Настоятельницы древнерусских монастырей: положение и полномочия

 
 
О настоятельском статусе 
 главы женской иноческой общины 
 
Прежде всего, заслуживает хотя бы краткого анализа 
применяющийся к главам женских обителей титул игуменьи. 
Рассматривая проблему именования настоятельниц древне-
русских общин, Е.Е. Голубинский утверждал, что таковые 
назывались игуменьями (Голубинский 1904: 705). Однако 
древнерусские источники, не особенно внимательные к жизни 
женских монастырей, крайне редко применяли в отношении 
настоятельниц монастырей такое именование. Необходимо 
заметить, что титул «игуменья» в древнерусских текстах 
встречается, только начиная с событий, датируемых XII в., а 
записи, относящиеся к X-XI вв., ничего о древнерусских игу-
меньях не сообщают, не замечая даже сам факт их возможного 
существования. 

---

 ROSSICA ANTIQUA. 2015 (2)
52 
В это же время впервые настоятельский титул главы жен-
ской обители, соотносимый с игуменским, аббатиса, упо-
требляется не в древнерусских, а в латиноязычных источни-
ках. Таковое именование было применено (под 1093 г.) в от-
ношении сестры Анны (Янки) Всеволодовны, Евпраксии Все-
володовны, при описании еѐ последних лет жизни (Анна-
лы 2010: 208-209). Однако А. В. Назаренко высказал вполне 
обоснованное своей логичностью сомнение относительно то-
го, что Евпраксия стала игуменьей (Назаренко 2008: 194-195). 
Это особенно примечательно, если принять во внимание, что 
основательница иноческой девичей общины при Андреевском 
монастырей Янка не именовалась даже настоятельницей 
(ПСРЛ. Т. 2: Стб. 197). Действительно, наиболее вероятным 
местом пребывания Евпраксии после еѐ возвращения из Ита-
лии и Венгрии могла быть обитель апостола Андрея. Однако в 
описываемые годы настоятельницей общины вероятнее всего 
продолжала считаться Янка, ради которой монастырь и созда-
вался (Анналы 2010: 208-209). 
Следующий раз должность игуменьи упоминается только 
под 1113 г. в сообщении о смерти некой «святой житием» 
игуменьи Лазарева монастыря, чьѐ имя, правда, не названо 
(ПСРЛ. Т. 2: Стб. 276). Более богатым на подобные известия 
оказалось новгородское летописание. Под 1191 г. Новгород-
ская первая летопись сообщает об игуменском поставлении, 
хиротессии, 
вдовы 
Петра 
Кунцевича, 
Евфросинии 
(ПСРЛ. Т. 3: 231), а под 1200 г. о передаче в управление вдове 
посадника Завида женского княгининого монастыря Рожде-
ства Богородицы (ПСРЛ. Т. 3: 238; Секретарь 2011: 296-306). 
Помимо летописей должность игумений упоминается в 
каноническо-правовых памятниках, в Вопрошании Кирика 
(Вопросы Кирика 1880: Стб. 34) а также княжеских Уставах 
князя Владимира (Устав князя Владимира 1976: 19) и новго-
родского князя Всеволода (Устав новгородского князя Всево-
лода 1976: 157). Впрочем, что касается Уставов, то, скорее 
всего, они также фиксировали реалии XII в. и последующих 
столетий. 

---

 ROSSICA ANTIQUA. 2015 (2)
53 
Не менее интересный живописный образ игуменьи, вдовы 
«княгини Романовой» (Месяца мая 2002: 153, 154, 156), со-
хранило позднее по своему происхождению житие Евфроси-
нии Полоцкой (Месяца мая 2002: 155-156; Степенная кни-
га 2007: 435-436). Примечательно, что этот памятник, в целом 
подтверждающий ктиторский характер и настоятельский ста-
тус знатной подвижницы (Месяца мая 2002: 165), так ни разу 
и не назвал святую княжну-инокиню игуменьей, не сообщает 
он и об игуменской хиротессии Евфросинии. Между тем, жи-
тийные сказания и летописи обычно обращали внимание на 
изменения иерархического статуса настоятелей. Подобные 
возведения на игуменскую степень отмечено и в отношении 
Антония Римлянина (ПСРЛ. Т. 3: 207). В отличие от него в 
известии об утверждении Хутынского монастыря основатель 
обители Варлаам назван лишь «чернецом» (ПСРЛ. Т. 3: 231). 
Очевидно, что составители записей очень хорошо различали 
священные степени и были предельно аккуратны в своих из-
вестиях. 
Приведѐнные выше примеры позволяют заключить, что 
институты настоятельской власти и игуменства в женских мо-
настырях существовали. Однако приходится признать титул 
игуменьи в древнерусских источниках применительно к опи-
санию реалий XI – середины XIII вв. использовался крайне 
редко. Во всяком случае, в летописных записях, относящихся 
к первому веку христианства а Руси, как и в иных повествова-
ниях, связанных с обозначенным периодом, он не упоминался 
вообще. Более того, в XI в. послушание и статус настоятель-
ницы (до Янки Всеволодовны) оказался вообще незамечен-
ным. Кажется, данная ситуация видится естественной, отра-
жая как гендерные стереотипы общества и церковной среды 
на Руси, так и неоднозначные социально-правовой и канони-
ческий статусы настоятельниц женских монастырей и их се-
стѐр.
Действительно, летописание не замечало игумений или 
настоятельниц даже тогда, когда таковые упоминания были 
бы естественными и закономерными, например, при закладках 
и освящении монастырских храмов (ПСРЛ. Т. 3: 260), при со-

---

 ROSSICA ANTIQUA. 2015 (2)
54 
вершении крестных ходов или при встречах князей (ПСРЛ. 
Т. 2: Стб. 171, 280). Так, в пространном описании обстоятель-
ств пострижения ушедшей в монастырь супруги князя Всево-
лода, еѐ смерти и торжественного погребения не были особо 
упомянуты не только сѐстры обители (ПСРЛ. Т. 1: Стб. 423-
424), но и настоятельница иноческой общины (ПСРЛ. Т. 1: 
Стб. 423-424). Более того, столь же скупы источники и на со-
общения о смерти игумений, сохранив только два таких изве-
стия: летописная запись о смерти безымянной игуменьи Лаза-
рева монастыря в пригороде Киева (ПСРЛ. Т. 2: Стб. 276) и 
агиографический рассказ об обстоятельствах последних дней 
и мгновений Евфросинии Полоцкой (Месяца мая 2002: 446-
447). 
Как уже отмечалось, отсутствие известий об игуменьях 
могло отражать и канонические реалии времени. Среди тако-
вых можно усматривать не только уже называвшиеся причи-
ны. Вероятно, в некоторых случаях женские обители могли 
находиться под особым управлением. Нельзя исключать того, 
что возникавшие, по крайней мере, при княжеских храмах 
женские общины находились под прямым управлением кня-
гинь и княжѐн. В подобных случаях, если формальное руко-
водство кем-либо из сестѐр и совершалось, то вполне могло 
обходиться и без обязательного возведения первенствующей 
монахини в игуменское достоинство. И в этом отношении, 
при всей уязвимости концепции Е. Е. Голубинского о наличии 
на Руси монастырей в «несобственном смысле» (Голубин-
ский 1904: 552-565), обозначенная им проблема отсутствия 
строго канонического строя в древнерусском монашестве, 
имела место и воспринималась современниками в качестве 
нормы. Нельзя исключать того, что именно такое положение 
дел встречается в истории ухода в Никольский монастырь ма-
тери преподобного Феодосия Печерского. Во всяком случае, 
вопрос о приѐме в обитель этой женщины решала не настоя-
тельница женской общины, существование которой даже не 
замечено, а княгиня. Именно с ней согласовал данный вопрос 
Антоний. Впрочем, привлечение к делу супруги Изяслава, ве-
роятно, могло объясняться не только выполнением ею ктитор-

---

 ROSSICA ANTIQUA. 2015 (2)
55 
ских функций в отношении упомянутой обители, но и иными - 
социальным положением матери Феодосия, еѐ знатностью. 
История самовольного, без княжеского разрешения, ухода в 
Печерский монастырь нескольких лиц из окружения Изяслава 
едва не завершилась разрушением обители и изгнанием еѐ 
насельников (Житие Феодосия Печерского 1978: 320-323). 
Более того, дело осложняется и тем, что в некоторых слу-
чаях настоятелями женских монастырей, вполне могли быть и 
мужчины. Во всяком случае, на определѐнном этапе в каче-
стве настоятелей обители Янки (монастырь св. апостола Ан-
дрея) стали игумены. Под 1128 г. упоминается Андреевский 
игумен Григорий, а под 1171 и 1231 гг. два игумена Симеона 
(ПСРЛ. Т. 1: Стб. 456; ПСРЛ. Т. 2: Стб. 291, 546). Пытаясь 
объяснить, появление во главе женской обители мужчин митр. 
Макарий (Булгаков), а в наши дни Е. Б. Емченко предположи-
ли, что вскоре после смерти Янки обитель, вероятнее всего, 
была преобразована в мужскую (Макарий 1995: 172, 609; Ем-
ченко 2002: 247-248). Как-будто бы в пользу этого указывает 
появление в обители мужских захоронений князей Ярополка 
Владимировича (†1139) и Владимира Андреевича (†1170) 
(ПСРЛ. Т. 2: Стб. 302, 546). Однако принять эти доводы в ка-
честве абсолютно убедительных 
трудно. В Спасо-
Преображенском храме Евфросинии Полоцкой также присут-
ствовали мужские, вероятно, епископские и иные ктиторские, 
захоронения (Морозова 2009: 364; Полоцк 2012: 137-138). Ос-
нованная преподобной церковь одновременно являлась и хра-
мом-усыпальницей и храмом-реликварием, призванным быть 
местом хранения и почитания собранных Евфросинией свя-
тынь. В итоге под его сводами должны были найти место упо-
коения не только епископы, но и игуменьи монастыря (Дави-
дович 2009: 29-32). Подобные мужские захоронения, правда, 
более уверенно связываемые с местными князьями, обнару-
жены и в остатках храма Пресвятой Богородицы, служившего 
литургическим центром второго, мужского монастыря Евфро-
синии (Полоцк 2012: 138). Однако, учитывая, что обоими мо-
настырями руководила женщина, дело не видится однознач-
ным. Рассмотренный пример, по мнению большинства иссле-

---

 ROSSICA ANTIQUA. 2015 (2)
56 
дователей, не имеет прецедентов. И всѐ же это не единствен-
ны казус женского попечительства над мужским монастырѐм. 
Нечто подобное, хотя и с иными мотивами и совершенно от-
личными обстоятельствами, встречается в истории Киевского 
Кириллова монастыря.
В итоге можно констатировать, что при всей «беспреце-
дентности» игуменской власти Евфросинии над мужским мо-
настырѐм и специфичном игуменстве мужчин игуменов над 
Янчиным монастырѐм такое положение дел в целом оправды-
валось правами ктиторов, имевших возможность вмешиваться 
в управление монастырями, и вполне вписывалось в канони-
ческо-правовые и культурные реалии времени. Правда, затра-
гивая проблему управления женскими монастырями игумена-
ми, приходится признать, что открытым остаѐтся вопрос о 
том, распространялась ли власть городских архимандритов на 
женские обители.