Настоятельницы древнерусских монастырей: положение и полномочия

 
 
О женском ктиторстве над монастырями
и о настоятельницах-донаторах 
 
Своему возникновению большинство женских обителей 
были в большей степени обязаны милости князей, а не воле-
изъявлению их жѐн. Вероятно, данное обстоятельство объяс-
нялось и извинялось положением женщины в древнерусском 
обществе, даже если дело касалось княжеских супруг. В итоге, 
вопрос об особенностях женского ктиторства в отношении 
древнерусских церквей и обителей, кажется, не возникал в 
историографии. Действительно, если участие княгинь и жѐн 
знати в организации жизни церкви (Устав князя Владими-
ра 1976: 15; ПСРЛ. Т. 2: Стб. 710) и монастырей в целом про-
слеживается и не вызывает сомнений, то их полномочия и 
возможности в качестве ктиторов создававшихся ими храмов 
и собиравшихся при их попечении общин, почти не изучены. 
Разрешение данного вопроса имеет принципиальное значение, 
поскольку позволяет не только понять правовое положение 
женщины-ктитора, но и оценить материальные возможности и 

---

 ROSSICA ANTIQUA. 2015 (2)
57 
ресурсы, какими обладали основательницы, донаторы и 
настоятельницы общин христовых невест.
Факт покровительства княжѐн и княгинь над рядом мона-
стырей Киева, Новгорода и иных городов не вызывает какого-
либо сомнения, однако ктиторский статус знатных женщин в 
отношении значительной части обителей не изучен. Участие 
той или иной княгини в собирании сестринской общины и вы-
деление для этого средств едва ли может рассматриваться в 
качестве безусловного свидетельства особых прав этих особ в 
деле устроения жизни инокинь. Даже высокое женское покро-
вительство не гарантировало материальное преуспеяние тако-
вым обителям. Кажется, спорным оставался статус таких мо-
настырей и в последующем. Примеров подобного положения 
дел много. Так, перешедший в руки вдовы Всеволода Кирил-
лов монастырь переживал не лѐгкие времена. Княгине при-
шлось докупать для обители землю и, судя по обилию свиде-
телей сделки, а также по тому, как этот договор о приобрете-
нии участка был оформлен, права княгини на эту землю оста-
вались зыбкими. 25 граффити Софийского собора вполне 
наглядно обнаруживает то, что правовые и экономические 
возможности вдовствующей княгини существенно уступали 
тем, какими обладал князь. Именно этим можно объяснить то, 
что для закрепления земли за основанным, но незавершѐнным 
при жизни Всеволода храмом, вдовствующей княгине при-
шлось подтверждать законность совершѐнной сделки настен-
ным граффити, начертанным на стенах храма при большом 
числе свидетелей (Гайденко 2013: 104-110).
Не простой видится и судьба Евфросиниева монастыря в 
Полоцке. Размещѐнное на кресте-мощевике заклятие, а также 
вписанное в житие подвижнице свидетельство о якобы имев-
шей место передаче монастырю кафедрой прав на Спасскую 
церковь, ясно дают понять, что владельческие вопросы между 
монастырѐм и местными епископами оставались неразрешѐн-
ными и в более позднее время (Алексеев 1993: 70-78). Кажет-
ся, даже передача Евфросинией своих настоятельских прав 
сестре (Месяца мая 2002: 165; Степенная книга 2007: 443) не 

---

 ROSSICA ANTIQUA. 2015 (2)
58 
смогла разрешить ситуацию, лишь оттянув назревавший кон-
фликт ещѐ на некоторое время.
В ещѐ большем затруднении оказалась Дмитриевская 
обитель, основанная князем Изяславом. Оказавшись в руках 
Анастасии, дочери Ярополка Изяславича и внучки Изяслава, 
монастырь был передан Печерскому монастырю (ПСРЛ. Т. 1: 
Стб. 299; Лебединцев 1879: 30; Каргер 1961: 263-265), что, 
скорее всего, объяснялось неспособностью княгини содержать 
созданную еѐ дедом обитель. 
Несомненно, супруги князей 
покровительствовали 
насельникам или насельницам монастырей, однако их влияние 
на внутреннюю и хозяйственную жизнь нередко было ограни-
ченным. Вероятно, это объяснялось вопросами материального 
свойства. Так, история киевских женских монастырей вполне 
убедительно показывает, что и Ирининский (ПСРЛ. Т. 1: 
Стб. 151) и Андреевский монастыри были созданы иждивени-
ем князей Ярослава Мудрого и его сына Всеволода Ярослави-
ча. Подобным же образом усердием Всеволода Юрьевича в 
1200 г. был устроен Успенский княгинин монастырь во Вла-
димире (ПСРЛ. Т. 1: Стб. 415). Что касается Киевского Ни-
кольского монастыря, в котором приняла постриг мать препо-
добного Феодосия Печерского (Житие Феодосия Печерско-
го 1978: 320-323), то об обстоятельствах его основания нет 
каких-либо ясных известий кроме смутных преданий, связы-
вающих эту обитель с князем Аскольдом (местом его захоро-
нения) (ПСРЛ. Т. 1: Стб. 23), княгиней Ольгой и Мстиславом 
Владимировичем, сыном прославленного Мономаха. Правда, 
Ю. А. Артамонов и А. Поппэ высказывались за то, что основа-
тельницей Никольского монастыря, скорее всего, была супру-
га 
Изяслава 
Ярославича, 
Гертруда 
(Артамонов 2016; 
Поппэ 2011: 21). Тем не менее, однозначно ответить на вопрос 
о том, была ли она ктитором обители, затруднительно. Однако 
если принять во внимание версию А. В. Назаренко о том, что в 
последующих событиях 1086 г. вдова Изяслава была взята 
Владимиром Мономахом в плен и завершила свою жизнь в 
одном из киевских монастырей (Назаренко 2016; Янин 1963: 
142-164; Поппэ 2007; Поппэ 2011: 78, 82-83), можно допу-

---

 ROSSICA ANTIQUA. 2015 (2)
59 
стить, что местом еѐ пребывания, скорее всего, стала Николь-
ская женская обитель, которой княгиня покровительствовала. 
И всѐ же высказанное не более чем гипотеза, построенная на 
таких же не менее гипотетичных суждениях.
Примеры возведения храмов и монастырей женщинами 
или при их участии немногочисленны. Уже только по одной 
этой причине все они заслуживают внимания и, по меньшей 
мере, перечисления. 
Пожалуй, первой устроительницей храмов должна счи-
таться княгиня Ольга. Помещѐнная в месяцеслове псковского 
синодального Апостола 1307 г. под 11 мая 952 г. запись сооб-
щает об освящении в Киеве отстроенной по повелению матери 
Святослава деревянной Софийской церкви, просуществовав-
шей до 1017 г., когда храм сгорел (ПСРЛ. Т. 2: Стб. 130). При-
нято считать, что наиболее вероятным местом расположения 
первой Софии был участок у «города Владимира», приблизи-
тельно там, где сейчас расположен каменный Софийский со-
бор Ярослава Мудрого (Сергий 2007: 123; Ричка 2013: 77-78). 
Позднее предание связывало с именем Ольги и иные храмы на 
территории Псковской земли. 
Вероятно, к жизни Ирининского храма Киева и существо-
вавшего при нѐм монастыря была причастна супруга князя 
Ярослава Мудрого, Ингигерда-Ирина (ПСРЛ. Т. 2: Стб. 139; 
Закревский 1858: 124). Однако об этом можно лишь догады-
ваться. Никаких прямых свидетельств еѐ ктиторских прав или 
присутствия иных еѐ действий в отношении знаменитой церк-
ви, входившей в комплекс Софийского собора и Киевской 
митрополии, нет. Сохранившийся в Софийском соборе груп-
повой портрет княжеского семейства, связываемого либо с 
семьѐй Владимира Святославича, либо Ярослава Мудрого, 
указывает лишь на ктиторство великокняжеской семьи в от-
ношении самой Киевской Софии и всей нарождавшейся рус-
ской церкви (Преображенский 2004: 6, 12, 15; Преображен-
ский 2012). Примечательно, что рождение и судьба женского 
монастыря святой Ирины в чѐм-то похожа на историю обите-
ли святителя Николая. Подобно тому, как Никольский мона-
стырь был обустроен у могилы Аскольда, Ириниский храм 

---

 ROSSICA ANTIQUA. 2015 (2)
60 
располагался рядом с легендарным местом погребения князя 
Дира (ПСРЛ. Т. 1: Стб. 23).
Следующий случай женского (княгининого) участия в 
жизни обители – уже рассматривавшийся выше, сохранѐнный 
в житии Феодосия рассказ о попечении супруги Изяслава, 
Гертруды, о Никольском монастыре. Однако случай этот едва 
ли верно считать бесспорным примером женского ктиторства. 
Как уже было отмечено, не ясно, кто был основателем Ни-
кольской обители. Нет полной уверенности и в том, что дан-
ное княгиней разрешение матери Феодосия на принятие ино-
чества объяснялось правами донатора и попечительницы. Всѐ 
же византийское государственное и каноническое право, вру-
чая ктиторам широчайшие права над монастырями, понимали 
под ктиторством не только благотворительность, но и ещѐ це-
лый комплекс разнообразных прав и забот, в том числе, адми-
нистративного и иного свойства (Морозов 2006; Моро-
зов 2010). К тому же нельзя исключать того, что участие кня-
гини в жизни матери Феодосия могло оправдываться не толь-
ко еѐ ктиторскими правами, но и, как уже упоминалось, высо-
ким социальным статусом пожелавшей удалиться в монастырь 
женщины. Вероятно, подобно тому, как лица из окружения 
Изяслава были обязаны получить согласие князя на их по-
стриг, знатные вдовы нуждались в подобном одобрении со 
стороны княгини. 
В конце XI в. особыми правами в отношении Андреев-
ской церкви и собранной при нѐм женской иноческой общины 
стала Янка Всеволодовна. Не менее примечательный пример 
женского ктиторства над мужской обителью представлен в 
уже рассмотренной истории Кириллова монастыря Киева. Ве-
роятно, некоторое время ктиторские обязанности несла в от-
ношении Дмитровского монастыря внучка Изяслава, Анаста-
сия Ярополковна, о чѐм было уже также сказано. 
Не менее интересен пример Евфросинии Галицкой, вто-
рой жены князя Романа Мстиславича, вероятно, дочери визан-
тийского императора. Основав собственный монастырь-
резиденцию, в которой она после смерти супруга подвизалась 
в иноческих подвигах, вдова не утратила своего прежнего 

---

 ROSSICA ANTIQUA. 2015 (2)
61 
влияния, продолжая обладать даже в монашестве собственной 
печатью (Майоров 2013: 18-19).
Но особенно ярко обозначенная проблема обнаруживает-
ся в истории Евфросинии Полоцкой. Если верить житию, то 
принятие княжной Предиславой пострига с именем Евфроси-
ии было обусловлено еѐ жаждой знания и стремлением уневе-
ститься Христу. Однако при сопоставлении действий Преди-
славы с политической и династической ситуацией в Полоцком 
княжестве в конце XI — первой половине XII вв., 
Л. Е. Морозова пришла к вполне обоснованному выводу, что в 
сложившихся условиях, «для юных княжеских дочерей было 
предпочтительнее уйти в монастырь, чем выйти замуж» (Мо-
розова 2009: 353). Принятие монашества даже членами княже-
ского рода могло иметь самые неприятные последствия, по-
скольку предполагало отречение человека от своего прежнего 
имени и статуса. В итоге инок нередко оказывался уязвимым 
перед толпой и жизненными обстоятельствами. Но в случае 
Евфросинии Полоцкой подобного поражения прав княжны не 
произошло. 
Деятельность этой княжны-инокини отмечена созданием 
двух монастырей: женского (Спасо-Преображенского) и муж-
ского (Богородичного). Всѐ указывает на то, что Евфросиния 
была ктитором и собственником обеих обителей (Месяца 
мая 2002: 443). Правда, судя по житию преподобной матери, 
еѐ основные труды были обращены на обустройство общины 
при Спасо-Преображенском храме. И, кажется, в итоге Спас-
ский женский монастырь имел преимущественное значение 
перед мужской обителью в честь Пресвятой Богородицы. По 
крайней мере, именно в Спасо-Преображенской церкви хра-
нились и выставлялись собранные княжной-инокиней релик-
вии: привезѐнные из Византии икона, мощи и знаменитый 
Крест. Возникшая ситуация особенно примечательна. 
Принято считать, что при соседстве мужских и женских 
монастырей доминирующе положение имели мужские иноче-
ские общины. Данного мнения, например, придерживался 
М.В. Закревский, обозначив его при описании Ирининского 
монастыря в Киеве (Закревский 1858: 124-125). Высказанное 

---

 ROSSICA ANTIQUA. 2015 (2)
62 
малороссийским исследователем суждение небесспорно. Но, 
если он был прав, то складывавшаяся в Полоцке ситуация ри-
суется принципиально отличной от общепринятой практики. 
В некотором смысле пример Евфросинии, руководившей по-
мимо женского и мужским монастырѐм, исключителен. Даже 
в греческих архимандритиях, объединявших несколько обите-
лей, монастыри не утрачивали своих настоятелей. Архиманд-
рит был лишь старшим. В истории же Богородичного мужско-
го монастыря в пригороде Полоцка присутствовала более 
сложная ситуация: местная братия вообще не имела своего 
аввы и подчинялась непосредственно преподобной матери-
настоятельнице. В итоге, фактическим главой мужской общи-
ны оказалась женщина. Не менее удивительным видится и то, 
что сами насельники обители воспринимали существовавшую 
ситуацию в качестве своего рода нормы. 
Впрочем, при том, что женское игуменство над мужской 
обителью в Полоцке – явление исключительного свойства, 
женское ктиторство над мужскими монастырями, как это вид-
но из истории Дмитровского и Кириллова монастырей города 
Киева, на Руси имело место.
Очевидно, что благодаря своему особому положению 
внутренняя жизнь женских монастырей также отличалась от 
быта мужских обителей. Мужские монастыри привлекали к 
себе значительно больше внимания и у лиц, искавших спасе-
ния, и у тех, кто оценивал духовные богатства и сокровища 
иноков с более приземлѐнных и утилитарных позиций, т. е. у 
разбойников
.
. Как бы то ни было, применительно, что к XI-
XIII вв. случаи воровства в женских обителях обычными раз-
бойниками в источниках не отмечены. Скорее всего, столь 
мирное положение женских монастырей объясняется их ме-
стом расположения. Но могли сказываться и иные обстоятель-
ства, например, высокое знатное происхождение значительной 
части настоятельниц. Так, большинство игумений Варварин-
ского монастыря в Новгороде были представлены вдовами 
посадников, а первые две настоятельницы Евфросиниева мо-
настыря — княжнами. Подобная ситуация присутствовала и в 
женской монашеской общине при храме святой Софии в По-

---

 ROSSICA ANTIQUA. 2015 (2)
63 
лоцке, возглавлявшейся вдовствующей княгиней. К тому же 
обители христовых невест в своѐм большинстве традиционно 
обустраивались внутри городских стен, гарантировавших мо-
нахиням помимо небесной защиты и вполне земную безопас-
ность от воров и насильников. В итоге, судя по надписи, сде-
ланной на кресте Евфросинии Полоцкой (Алексеев 1993: 70-
78), можно заключить, что единственной угрозой для женско-
го монастыря, его земель и его реликвий продолжительный 
период оказывались лишь представители высшей церковной 
власти — епископат.
Представленный краткий обзор не претендует на полное 
раскрытие проблемы игуменского управления в женских мо-
настырях Древней Руси. Но уже при первом подступе к во-
просам организации древнерусского женского иночества при-
ходится признать, что внутренний строй и жизнь таких обите-
лей в XI-XIII вв. пока что ещѐ остаются малоизученными. По-
ложение женских монастырей в церковно-административной 
структуре киевской митрополии существенно отличалось от 
того статуса, которым обладали мужские обители. Очевидно, 
что специфика организации женской обители, обусловленная 
множеством социальных и гендерных факторов, также накла-
дывала свой отпечаток не только на организацию настоятель-
ской власти, но и на поведение ктиторов, если те были жен-
щинами. Однако это не ограничивало права женщин, наследо-
вавших обязанности донаторов. Более того, в случае женского 
Спасского монастыря вблизи Полоцка княжна-инокиня Ев-
фросиния приняла на себя управление созданной ею мужской 
обителью. Столь же неоднозначным видится и статус настоя-
тельниц. Далеко не все они именуются игуменьями. Вполне 
возможно, что в ряде случаев ктиторы могли и сами осу-
ществлять управление собранных на их иждивении иноческих 
общин. Летописание почти ничего не сообщает об игуменских 
хиротессиях настоятельниц. Сами же инокини не замечаются 
в общественных богослужениях и торжественных процессиях. 
Тем не менее, именно женские монастыри оказывались более 
безопасными для своих насельниц, если те не выходили за 
стены своих обителей.

---

 ROSSICA ANTIQUA. 2015 (2)
64 
Автор: Гайденко Павел Иванович – доктор исторических наук, до-
цент, профессор кафедры гуманитарных дисциплин Казанского националь-
ного исследовательского технологического университета (
ул. Карла Маркса, 
72, Казань, 420015, Россия
). [e-mail]