Леонид Билунов три жизни роман-хроника

МОИ ПРОЕКТЫ
1
Мой рабочий день в Париже заполнен телефонными звонками. Постоянно звонит то стационарный, то один из мобильных, то факс. Некоторые номера знают только близкие друзья. Телефоны связывают меня с нужными людьми. Недостаточно просто иметь деньги, нужно знать, где и как их применить — на том стоит весь капитализм. Мой опыт, знание людей и ситуации в бывшем Союзе дают мне возможность привлекать капиталы туда, где они могут принести больше пользы.
Почти все мои проекты связаны с Россией. Среди них и строительство гостиниц, и прокладка дорог, и реставрация одного из незамерзающих северных портов страны. Всю эту зиму меня не отпускала одна настойчивая мысль. Сначала я не говорил об этом почти ни с кем, но потом, когда проект начал вырисовываться у меня в голове, стал осторожно посвящать в него моих близких и всех тех, кто помогает мне в работе.
Я просыпался среди ночи и шел в библиотеку, чтобы провести за письменным столом час или два. Иногда я уходил от застолья с друзьями и, приехав домой, начинал заново пересчитывать затраты, объем работ и возможный в ближайшие годы доход.
Оправдание затрат и получение прибыли — основной закон любого бизнеса. Без этого никого не увлечь никаким проектом, каким бы заманчивым он ни казался. Но не от подсчетов кредита и дебита билось мое сердце.
Я уже рассказывал о поездке на автобусах в Будапешт. Рассказывал, как мы проезжали Закарпатье. Уже тогда у меня мелькнула эта мысль, но были другие заботы, другие проекты, другие насущные задачи. Живя на Западе, я каждую зиму провожу на одном из горнолыжных курортов, которыми так богаты Франция, Швейцария, Италия и Австрия. Свежий горный воздух, прогулки на лыжах большой компанией, когда вы пересекаете по заботливо проложенной лыжне один за другим заповедные парки, принадлежащие разным горнолыжным станциям (есть места, где такая лыжня тянется на сотни километров, и ты, сам того не зная, несколько раз переезжаешь из одной страны в другую), спуски с гор, когда к вечеру тебя охватывает поистине богатырский аппетит. И тут тебя ждет здоровая простая альпийская кухня, савойское фондю, когда на столе перед гостями весь вечер греется на спиртовке расплавленный альпийский сыр в белом вине, иногда приправленный сухими белыми грибами, заранее отваренными в курином бульоне, или местными травами, которыми так славятся Альпы, и каждый берет особой длинной вилкой кубики белого хлеба и, обмакнув их в эту густую ароматную жидкость, отправляет в рот, пока не остыли. Альпийские сыры, вяленая на солнце высокогорная говядина, дичь, колбасы с добавкой ослиного, козьего мяса, оленины или мяса дикого кабана, картофель, политый на твоих глазах местным расплавленным сыром… Когда думаешь обо всем этом, трудно остановиться. Вспоминаются вечера у камина, когда детей с трудом отрывают от огня, чтобы отправить спать, за столом остаются друзья и близкие, и тебя охватывает чувство покоя, счастья и безопасности.
Однажды воспоминание о моих родных Карпатах слилось у меня с этой радостью зимнего отдыха, и я вдруг понял, что сделаю все, что могу, чтобы открыть в Закарпатье горнолыжный курорт международного класса, доступный не только богатым людям, но и всем, кто любит зимний спорт и способен отложить про запас несколько рублей или гривен.
Я навел справки. Климат в Закарпатье довольно мягкий, средняя температура зимой в горах примерно шесть-восемь градусов мороза. А главное, обилие снега — то, чего не хватает на альпийских курортах и что составляет их основную проблему. Все парижане, которые собираются поехать в горы, уже с конца октября начинают говорить о снеге в Альпах, гадают, будет он или нет, существует специальное страхование на отсутствие снега: ты зарезервировал место, заплатил аванс, но приходит Новый год, а снега не предвидится! Страховка возвращает твой аванс. Но все равно, ты уже собрался, взял отпуск, жена отпросилась на работе… Снега здесь ждут словно манны небесной. Снег — это богатство. Можно сказать, что многие набивают тут снегом кубышки. Хорошо, когда морозит. Тогда, если даже снега мало, специальные машины разбрызгивают водяную пыль, которая падает на землю снежком. Дорого, но эффективно. А если температура держится выше нуля? Тогда ничего поделать нельзя.
В Карпатах снега много, глубокие сугробы стоят здесь до начала мая. Можно сказать, что это настоящее белое богатство. На территории бывшего Советского Союза горнолыжных курортов было раз-два и обчелся. Положение Карпат в центре Европы, а значит, доступность для европейских туристов делают их особенно привлекательными для такого проекта. Нужно торопиться, потому что пройдет немного времени, и найдутся другие, кому это тоже придет в голову. Ясно, что инвестиции тут нужны огромные, но их можно найти как на Востоке, так и на Западе. И начинать это нужно как можно скорее, завтра все будет стоить дороже — и строительные работы, и подготовка. Нужно пользоваться тем, что ты первый.
2
Когда проект карпатского курорта в общих чертах был мне ясен, когда я собрал основные необходимые данные, я рассказал о нем Гале.
— Дело стоящее, — сказала Галя, как всегда, сдержанно. — Ты уверен, что это возможно?
— С Божьей помощью! — ответил я.
А Божья помощь и действительно была тут нужна. Я знал местные условия, расстановку сил на Украине, знал, к кому обращаться в первую очередь — казалось бы, мне и карты в руки. Придется убеждать, уговаривать, кое-кого свозить в Куршевель или в Шамони, чтобы увидел своими глазами. У меня есть связи с зарубежными инвесторами, тех тоже нужно будет убедить. Но главное, что работа предстоит огромная. Это же не Франция, где все развивается постепенно, в течение многих десятилетий. Если перечислять по порядку, то картина получается такая.
Прежде всего, нужна автострада. Каждый километр современной автострады стоит полмиллиона долларов. Автострада будет платной и начнет окупаться года через три после ввода в эксплуатацию. Вслед за автострадой будем думать об автобусах — автомобили есть далеко не у всех.
Придется подумать о железной дороге. Расстояния на Украине не меньше, чем во Франции. Скоростные поезда ТЖВ, изобретенные французами, покрывают расстояние Париж — Марсель (почти девятьсот километров) за три с половиной часа. Надеюсь, мне удастся проложить скоростную линию Киев — Львов — Карпаты на уровне самой последней мировой технологии.
Конечно, ни автодороги, ни поезд не пойдут до самого курорта. Мы остановим их как минимум за пару километров до лыжной станции. Как же добираться дальше? И здесь, частично опираясь на западный опыт, частично на свою фантазию, я предлагаю три разных способа подъема до курорта. Прежде всего, из-за того, что на моем курорте автомобиль будет запрещен, не может быть и речи о доставке автотранспортом. Для людей с достатком будет предусмотрен роскошный фуникулер, трасса которого пройдет напрямую вдоль лесной просеки, по самым живописным местам. Это будет элегантная кабина, отделанная лучшими сортами дерева, с кожаными диванами, с дорожным баром. Для людей с более скромными средствами будет организован транспорт, как его называли когда-то, гужевой — широкие сани, запряженные лошадьми будут ждать пассажиров у последней автостоянки или у железнодорожной станции. Для молодежи будет проложена третья дорога, среднее между тропой и лыжней, по которой они смогут подняться прямо на лыжах, держась за петли движущегося троса.
— Вот это мне нравится больше всего, — заметила моя дочь Лиза. — Как ты это придумал?
— С Божьей помощью! — как всегда, ответил я. — Между прочим, на Западе этого нет. Верней, не в такой форме…
На территории самой станции, куда вход будет открыт только для тех, кто забронировал место, мы поставим тут и там финские сани с длинными металлическими полозьями и высокой спинкой, а также обычные санки, вроде детских, но более удобной конструкции, с ограждением и местом для багажа. Пользование этими санями и санками будет бесплатным, любой может взять их там, где найдет, и оставить, где пожелает.
— А не украдут? — снова спросила Лиза.
— Я же сказал: станция будет закрываться и охраняться.
— А если через горы?
— Думаю, овчинка выделки не стоит! — засмеялся я. — Через горы с этим, пожалуй, намаешься.
Для особых случаев (например, скорая помощь) будет предусмотрена вертолетная площадка. Асфальт будет полностью исключен, ни одна из площадей или улиц этого городка не будет заасфальтирована. Летом покрытие вроде петербургских парковых дорожек, которые всегда радовали меня чистотой, отсутствием пыли и грязи, зимой утрамбованный снег, как нельзя лучше подходящий для финских саней, на которых один едет, а другой катается в свое удовольствие.
Извозчиков мы снабдим мобильными телефонами — чего-чего, а этой техники теперь хоть отбавляй. Будем вызывать их в гостиницы, в рестораны, как такси. Можно представить такую картину. Клиент звонит, заказывает сани, а кучер отвечает:
— Хорошо, сейчас спрошу у лошади!
Лошадь согласно фыркает, и сани отправляются в путь. Кстати, вспомним Утесова в «Веселых ребятах», неплохой был фильм, он не хотел называться извозчиком, говорил:
— Я водитель кобылы!
3
Отели, гостиницы и домики будут исключительно деревянными. Такой древесины, как в Закарпатье, еще надо поискать в других странах. Бук, граб, дуб… Хватит и на строительство, и на отделку, и на мебель. В зимние месяцы, когда за окном подмораживает, нарастающий месяц окружен морозным ореолом и яркие звезды смотрят в окно, словно чисто вымытые женщинами под праздник, ничего нет приятнее, чем лакированные деревянные панели, которыми покрыты бревенчатые стены, обшитые снаружи толстым тесом. Слегка потрескивает дерево, в камине догорают поленья, поднимается ветер, которому не просочиться сквозь тройную древесную преграду. Это нельзя сравнить ни с какой каменной кладкой, не говоря уже о скороспелом бетоне, промерзающем насквозь.
На улицах моего города — назовем его, скажем, Верхнекарпатск — вместо фонарей мы развесим электрические снежинки высотой в полтора метра. Свету от них будет не меньше, но радости больше.
Центром курорта станут два больших пятизвездных отеля. Вокруг них расположатся отели поменьше и подешевле. Будут отдельные домики (в Альпах их называют шале), но не на продажу, а только на съем, потому что домовладельцы тут же поломают нам все планы, будут настаивать на том, чтоб им разрешили пользоваться автомобилем, и так далее: мне это уже известно по таким французским курортам, как Межев. Не забудем про сравнительно бедных людей и про молодежь: нужно предусмотреть большие залы на 30–40 человек, где они могли бы действительно за небольшие деньги провести несколько незабываемых дней.
Горы для спуска окружат мой город с трех сторон. Чтобы добраться до спуска, мы построим подъемники, как на Западе. Не знаю, придумаем ли мы здесь что-то новое, настолько это уже отработано на здешних горнолыжных курортах. Но даже при хорошей организации и мощных капиталах на это уйдет много лет.
4
Я начал заниматься горнолыжным спортом, когда в первый раз попал на австрийский зимний курорт. До тех пор ни о каком лыжном спорте я не мог и мечтать, и вы знаете почему. Этот отдых мне сразу пришелся по душе. Конечно, нужно было немало заниматься с инструктором, и далеко не с первого дня я стал спускаться с вершин.
Инструкторы-горнолыжники — народ особый. Похоже, что они родились прямо с лыжами на ногах. Говорят, они вообще не знают страха. Думаю, это не совсем так.
Помню, однажды, уже много позже, мы поехали на зимние каникулы из Парижа в Куршевель во французских Альпах. Лизе тогда было десять или одиннадцать лет. Погода стояла редкая даже для этих мест. С вечера валил снег, ночью морозило, а днем температура доходила до семи-восьми градусов выше нуля. Горное солнце ни на минуту не закрывалось облаками, которые, должно быть, гуляли где-то много ниже нас, и к полудню грело так, что все сбрасывали куртки. Многие загорали в футболках или майках на террасах ресторанов и кафе.
Мы договорились об уроках для Лизы с инструктором. Это была не первая для нее вылазка в горы, она уже довольно уверенно стояла на лыжах, но все же мы за нее беспокоились. В лыжной школе нам дали молодого парня лет двадцати пяти, сказав, что это один из лучших местных лыжников. Звали его Жан-Мишель.
К обеду Лиза спустилась усталой и не похожей на себя, за столом молчала, и мне с трудом удалось ее разговорить.
— Ты устала, дочка? — мягко спросил я.
— Немножко, — отвечала она уклончиво.
— Но ты не упала?
— Нет-нет! — быстро ответила она.
— Так в чем же дело? — продолжал я настаивать. — Ты можешь мне все рассказать.
Помолчав, Лиза ответила:
— Мне было страшно.
Оказалось, что Жан-Мишель сразу потащил ее на самую вершину, откуда вниз петляет крутая так называемая «черная» трасса (на Западе трассы делятся по сложности на четыре категории: самые простые зеленые, потом идут синие, красные и, наконец, черные).
— Он сам спускается очень быстро, — рассказала мне Лиза, — а я должна за ним. И он не оборачивается. Мне страшно!
На следующий день я вышел к подъемнику рано утром. Солнца еще не было, розовый ореол едва показался над горными вершинами, окружающими курорт.
Я встретил Жан-Мишеля возле ресторана «Шато де Пьер», расположенного у самого первого подъемника. Он был уже на лыжах. Интересно, что я никогда не видел, как он их надевает. Может, и верно, такие, как он, не снимают лыжи круглые сутки?
— Добрый день, Жан-Мишель, — поздоровался я. — У вас урок? Так рано?
— Нет, что вы! — ответил он. — Я хочу размяться.
Мы направились к подъемнику.
— Жан-Мишель! — обратился я к нему. — Вы зачем поднимаете мою Лизу на черную трассу?
— А что? Она спускается хорошо, ни разу не упала, — ответил он.
— Она вам ничего не говорит, но ей страшно.
— Страшно? Почему? Когда владеешь лыжами, бояться нечего. Я не понимаю, как это может быть страшно.
Он смотрел на меня так просто, такими искренне не понимающими глазами, что в течение нескольких секунд я колебался. Подошло сиденье подъемника, и мы сели, поставив ноги с лыжами на подножку.
— О'кей, — сказал я наконец. — Вот что я предлагаю. Давай заключим пари. Поднимемся наверх — на самый верх, о'кей?
— Хорошо… Если вы хотите. И что потом?
Я обернулся. Мы были уже далеко от ресторана.
— А потом, — я показал на вершину горы, — мы спустимся вниз на полной скорости, кто скорее. Если я спущусь первым, ты будешь весь месяц давать моей Лизе уроки бесплатно. Если придешь первым ты, я буду платить тебе за каждый час вдвое дороже. Согласен?
Тот немного подумал.
— Но это же нечестно. Я профессионал, я все равно буду первым.
— Вот и посмотрим, — кивнул я головой.
Мы поднялись до конца, потом пересели на другой подъемник, идущий на вершину. Встали над обрывом, с которого лыжня уходила круто вниз. Вот она перед нами, самая длинная и сложная трасса в Куршевеле — «Piste de soleil», Солнечная лыжня. Ни возле нас, ни внизу на горе нигде не видно ни души. Самое время для такой гонки.
— Не передумали? — спросил он.
— Vas-y!⁴³ — крикнул я и бросился вниз. В ушах свистел ветер, мы мчались по морозному с ночи насту с огромной скоростью, не пытаясь затормозить и лишь отталкиваясь палками на поворотах. На крутых прямых участках спуска мне казалось, что я больше не качусь на широких и удобных европейских лыжах, а просто падаю вниз, нагибаясь, чтобы остаться как можно ближе к скользкому насту. Когда я потом посмотрел на часы, оказалось, что все это длилось две с половиной минуты. Но при спуске мне казалось, что я уже давно лечу в свободном падении к поселку, где меня ждет жена с дочерью, и который я могу пролететь без остановки.
Резкое торможение в конце трассы, и мы почти влетаем на террасу ресторана, остановившись в нескольких сантиметрах от ограды. Я вижу, что Жан-Мишель пришел первым, но не намного: он смотрит на свои часы-хронометр и говорит:
— Пять сотых секунды разницы! Можно сказать, что вместе. Признаюсь, мне было страшно! Хорошо еще, на лыжне никого не было!
— То-то же! — сказал я. — А вы говорите… Значит, и профессионалам может быть страшно?
Когда я рассказал об этом Гале с Лизой, Лиза тут же меня спросила:
— И теперь ты будешь платить ему вдвое?
Я понимал, что ей не денег жалко, а просто интересно, чем же закончилось наше пари. Больше того, я видел, ей хотелось, чтобы отец сдержал свое слово.
— Он отказался. Говорит, что получил урок, за который и сам должен был бы заплатить… Вообще-то, преимущество было на моей стороне.
— Почему?
Я объяснил, что, кроме ловкости, при спуске важен вес: я вешу восемьдесят три килограмма, а он не больше семидесяти. Тяжелый камень летит вниз быстрее.
— Но что касается оплаты, мы посмотрим, — пообещал я Лизе.
5
Горы опасны. Помню, как однажды пришла и моя очередь испытать настоящий страх.
В тот год я увлекся спортом, который французы называют «экстремальным»: подъем в гору на лыжах по целине.
В это утро я оделся легко, натянул на себя только тонкий летний спортивный костюм, а лыжные брюки и куртку бросил в рюкзак, куда уложил баллон на три литра воды. Из баллона провел трубку наружу, потому что когда в дороге теряешь влагу, то нет ни времени, ни возможности остановиться, чтобы утолить жажду. На лыжи я наклеил шероховатые прокладки, чтобы не скатиться обратно, когда буду двигаться вверх. Между поселком и вершиной горы три километра, если считать по отвесу. По склону эти три километра легко превращаются в пять или шесть. Я не смотрю на подвесные кабины и подъемники, которые за десять-пятнадцать минут втащат меня на любую гору: для меня сегодня они не существуют. Поднимаюсь на лыжах, опираясь на палки. Я представляю, как, добравшись до вершины, весь насквозь мокрый и еле живой, быстро, очень быстро снимаю рюкзак, вытаскиваю лыжный костюм, натягиваю его, сбросив все мокрое, и отрываю с лыж прокладки. У меня на все про все будет не больше трех минут, иначе я рискую немедленно заледенеть.
Перед тем четыре дня подряд вечерами валил обильный снег, и хотя всю ночь на трассах работали машины, трамбующие свежую порошу, приходилось быть очень осторожным, чтобы, не дай бог, не уйти в сторону. Там лежали девственные сугробы неизвестно какой глубины.
Через сотню метров моя футболка была мокрой, хоть выжимай. Я упорно подымался навстречу горе. Когда движешься по склону медленно, замечаешь то, чего иначе бы не увидел. В стороне от накатанной лыжни порошу пересекало множество следов разных животных, мелких и крупных. Наверняка одни из них охотились на других. Я узнал мелкие лисьи, более крупные волчьи следы, а дальше было видно, что какое-то тяжелое животное скакало вдоль горы, местами проваливаясь по брюхо. Я вспомнил, что здесь водятся серны.
Я был уже почти на самом верху и мысленно прикидывал, как скину рюкзак и вытащу брюки и куртку, и в этот момент отвлекся и перестал следить, куда ступаю. Ощущение было такое, словно тонешь: так быстро я проваливался вместе с лыжами, палками и рюкзаком в этот свежий пушистый снег, такой нестрашный, совершенно белый, но такой твердый на ощупь. Когда падение прекратилось, я прикинул: мой сугроб был не меньше трех метров глубиной. Самое неприятное, что я не успел раскинуть руки, и плотный снег прижал их к телу. Так, наверное, чувствует себя спеленутый ребенок, с той только разницей, что ему тепло в его пеленках, а я сразу же стал промерзать до костей в моей насквозь мокрой летней одежонке. Я весь ушел в снег, вместе с лыжами и рюкзаком, он сомкнулся вокруг шеи, и снаружи торчала одна голова. Никакой опоры под ногами и совершенно не за что (и нечем) ухватиться по бокам. Это было хуже, чем пойти на дно: вода выталкивает, снег поглощает.
Я не раз был в худших ситуациях, но там моя физическая сила, моя воля и стремление выжить были той опорой, которой мне здесь не хватало. Кругом не было ни души, и хватиться меня могли только к ночи или завтра. Я специально не сказал своим домашним, куда иду, чтобы их не пугать. Я вспомнил, что раньше, в тюрьме, мне, в конце концов, и терять было нечего, кроме собственной жизни. Теперь у меня есть семья, дочь, бизнес, от меня зависят десятки людей. Глупая смерть!
Так я сидел с минуту в своей дыре, в полном отчаянии, и можете себе представить, что меня спасло? Я вспомнил сказку про двух мышей, попавших в сметану. Одна покорно сложила лапы и пошла ко дну, другая стала отчаянно барахтаться и сбила масло. Я с трудом согнул правую ногу и попытался осторожно нащупать замок крепления левой лыжи, чтобы наступить на него и освободить из западни мой ботинок. Легко сказать наступить: правая нога тоже была вставлена в тяжелый несгибаемый ботинок, а на ботинок надета длинная лыжа, надежно защелкнутая хитроумным замком. И все это со всех сторон схвачено оседающим под собственным весом сугробом на глубине больше двух метров. Я стал двигать ногой, вращая лыжу и ботинок вокруг их оси, чтобы в снегу образовалось пустое пространство для маневра. Конечно, был риск провалиться еще глубже, но ведь что-то меня остановило? Ведь я бы мог проваливаться дальше? Значит, подо мной снег плотнее. Через минуту кропотливой работы я смог повернуть правую лыжу настолько, чтобы завести ее за левую. Я как будто весь переселился в мою правую ногу и сквозь толщу снега почти что видел, как поворачивается огромный пластмассовый ботинок, носок опускается на несколько сантиметров, и вот уже правая лыжа нащупывает замок крепления левой. Несколько секунд, и мне удалось нажать на замок и вытащить ногу. Остальное было не так сложно. Ногой я расстегнул другой замок и стал отчаянно утаптывать снег подо мной. Тут и лыжи оказались полезными, снежная масса опиралась на них как на подставку.
Выбравшись наружу, не попадая зубом на зуб от холода, я быстро переоделся в сухой теплый лыжный костюм и, оставив лыжи с палками в сугробе, швырнул туда же мокрую, заледеневшую как латы футболку со штанами, которые только что жгли огнем мою кожу, и бросился бегом вниз по склону в своих неприспособленных для бега огромных, как ведра, лыжных ботинках, стараясь держаться поближе к деревьям, где меньше риска опять провалиться.
Через десять минут я уже входил в ближайший ресторанчик и сразу заказал горячее вино, которым славятся эти места. Делается оно так: кипящее красное вино поджигают, а когда жженка погаснет, добавляют немного кирша (вишневая водка), сахару, ломтики апельсина и палочку корицы — запоминайте этот простой рецепт, дарю его вам, мои русские читатели! Ничто не может согреть тебя лучше, особенно после такого приключения. Помнится, я выпил один за другим три стакана и, согревшись, отправился в отель.
Дома я рассказал об этом случае только через год.
6
— А что же будет со всем этим в летнее время? — спросила Галя.
— А летом мы устроим там рыбную ловлю или, когда можно, охоту. В долине, где зимой были лыжные прогулки, летом раскинется замечательный гольф. Соберем ботаников — специалистов по деревьям и травам, будем устраивать походы по грибы и за ягодами, экскурсии для знакомства с богатой местной флорой. На Украине растет самый крепкий турецкий табак — организуем производство знаменитых когда-то махорок, которые наверняка придутся по вкусу любителям. Сейчас во всем мире растет интерес к лекарственным травам, который, впрочем, никогда не угасал ни на Украине, ни в России, ни в Сибири, даже в советское время. Мы устроим магазины лекарственных трав, издадим по-украински и по-русски книги, рассказывающие об их свойствах. Многие из наших трав почти неизвестны в мире, и мало кто о них знает.
— Неужели у нас по деревням не осталось двух-трех ведьм? — спросил я как-то своего приятеля, живущего на Украине.
— Найдем, если нужно, — обещал он мне. — Только б их не напугать.
— А ты не пугай, — попросил я его. — Засади за полезную работу. Пусть нам травы собирают! И самым серьезным образом. Вспомнят опыт своих бабушек.
Мы раскопаем старые легенды этого края. Не здесь ли где-то жили родственники самого Дракулы? Заново перечитаем Гоголя. Найдем кого-то с хорошим пером, чтобы написал нам историю этих мест для туристов.
Картина курорта полностью сложилась у меня в голове. Это был четкий, хорошо обдуманный план, подкрепленный документами и мировым опытом, накопленным в этой области. Не говоря уже о фантазии — моей и моих друзей. Оставалось найти средства и приступить к делу…
— А если этот твой проект не удастся? — осторожно спросила Галя. — Ты ведь расстроишься! Я тебя знаю…
— А зачем бы ему не удаться? — удивился я.
— Ну, мало ли… Когда это связано со многими людьми… Расстроишься, перестанешь с нами разговаривать…
— Я? Да ни за что! — возразил я. Но потом добавил, подумав: — А если и расстроюсь, то ненадолго. Не получится этот — придумаю что-нибудь другое!