этого камня для говорящего в момент продуцирования речи, а также указать, к кому ближе всего находится камень – к говорящему, слушателю или к третьему лицу. Мы считаем необходимым указать на то, что падающий объект один, а индеец племени кватиутл в отличие от индейца племени чиппева, может от этого факта абстрагироваться и построить высказывание, одинаково верное для случая, когда речь идет об одном камне и нескольких камнях. Более того, ему не нужно заботиться о том, чтобы указать время падения камня. В языке индейского племени нутка комплексное явление, отражающее падения камня, анализируется по-другому. Про камень отдельно упоминать необязательно, употребляется только одно слово, глагольная форма, причем она понимается не менее однозначно, чем английское предложение. Этот глагол состоит из двух основных элементов: первый указывает на движение или положение камня или камнеподобного объекта, а второй выражает движение сверху вниз. Мы можем как-то приблизиться к пониманию этого слова в языке племени нутка, если допустить существование непереходного глагола типа «камнить», отражающего движение или положение камнеподобного объекта. Тогда наше исходное предложение «Камень падает» можно представить формой «камнит». Это предложение как раз и будет функционально-смысловым аналогом исходного английского предложения.
Представленные выше примеры наглядно показывают, что восприятие и осмысление мира человеком, процессы его памяти, мышления и воображения вооружены и одновременно ограничены той конкретно-исторической системой значений, несущей в себе совокупный общественный опыт, которая присуща той или иной социальной общности, той или иной культуре. Общечеловеческие инварианты этих систем обусловлены сходством жизнедеятельности различных социальных общностей и народов, наличием общечеловеческой культуры. Различие языка – это не столько различные обозначения одного и того же предмета, сколько разные видения его. Незнание культурных, исторических, социальных, политических фактов, а также условий жизни другого народа может явиться непреодолимым препятствием для понимания текста-ориги-нала, а стало быть, и для перевода. Вот почему без учета всех экстралингвистических факторов, постоянно взаимодействующих с внутренними законами развития языка, невозможно представить себе современную теорию коммуникации.
Проблемы, которые решаются в современной теории коммуникативной деятельности, являются первостепенными не только для лингвистики и психологии речи, но и для методики преподавания русского языка как иностранного. Поэтому в указанных научных направлениях используются одни и те же термины, хотя в их понимании нет полного совпадения: «мотив деятельности», «механизм речевой деятельности», «восприятие речи», «речепорождение», «речевое действие», «преобразование (трансформация)», «перестановка (пермутация)», «замена (субституция)», «базисные глубинные и поверхностные структуры», «внутренняя и внешняя речь», «индивидуальное языковое сознание», «ментальный лексикон», «языковая личность», «уровень языкового (речевого, коммуникативного) развития личности» и т. д. С точки зрения современного подхода к коммуникации и коммуникативной деятельности использование языка может быть адекватным только при условии учета абсолютно всех компонентов, составляющих речевую деятельность. Вот почему в качестве первоочередных задач изучения коммуникативной деятельности выдвигаются следующие задачи: функции языка, виды общения, речевые действия и последовательность их актуализации, коммуникативные компетенции, ситуации общения и регистры языка, зависящие от типа ситуации; роли, отношения между собеседниками; суждения о приемлемости/неприемлемости использования тех или иных высказываний, процессы и стратегии речепорождения и речевосприятия, описание речевых механизмов и т. д. Установление и анализ перечисленных компонентов возможно лишь в процессе изучения и моделирования конкретных коммуникативных актов.