«Концепт смысла жизни и смерти в поэзии Ф. Сологуба»

Концепт смысла жизни и смерти в романе «Творимая легенда».


«Творимая легенда» - один из самых интересных романов Ф. Сологуба. Одним из наиболее важных аспектов в изучении художественного своеобразия «Творимой легенды» являются особенности жанровой структуры произведения. Жанр в «Творимой легенде» подвергается значительной трансформации по сравнению с традиционной системой жанров.
Анализ жанрового уровня позволяет выяснить смысл новаторства произведения Сологуба, а также скорректировать представление о начатом символизмом и далее развитом авангардом процессе «жанровых кризисов и колебаний» (определение И. ван Баака). [24, с.3]
Единственным монографическим исследованием «Творимой легенды» стала появившаяся в 1960 году за рубежом работа Й. Холтхузена «Роман - трилогия Ф. Сологуба («Творимая легенда»)». В ней ученый освещает вопросы публикации романа, сравнивая его первую и вторую редакции; анализирует роль фантастики в произведении, его стиль и композицию. [24, с.4]
В трилогию входят романы «Капли крови», «Королева Ортруда» и «Дым и Пепел». В первоначальной публикации роман назывался «Навьи чары» и представлял собой тетралогию.
Мир Сологуба – это двоемирие, но двоемирие особого рода. Сологубовский мир распадается на «кошмар окружающей действительности» и «сокровенный мир», сигналы из которого доходят до нашей обыденности в виде неясных проблесков: снов, «волнений мечты», «надежд внутренней неспокойности». Этот мир проступает в «кошмарной действительности» в виде «просветов жизни», к которым писатель справедливо причисляет красоту и любовь. И одну из центральных доминант этого мира образует идейно-художественная оппозиция «жизнь – смерть». [9, с.136]
Как известно, эта проблема далеко не нова в русской литературе, и шире – в русской философии. По справедливому замечанию Ю. М. Лотмана, «трагическое противоречие между бесконечностью жизни как таковой и конечностью человеческой жизни есть лишь частное проявление более глубокого противоречия между лежащим вне категорий жизни и смерти генетическим кодом и индивидуальным бытием организма. С того момента, как индивидуальное бытие превращается в бытие сознательное (бытие сознания), это противоречие из характеристики анонимного процесса превращается в трагическое свойство жизни». [14, с.49]
Линейное построение культуры делает проблему смерти одной из доминантных в её системе. [9, с.136]
Понятие смерти (конца) не может быть решено простым отрицанием уже потому, что здесь пересекаются космические и человеческие структуры. Понять место смерти в культуре – это значит осмыслить её в прямом значении этих
слов, то есть приписать ей смысл. А это, в свою очередь, предполагает включение её в некий смысловой ряд, определяющий, в частности, наборы её синонимов и антонимов. [9, с.136]
«Сын больного века», «духовный странник» [24, с.24], Федор Сологуб и в дилемме «жизнь – смерть» расставил свои идейные акценты. Писатель словно перестраивает традиционное представление о жизни и смерти. Смерть в произведениях Ф. Сологуба, как это ни парадоксально, – весьма положительный персонаж. Одним из критиков она даже была названа его «Прекрасной Дамой» [4, с.126].
В смерти писатель видел не только выход из ущербной, кошмарной действительности, но и приобщение к высшей реальности – правде. Не случайно в его произведениях умирают лучшие, достойные люди, обычно дети. Писатель построил некое триединство двух оппозиционных понятий – «жизнь – смерть»: «жизнь – страдание» – «жизнь – радость» – «смерть – избавление». [9, с.136]
Эта схема наполняется конкретным содержанием в каждом произведении Ф. Сологуба. Проиллюстрируем это утверждение несколькими цитатами из романа «Капли крови». [9, с.136]
Семантика концепта «смерть» в романе вполне определённа: полюбить – умереть (Елисавета о жене Триродова);
Егорка уже терял сознание… Вдруг мгновение радости – и оно погасло… Опять жить? Стало в душе странно, тихо, равнодушно… (мысли Егорки после освобождения из могилы) [19, с.77].
Опираясь на приведённые примеры (а в романе они все выдержаны в едином ключе), представляется возможным очертить лики смерти – это «смерть – сон, в котором забывается индивидуальность», «жало смерти – грех», «смерть – тьма – кара за проступок», смерть – «утешительница». В качестве иллюстрации приведём несколько примеров из монологов и диалогов главного героя романа, землевладельца, учёного (алхимика, колдуна), педагога-поэта Триродова о жизни:
– …жизнь трагична… Беспощадною силою иронии разрушает она все иллюзии… (Триродов Петру)
– А зачем успокоенность и лёгкость в жизни? – возражала Елисавета. – Хочу огня и страсти. Пусть погибну. Сгорю в огне восстания и восторга, – пусть!
– Да, – сказал Триродов, – …и тогда будет новая твориться жизнь. Нужна ли она?
– Я живу в странном и неверном мире. Живу – а жизнь проходит мимо, мимо ме-
ня… Проходит жизнь, как сон, безумный и мучительный… И пустая, и бесцельная влачится жизнь к каким-то неведомым пределам» (Триродов – Елисавете);
– Жизнь – кошмарный сон, недоумение, страх, жестокость, мучения, боль… встанет очертаниями жизнь творимая и несбыточная (Триродов – Елисавете);
- Живут, на самом деле живут только дети… Живы дети, только дети… Зрелость – это уже начало смерти (Триродов – Елисавете) [19, с.77].
Таким образом, тема «жизни – смерти» в творчестве Ф. Сологуба оказывается напрямую связанной с образами детей, темой детства. Важно отметить, что писатель рассматривал детство и детей в принципиально ином ракурсе, напрямую связанном с окружающей его действительностью, где, по твёрдому убеждению, писателя, дети не могут быть счастливы.
Глубокое возмущение у Сологуба вызывало истязание малолетних: «Бьют потому, что дети слабы и не могут себя защитить...» [21, с.294]. Он основывается на личном опыте, на воспоминаниях о собственном положении кухаркиного сына, жившего из милости в доме богатых господ. [9, с.136]
В романе представлены два пути изменения мира согласно желаниям. Один – путь революции, по Сологубу путь смерти или мнимого преображения мира. Путь же подлинного преображения мыслился писателем в русле федоровской космической утопии, которая ставит перед человечеством три основных задачи, т.е. регуляция природы и влияние на эволюцию, воскрешение предков, управление космическими процессами. Все эти задачи и призван разрешить главный герой романа Георгий Триродов. Согласно Федорову человек возникает через внутреннее «самопревосхождение», он как бы рожден дважды: природой и самым собой. Триродов способен пережить смерти, воскреснуть во плоти, как бы родиться в третий раз. Герой Сологуба – поэт и философ, его кабинет описан как музей, хранящий память об ушедших поколениях и культурах, но, что особенно важно, он – ученый. «Наука станет знаменем земли как небесного тела, и знаменем других планет, как земель» - писал Федоров. [17, с.130]
Центром событий романа является усадьба Триродова, называемая Навьим двором, расположенная рядом с кладбищем.
Сологуб пишет: «О доме шла дурная молва… говорили, что он населен привидениями и выходцами из могил… рассказывали, что видели на воротах загадочную надпись: «Вошли трое, вышли двое». [17, с.131]
Усадьбу свободно посещают покойники; при помощи химических веществ, активизирующих психическую энергию, Триродов вызывает и их могил и затем отправляет обратно.
Он научился управлять временем. В его доме обитают загадочные тихие мальчики, воскрешенные им подростки, наделенные сверхъестественными способностями: они могут в любое время появиться или исчезнуть в любой точке пространства, они обладают неограниченной физической силой, умеют передавать и читать мысли на расстоянии (своеобразные первоцветы грядущей федоровской психократии). [17, с.131]
Наконец, в романе нашли художественное воплощение не только мысли о регуляции природы и воскрешении мертвых, но также и космическая идея философа. [17, с.131]
Триродов, овладевший энергией живых тел и растений, строит в усадьбе космический корабль (в основу изобретения положен принцип федоровского электрохода), который в любое время может отделиться от земли, выйти на орбиту и начать жить жизнью планеты, что, в конце концов и происходит в романе. [17, с.131]
Таким образом, в Творимой легенде нашли художественное воплощение основные положения федоровского проекта. По-видимому, Сологуб, взыскующий жизни вечной и воскресения во плоти, увидел на какое-то время в учении философа разрешение мучившего его с детства вопроса о бессмертии.
Однако воздействие идей Федорова на Сологуба не было абсолютным. Писателя притягивал и одновременно отталкивал определенный позитивский крен Философии Общего дела.
Притягивал потому, что по своему характеру и образованию Сологуб был более склонен к точному знанию, чем к мистике, и всегда с глубоким почтением отзывался о науках.
«Если бы я начинал жизнь снова, - я стал бы математиком. Математика и теоретическая физика были бы моей специальностью». – Сологуб Ф. [17, с.132]
Глубокие переживания детских страданий приводили писателя к «самому мучительному вопросу человеческого сознания и совести»: «действует ли в этом мире Промысел Божий»? (Н. Бердяев). [9, с.136]
Дети у Сологуба не просто лишены своих ангелов-хранителей и оставлены Богом. Писатель идёт ещё дальше: он готов бросить упрёк в том, что Господь прощает зло, которое обрекает невинных малюток на заклание. [9, с.137]
Таким образом, думается, образами детей в творчестве Ф. Сологуба примиряется оппозиция «жизнь – страдание» – «смерть – утешение», а двоемирие писателя поглощается картиной цельного мира, способного к возрождению благодаря детской чистоте и невинности. [9, с.138]
Выводы

Проделанная работа позволяет сделать вывод о том, что композиционный рисунок романа при всей внешней «нестройности» является вполне целостным и завершенным. Исследование внешней организации романа показывает, что заглавие, начала и концы произведения сообщают о его единстве. Изучение внутренней организации также позволяет заключить, что постройка сологубовского творения упорядочена и держится на разнообразных ассоциативных связях между персонажами, событиями, эпизодами, деталями.

«Творимой легенды» имеет несколько конфигураций, пронизывающих собою весь роман. В результате контрапунктная фактура произведения строится в виде переплетения различных тематических линий: тема революционного творчества сходится с темой творческого пересоздания действительности в акте индивидуальной воли и т.д. Изучая эпизоды, в которых происходит совмещение этих линий, схождение «нитей», мы нашли, что в основе «Творимой легенды» лежит глубокое, организующее атмосферу книг Сологуба, связующее все воедино поэтическое и философское размышление о всегда возникающих в человеческой жизни перекрестках двух сошедшихся в одной точке взглядов, судеб, душ.
В процессе анализа «Творимой легенды» мы выделили многообразные связи между «пальмскими» и «российскими» главами романа. Эти связи заключаются в общности тем, мотивов, фраз, деталей. Предметы, формы, цвета - все включается в ассоциативную игру и подразумевает пространственные и временные параллели между героями и событиями.
Есть связи и более глубокие, которые осуществляются через сложный процесс пародирования, зеркального дублирования и раздвоения. Они заметны лишь при более тщательном изучении романа. Это справедливо и по отношению к описаниям героев (портреты Триродова), и по отношению к номенологическим феноменам трилогии, и по отношению к физическим описаниям.