Курсовая рабota архаизмы в баснях И. А. Крылова

Какой-то Повар, грамотей,
С поварни побежал своей
В кабак (он набожных был правил
И в этот день по куме тризну правил)².
Править тризну – «устраивать поминки». Иронический оттенок имеет и употребление слова «ритор» в той же басне:
Тут ритор мой, дав волю слов теченью,
Не находил конца нравоученью³.
Ритор – «упражняющийся в красноречии» – отмечается в словаре 1847 года⁴.
В наших современных словарях уже усилен оценочный характер этого слова: «оратор, говорящий многословно и напыщенно. Сегодня, когда многие изучают риторику, таких комментариев о значении этого слова практически не потребуется.
Пустынник (басня «Пустынник и Медведь») – «человек из религиозных соображений поселившийся в безлюдном месте и отказавшийся от общения с людьми; отшельник». Пустынь – сначала называлось место, где жил отшельник, а потом и монастырь, который иногда возникал на таком месте¹.
Вот басня «Хозяин и Мыши»:
Коль в доме станут воровать,
А нет прилики вору,
То берегись клепать
Или наказывать всех сплошь и без разбору².
Если слово сплошь понятно всем, то три слова здесь нуждаются в объяснении: коль имеет значение «если» (это условный союз), существительное прилика означает «улика»; клепать – «ложно обвинять кого-либо в чём-либо»³.
Трудно сказать, почему ушло из языка слово «поварня»:
Какой-то Повар, грамотей,
С поварни побежал своей
В кабак⁴.
Общий контекст басни и сегодня позволяет догадаться, откуда убегает Повар: конечно, с кухни. Есть и такие устаревшие слова, у которых в современном языке сохранились «близкие родственники» – однокоренные синонимы. Поэтому о значении лексико-словообразовательных архаизмов чаще всего можно догадаться, не прибегая к словарю. Примеры таких слов мы также найдем у Крылова. В басне «Бритвы» встречается существительное «знакомец» – «знакомый человек»:
С знакомцем съехавшись однажды я в дороге,
С ним вместе на одном ночлеге ночевал⁵.
Теперь знакомого человека мы называем словом «знакомый». А если кто-то употребляет слово «знакомец», то воспринимается оно как разговорное. В басне И. А. Крылова «Лев на ловле» используется слово «съобща»:
Собака, Лев да Волк с Лисой
В соседстве как-то жили,
И вот какой
Между собой
Они завет все положили:
Чтоб им зверей съобща ловить,
И что наловится, все поровну делить¹.
Актуализация прослеживается относительно чистоты, т.е. правильности произведения из-за использования, с одной стороны, вообще пассивной лексики, а с другой – архаизмов:
В кустарнике залегши у дороги,
Разбойник под вечер добычи нажидал,
И, как медведь голодный из берлоги,
Угрюмо даль он озирал.
Посмотрит, грузный воз катит, как вал².
Современники Крылова и современные исследователи творчества писателя отмечали: «В басне у него выразился чисто русский сгиб ума, новый юмор, незнакомый ни французам, ни немцам и ни англичанам, ни итальянцам»³ Н.В. Гоголь.
Слово может трансформировать информацию об идиостиле автора/писателя, норме и/или функциональном стиле. Как утверждает М.М. Бахтин, любое слово является полифоничным и преднаходимым⁴.
Тут Нищему Фортуна вдруг предстала
И говорит ему:
«Послушай, я помочь давно тебе желала;
Червонцев кучу я сыскала;
Подставь свою суму;
Ее насыплю я, да только с уговором:
Все будет золото, в суму что попадет,
Но если из сумы что на пол упадет,
То сделается сором»¹.
Во все времена, еще с античных риторик, одним из необходимых или, лучше сказать, важных качеств, по которым определялась речь, являлась уместность, т.е. адекватность средств языка по отношению к условиям и целям общения.
Ниже предлагаем случай использования архаизма, который противоречит категории уместности:
«Довольно ль?» – «Нет еще». – «Не треснула б». – «Не бойсь».
«Смотри, ты Крезом стал». – «Еще, еще маленько:
Хоть горсточку прибрось».
«Эй, полно! Посмотри, сума ползет уж врозь»².
Следует выделять такие виды уместности: 1) личностно-психологическая; 2) контекстно-ситуативная; 3) жанрово-стилистическая.
В языке крыловских басен встречаются отдельные слова, впоследствии вышедшие из употребления или сохранившиеся в диалектах, например, купчина, смурый, супротив: «Купчина выстроил амбары» (Хозяин и Мыши); «Какой-де откупщик и самый тороватый. Не давывал секретарям» (Синица); «Куда ты там запал? Поди сюда скорей» (Купец); «И стала супротив на каменной скале» (Лев, Серна и Лиса).
Интересным оказывается тот факт, что архаические единицы, имеющие ограниченное употребление и представленные лишь в поэзии, позднее стали восприниматься как специфические приметы условий употребления, и, таким образом, сформировался разряд новых слов – «поэтизмы». Наприме, в басне И. А. Крылова
«Слон и Моська» использование архаизма «отколе»:
По улицам Слона водили,
Как видно напоказ –
Известно, что Слоны в диковинку у нас –
Так за Слоном толпы зевак ходили.
Отколе ни возьмись, навстречу Моська им¹.
Гораздо сильнее Крылов в тех произведениях, которые представляют собой аллегорическую сатиру или жанровые картинки, написанные с беззлобным юмором и тонким знанием русского быта. Народность – вот особенность творчества, которая предполагает и обращение к средствам народной речи, помогающей передать характеры и ситуации, взятые из русской жизни.
Создавая свои аллегории, он использует образы фольклора. Так, низшие классы, страдавшие от власть имущих, изображались зачастую в образах «овец», «рыб» – «бессловесных тварей», а их обидчики – главным образом в виде волка (грубого хищника, нагло попирающего законы социально правильного поведения) или лисы, которая хитро прикрывает свои дела лицемерием.
Какой жизненности достигает Крылов в обрисовке хищника-судьи (типа, созданного русской жизнью и ставшего непременным объектом русской сатиры с XVII века, с повести «Шемякин суд»), видно из басни «Лисица и Сурок». У Лисы, которая была «в курятнике судьей», «утратила в делах здоровье и покой» и за взятки была изгнана со службы, по словам Сурка, часто было «рыльце в пуху». Таковы и многие современные поэту чиновники:
Иной при месте так вздыхает,
Как будто рубль последний доживает.
И, подлинно, весь город знает,
Что у него ни за собой,
Ни за женой;
А, смотришь, помаленьку
То домик выстроит, то купит деревеньку!¹
Он сохраняет привычную структуру басни – «рассказ» и «мораль», нравоучительный вывод в конце. Но, пожалуй, ярче оказывается именно «рассказ», так как он позволяет наилучшим образом проявиться таланту Крылова – художника нравов, летописца-сатирика, высшее достоинство которого – народное видение мира. Оно сказывается и в выборе сюжета, и в характере той лукавой, простодушной иронии, которая так свойственна народному представлению о смешном.
«Главные достоинства их – прекрасный язык, сжатый и выразительный, глубокое и тонкое знание человеческого сердца, умение только при помощи слов и разговоров действующих лиц рисовать их характерные, типичные черты...»².
в) для создания комического эффекта, иронии, сатиры, пародии (обычно в фельетонах, памфлетах);
г) для речевой характеристики персонажа (например, лица духовного звания).
Кроме того, важно подчеркнуть, что при анализе стилистических функций устаревших слов в том или ином художественном произведении следует учитывать время его написания, знать общеязыковые нормы, которые действовали в ту эпоху. Ведь для писателя, жившего сто или двести лет назад, многие слова могли быть вполне современными, общеупотребительными единицами, еще не перешедшими в пассивный состав лексики.
Таким образом, изучение басен Крылова дает возможность на примерах конкретных слов показать реальную жизнь языка, показать, какие огромные изменения претерпел русский язык со времен Крылова: одни слова совсем вышли из системы языка («поварня», «прилика»); другие слова, стилистически нейтральные во времена Крылова, сейчас стали разговорными или просторечными («грамотей», «червонец»); ряд слов вышел из системы литературного языка и сохранился только среди части его носителей («дресва», «клеть», «приход»).